Вопреки

POV Белла Сегодняшний вечер мало чем отличается от других, на которых мне довелось присутствовать ранее. Десятки людей, развлекающие друг друга различными россказнями о том, как его или её дочь составила партию какому-нибудь графу и после свадьбы уехала вслед за супругом из родного дома. При этом не говоря ни слова о том, что, возможно, уезжая, она не испытывала к своему мужу ничего, кроме чувства омерзения и страха перед семейной жизнью. Рассуждая о подобных вещах, я всё чаще и чаще понимаю, что тем самым позволяю себе неслыханное свободомыслие. С чего я взяла, что однажды меня не постигнет та же кара? Почему я настолько уверена, что мои родители не посмеют поставить меня перед фактом замужества? Страшно ли мне жить в постоянном ожидании подвоха? Разумеется. Но ведь когда-то этот момент настанет. И мне придётся пойти против своей воли. Чем старше я становлюсь, тем яростнее меня сдавливают тиски устоев нашего времени и того общества, к которому я так или иначе, но принадлежу. Каждая девушка - это товар, да, звучит довольно грубо, но это так. Цена выдаваемой невесты складывается на девять десятых из положения ее семьи, а в остальную входит умение девушки держаться в обществе и непосредственно ее красивое личико. Всеми силами я стараюсь не думать о столь тягостных поворотах судьбы, которые могут ждать меня в дальнейшем. И стараюсь отвлечься. На званом вечере семьи Каллен мой взор прикован лишь к одной особе – к Элис. Я с неприкрытой радостью наблюдаю, как сестра раскрепощается на глазах, как она становится смелее, правда, настолько, насколько позволяют правила приличия. На её щеках вспыхивает румянец смущения, когда Джаспер Каллен решается пригласить сестру на вальс. Глаза Элис лихорадочно бегают по всему залу, и стоит ей отыскать среди гостей меня, как в её взгляде читается немой вопрос, я лишь улыбаюсь ей краешками губ и согласно киваю в ответ. Мне же веселиться совсем не хочется. Несмотря на всю роскошь, величие праздника и прекрасную музыку. Все мои мысли далеки от этого места. Душой я брожу где-то там, за горизонтом, далеко от дома, на поле битвы, где медленно тлеет и становится полноправной его частью тело любимого. Я там с ним, безмолвно лежу на сырой земле, сжимая её в руках, словно пытаюсь найти в её крупицах его частички. Наверное, всё это походит на сумасшествие – не спорю, я медленно схожу с ума, потому что, чувствуя подобное, продолжаю находиться в этом прекрасном зале и улыбаться всем вокруг. — Позвольте сказать мне с присущей прямотой, что вы самая прекрасная девушка на этом вечере, — раздаётся голос, заставивший мои мысли о прошлом разбиться о жестокую реальность бытия, словно грохочущие морские волны о скалы. На меня смотрит самый настоящий идеал мужчины: широкоплечий высокий блондин с ясными голубыми глазами, к тому же офицер. Насколько мне помнится, это был племянник достопочтимой графини Стюарт. Джонатан. Мы как-то столкнулись с ним в лесу на конной прогулке. Ещё до всего произошедшего с Джейкобом. Наши семьи были знакомы. И, взглянув на показавшуюся неподалеку мать, я замечаю, как на её губах расцветает лёгкая улыбка. Которая, впрочем, тут же сползает, стоит ей посмотреть мне в глаза. И она, подойдя к отцу, начинает ему что-то нашёптывать на ухо. Кажется, что стоит Джонатану подойти ко мне, как весь зал замирает, словно в ожидании чего-то известного только им. Но стоит заглянуть в его глаза, как я вижу, что в них играет лишь желание обладать красивой куклой. Каждое слово статного красавца пропитано лестью и стремлением угодить. Но таковы реалии нашего времени. — Благодарю вас, — отвечаю я, почтительно приседая перед мужчиной в реверансе. Хотя весь этот цирк не приносит мне ни малейшего удовольствия. Нестерпимо хочется оказаться в том времени, когда женщины будут способны сами вершить свою судьбу, невзирая на условности. Но, видимо, такого не будет никогда. Даже сама мысль об этом крайне неприлична, и порочна, и всячески осуждается в обществе. — Разрешите ли вы провести этот вечер подле вас? — задаёт следующий вопрос Джонатан. Его напористость и желание понравиться, признаться, обескураживают. Но отказать молодому человеку я не могу, ведь любой отказ столь почтительному джентльмену воспринялся бы обществом как неслыханное свободомыслие. Будь оно неладно! Но мне так отчаянно хочется сказать «нет»! Нет! Нет! Нет! Я стараюсь скрыть нахлынувшее чувство замешательства. И словно из ниоткуда, как по мановению ока, перед моим взором предстаёт Эдвард Каллен. Он как нерушимая стена встаёт между нами. — Извини, Джонатан, но этот танец мисс Свон пообещала мне ещё в самом начале вечера, — едва удостоив его своим взглядом, заявил Эдвард. Его зелёные глаза встретились с моими, явно прося подыграть ему. В данной ситуации мне не нужно повторять дважды. Да, я не слишком жажду танцев, но в данном случае решаю выбрать меньшее из зол. — О да, вы правы, я совсем забыла, — искусно имитируя правдивость, заявляю