Вопреки

Великобритания. Начало 19 век. Пролог POV Белла

Вновь и вновь меня окутывает темнота, и пучина беспроглядного одиночества с каждым мгновением засасывает в свои сети всё глубже и глубже. Моё сердце стучит через раз, и всякий последующий стук отдаётся в висках оглушительной болью - будто удары кузнеца, который куёт стальной меч. Все громче и яростней! Словно тем самым желая навеки заковать в груди мое исстрадавшееся сердце. — Мисс Свон, вас… — Слова служанки растворяются в моём истерическом крике, который разрывает горло: — Не хочу никого видеть! Оставьте меня в покое хоть раз в жизни! – Впадая в очередной приступ истерии, словно в бреду молю я, зарываясь с головой под одеяло и пытаясь не слышать весёлое и беззаботное пение птиц за окном. Как маленький капризный ребёнок, я с остервенением закрываю уши руками и сильно зажмуриваю глаза в надежде забыться, не слышать никого и ничего и оказаться в том времени, когда меня окружало лишь счастье. Но нет. Я вновь и вновь оказываюсь в пучине боли и отчаянья. Сердце обливалось кровью, словно ему нанесли незаживающую рану... — Я всегда буду с вами, Изабелла. Моё сердце принадлежит вам по праву… Слова Джейкоба эхом раздаются в ушах, затмевая остальные мысли и чувства, а самое ужасное во всём этом то, что всё это ложь! Слова, произнёсённые впустую. Не слова, всего лишь звук, который затмевает рассудок и заволакивает глаза пеленой забвения. — Ложь, — это слово беспрепятственно слетает с моих уст и растворяется в тишине. С невероятной силой я сжимаю в руке маленький золотой медальон, подаренный мне когда-то любимым, словно соломинку, связывающую меня с реальностью и не отпускающую в плен темноты и неизвестности. — Ваш отец ждёт вас у себя в кабинете, — слышу я спокойный женский голос. В нём, несмотря на кажущееся безразличие, чувствуется забота и печаль. А через несколько мгновений по всей комнате раздаётся едва слышный звук закрывающейся двери. Мне ничего не остаётся, как повиноваться воле отца и, несмотря на бессилие, отправиться к нему в кабинет. Кажущийся коротким путь от своей спальни до отцовского кабинета я преодолеваю поразительно долго. Мой безучастный взгляд иногда всё же концентрируется на каких-то мелочах обстановки дома: портретах, вазах с цветами, служанках, которые то и дело начинают перешёптываться между собой, стоит мне пройти мимо них. Устало шаркая ногами и из последних сил борясь с предобморочным состоянием, я всё-таки добираюсь до заветной, чуть приоткрытой двухстворчатой двери из тёмного дуба. Перед тем как постучать, я замечаю через образовавшийся просвет между дверьми, как отец нервно бродит по комнате из стороны в сторону. Обессиленно вздохнув, я стучу. Шаги вмиг умолкают. — Войдите, — слышу я нервный голос Чарли. Стоит мне услышать дозволение войти, как я распахиваю дверь и вхожу внутрь. Я знаю, что выгляжу просто ужасно и мне не нужно поднимать глаза, чтобы увидеть, что, стоило мне показаться перед отцом, как в его взгляде полыхнула боль. Кажется, я даже почувствовала её кожей. —Белла, — раздаётся родной и ласковый голос отца. В ответ от меня он слышит лишь тишину. Как я выгляжу сейчас в его глазах? Скорее всего, очень глупо и нелепо. Хотя, вероятно, я и без этого выгляжу сейчас неподобающе. Девушкам нашего времени не положено показываться даже перед родителями в столь угнетённом состоянии, мы всегда должны быть счастливы, радовать взгляд, как бы тяжело нам ни было. Стоя перед отцом, я чувствую себя беззащитной. Одинокой, разбитой на тысячу осколков. Единственное, на что я способна - это маниакально сжимать в ладонях маленькую вещицу, которая является единственным напоминанием о том, чьё сердце так и не смог уберечь Господь в безжалостной войне за свободу и веру в лучшую жизнь. Чем я заслужила подобную ношу? Которая тяжёлым грузом упала на мои плечи, грузом, к которому я была совершенно не готова. Никоим образом. Абсолютно. Статный силуэт возлюбленного расплывается в глазах от застилающих взор слёз, и лишь его любящая улыбка врезается в подсознание. — Я вернусь… — Эти слова были произнесены с горячей решимостью в голосе и незыблемой верой в их правдивость. Какой молодой юноша будет готов признать тот факт, что он не вернётся домой? Вот и Джейкоб пообещал того, чего не должен был обещать. От подобной самонадеянности ещё тогда что-то кольнуло в груди, но я промолчала и постаралась отогнать плохие мысли А через пару месяцев мои опасения подтвердись. На пороге нашего дома возник посыльный. Одно письмо - небольшое послание, написанное изысканным почерком, разрушило все данные любимым обещания о скалистый утёс действительности. — Это был его долг, пойми, Белла! Он должен… — Забыв обо всех правилах приличия, я бессовестно прерываю отца на полуслове: —Он должен был вернуться! Он обещал!