я, чем вызываю у одного из хозяев сегодняшнего вечера улыбку. — Прошу прощения, Джонатан. Наконец, мы с Эдвардом удаляемся всё дальше и дальше от остолбеневшей фигуры мистера Стюарта. — Спасибо, — только и могу вымолвить я, когда мы оказываемся надёжно прикрыты толпой гостей. — Вы просто мой спаситель. — Не за что. Я был только рад помочь, — едва заметно поклонившись, отвечает он. — По мне было так заметно, что я не хотела с ним танцевать? — интересуюсь я. Эдвард только тихо рассмеялся, услышав мой вопрос. — Скажем так, ваши глаза не горели от возможности подобного действа. Правда, мне кажется, что здесь дело не столько в Джонатане, сколько в самом танце. Вас не увлекают танцы? — спрашивает он, я же замечаю в его глазах живой интерес. — Я не хочу показаться вам нудной и скучной особой, но признаюсь, сегодня я действительно не горю желанием танцевать. Простите, — извиняюсь я совершенно искренне. При этом несколько особ женского пола, стоящие рядом с нами, одаряют меня ошарашенными взглядами. На мгновение во взгляде Эдварда отражается грусть, а ещё через секунду он излучает, к моему удивлению, понимание. Неужели новость о моей потере и состоянии стала достоянием общественности? Жалость – последнее чувство, которое я хочу ощущать на себе сейчас. — Бывает. Мне тоже порой не по душе подобные сборища. Слишком утомительно, — соглашается он, едва склонив голову. И вновь на моих губах появляется улыбка, полная благодарности, уже в который раз за этот вечер. Я уже и забыла, как это - искренне улыбаться. — Спасибо за понимание, — практически шепчу я, в ответ мистер Каллен лишь нежно сжимает мою руку. Я смотрю ему в глаза и не могу понять, отчего же он так располагает к себе? Что в нём есть такого, чего я не могу увидеть в других? Поток моих беззвучных вопросов прерывают подошедшие к нам Элис и Джаспер. Глаза обоих горят задорными огоньками, на щеках заметен нежный румянец. Вероятно, танец принёс им массу удовольствия. Ну и прекрасно. — Замечательный вечер, вы не находите? — интересуется Джаспер, то и дело бросая мимолётные взгляды в сторону сестры, которая, надо сказать, действовала ему под стать. Мы же с Эдвардом, с улыбкой взглянув друг на друга, начинаем тихо посмеиваться над этой парочкой. — Что? – тут же интересуются Эл и Джаспер в унисон, вызывая у нас ещё более откровенные смешки. Нет, ну точно парочка! Они явно не понимают нашего поведения. — Ладно, — сдаётся Джаспер. — Вообще-то я хотел предложить всем нам прогуляться завтра. Мы с Эдвардом имели смелость попросить у ваших родителей разрешение на прогулку, они не против, но сказали, что ваше мнение решающее. Вы не против нашего предложения? Элис явно не против, но её взгляд так и буравит во мне дыру. Она-то знает моё состояние и как я болезненно реагирую на подобные приглашения, особенно сейчас. — Господа, может, вы уговорите мою сестру? — просит сестра, глядя на молодых людей умоляющим взглядом. Да уж, непосредственности моей сестрице не занимать! —Я думаю, мой старший брат уговорит вашу сестру, — заявляет Джаспер и, взяв Элис под руку, уходит с ней подальше от нас. — Итак, почему же вы не хотите провести завтрашний день на прогулке? – спрашивает Эдвард. Глядя на него, сразу же понимаешь, почему этот мужчина является лакомым кусочком для всех девушек. Строгие аристократичные черты лица, волосы отливают бронзой, прекрасное телосложение и потрясающие изумрудные глаза могут с легкостью вскружить голову любой юной особе. — Я больше ценю одиночество, — отвечаю я, краем глаза успевая заметить, как губы Эдварда искажаются в лёгкой улыбке. Странный он какой-то. Никакой заносчивости, давления. Может, просто хочет произвести впечатление? — Вы, наверное, единственная девушка, которая любит побыть в одиночестве, — как бы невзначай предполагает он. — Просто сейчас я не испытываю ни малейшего желания веселиться и радоваться жизни, и мне не хочется портить вам настроение, — признаюсь я, мысленно надеясь и молясь, чтобы этого объяснения оказалось достаточно. Не хочется вновь с головой окунуться в пучину душераздирающих эмоций, тем самым позволив новоиспечённому знакомому увидеть истинное лицо моей израненной души. — Я не хотел задеть ваши чувства, - совершенно искренне говорит Эдвард. Его голос звучит участливо, без каких либо фальшивых нот, на секунду, всего лишь на мгновение, мне кажется, что он знает, что я чувствую. Немыслимо! Как он может понимать? Он не испытал горечь потери, не испытал чувства скорби. — Прошу, не стоит извиняться, - доброжелательно заявляю я, хотя едва зарубцевавшаяся рана снова начинает кровоточить, невидимая внешнему взору, но испепеляющая меня изнутри. — И всё же осмелюсь попросить вас подумать о моём предложении. Я был бы безмерно рад, если бы вы составили нам компанию. Это будет лучшей благодарностью для меня за ваше сегодняшнее «спасение». — Я обещаю подумать, — шепчу я, вглядываясь в изумрудные и проникновенные глаза Эдварда Каллена.