— кричу я, с вызовом взглянув на Чарли и с силой ударяя кулачком по первой попавшейся под руку поверхности. Словно этот жест смог бы избавить меня от удушающей боли, которая, словно змея обвивает моё тело и с каждой секундой сдавливает и без того хрупкие кости всё сильнее и безжалостнее. На лице отца отражается немыслимая мука, а родные черты искажает печаль и обреченность, заставляющая моё сердце сжаться в который по счету раз за этот день, но на этот раз от чувства вины перед папой. — Простите, отец, — шепчу я, стыдливо пряча свой взгляд. Я уже готова услышать от отца речь на тему долга, который каждый из нас должен принять и пронести через всю жизнь, невзирая на невзгоды, так как каждому из нас была уготована своя собственная судьба, но неожиданно до боли родные и так необходимые сейчас руки папы с нежностью обнимают меня за плечи, я же обнимаю его в ответ, стараясь обрести в этих объятиях силы для борьбы с болью, уготованной мне судьбою. Его сильные от природы руки с неимоверной нежностью гладят меня по спине. Что только распаляет мои и без того не тихие рыдания. Мне оглушительно больно. Болит всё, совершенно, кажется, что всё внутри меня в один момент решает дать сбой. — Родная, всё пройдёт, — шепчет отец с любовью. — Я обещаю, что со временем тебе станет легче. Это не пройдёт совсем, но боль поутихнет. И ты научишься радоваться жизни. Единственное, что мне оставалось - это слушать. И надеяться, что отец, как и обычно, окажется прав в своих суждениях. — Почему я ничего не чувствую, кроме боли? – спрашиваю непонимающе, стараясь унять вновь рвущиеся рыдания, но с каждой секундой становится только хуже и, кажется, пройдёт лишь мгновение, и я рассыплюсь, словно прах, развеянный по ветру. Отец лишь устало вздыхает, услышав вопрос. Его губы легонько и заботливо касаются моего лба, и на минуту мне становится легче. Боль отступает перед отцовской любовью, словно поверженный в бою враг. —Знаешь, как бы это ужасно ни звучало, но, поверь, хорошо, что тебе больно, — отвечает отец, вновь обняв меня, словно маленького воробушка. — Но что хорошего может быть в боли? – интересуюсь я, недоумевая, пряча лицо у него на груди. — Она означает, что ты любила. И у тебя по-настоящему хрупкая и нежная душа, которая не зачерствела. А подобное встречается сейчас крайне редко. Джейкоб останется с тобой навсегда, в твоем сердце, в твоих воспоминаниях. Ведь он обещал охранять тебя всю жизнь и уберегать от невзгод, — говорит папа, нежно поглаживая меня по волосам и целуя в макушку. У меня лишь вырывается вздох, полный облегчения, а в голове вспыхивают до боли приятные воспоминания о нашей практически последней встрече с Джейкобом. — Ваше сердце и душа останутся наивысшим даром, который мне преподнесла судьба. Я обещаю беречь их, как своё собственное сердце и душу, а возможно, даже ещё сильнее! Слова возлюбленного звучат в моём сознании так же отчётливо, как и в тот день, когда мой отец благословил наш союз. Но значение этих слов утонуло в простой формальности, так как судьба не подарила нам с любимым и дня, чтобы насладиться обществом друг друга. Мы так и не почувствовали, каково это - испытать предсвадебное волнение, первый трепет от супружеской жизни, почувствовать, как это - быть единым целым с тем, кого любишь. Через несколько дней после предложения , на которое я, разумеется, ответила безоговорочным согласием, Джейкоб покинул свой родной Ховик-холл и больше никогда туда не вернулся, оставшись на поле битвы как вечный защитник своей страны и своего родного края. — Я попрошу Марту принести тебе обед, ты не ела почти три дня, — говорит отец с неприкрытым волнением и болью в голосе. Единственное, что мне остаётся - это устало вздохнуть и повиноваться воле отца.