Интервью. 19 Голодные Игры

-Ну, золотко, как ты и просила, - улыбнулся Расмус, оглядывая меня с ног до головы. - Мило, элегантно, без каблуков и похоже на костюм брата. Лост гордо посмотрел на трибутку. Его первая "подопытная" оказалась на удивление красивой и холеной: кожа была слегка суховатой, но лосьоны быстро исправили этот недостаток; волосы были длинными и чудесно укладывались в прическу, а идея её брата по поводу масок обрадовала всю команду подготовки. Как и следовало ожидать, Амелия производила невероятное впечатление на окружающих. -Удачи тебе, - кивнул стилист. - Помни, ты лучше большинства. Ты справишься. Ах Расмус! Если бы ты знал, что все твои труды напрасны? Если бы ты только знал... Но надо улыбнуться. Надо показать всем, как ты счастлива, когда хочется спряться и реветь, реветь, орать, срывать горло, избавляться от боли. -Святослав! - прошептала я, глядя на своё отражение в зеркале. - Расмус, огромное спасибо! Смотря на свое светло-синее платье с небольшим вырезом, на макияж, оттеняющий зеленовато-карие глаза, на маску, придающую загадочность, на светлые брови вразлет, на тонкие, смугловатые руки, я во второй раз за свою жизнь почувствовала себя красивой. Первый раз я поняла, что красива, перед конкурсом по свободному танцу, в котором победила. И теперь... Почувствовала себя окрыленной, поэтому как-то даже не думала о многотысячной толпе, которая с нетерпением ждала её появления на сцене. Она помнила лишь только то, что брат, легко поцеловав её щеку, высказал своё восхищение. Это вдохновляло. Это убеждало в благоприятном исходе. Я, мягко улыбаясь, вышла на сцену. Прожектора, разноцветные огни, сумасшедший рев толпы. И Фликерман, прямо в центре этой какафонии из звуков, цветов, движения. Я на секунду подумала, что сплю, а моя бурная фантазия все сделала сама. Правда, слишком много всего было осязаемым. Во сне я редко уделяла внимание деталям, а здесь они буквально впивались в глаза: и очередная прическа ведущего, и свободное кресло трибута, на вид совершенно дискомфортное. Она обратила внимание даже на конфетти на полу. Все таки не сон. - Здравствуй, Амелия. Выглядишь очень загадочно в этой маске, - поприветствовал меня ведущий. -Здравствуйте, Цезарь, - я решила не убирать улыбку. Впечатление должно быть хорошим. А то, что ведущий отметил загадочность образа, настраивало меня на нужный лад. Так и планировалось. -Рада, что тебе понравилась маска. Мне кажется, мой стилист продал душу дьяволу - создать такую красоту вручную мне не представляется возможным. - Бьюсь об заклад: это все волшебные капитолийские технологии. Расскажи нам немного о себе, Амелия, - Фликерман, закинув ногу на ногу, пристально смотрел на меня. -Знаешь, я очень счастливая. У меня чудесная семья: заботливые родители и бабушка, любящий брат. Со мной носились с самого рождения, всячески развлекали, учили, наставляли, помогали... Любили в конце концов. Это очень здорово. Даже немного нереально, - серьёзно сказала девушка. - Я учусь в Академии Миротворцев, умею обращаться с разным оружием, знаю латынь, играю на пианино и танцую. Я люблю поэзию, люблю архитектуру постмодерна. Мечтаю о блестящей карьере, о большой семье. Стремлюсь сделать родителей счастливыми, стремлюсь оберегать брата от необдуманных слов и поступках. Правда, не очень успешно. Последние слова оказались на удивление грустными. Родителей она явно не осчастливила. А когда брат вызвался добровольцем, то, кажется, разбила маме сердце и душу. Нетрудно догадаться, что при хорошем раскладе она потеряет одного ребенка. При плохом - двух. Амелия вздохнула и посмотрела на ведущего, попыталась заглянуть в его глаза. Есть ли у тебя дети, Фликерман? Пытался ли ты представить, что кто-то из них может стать участиком этих жестоких, нечеловеческих игр? Думал ли о боли, что будет преследовать тебя, когда твой ребенок умрет? От яда ли, от ножа в спине, от заражения крови? Догадывался ли ты, что чувствуют родители, отправляя своих детей, свою надежду на светлое будущее на верную смерть? Пытался ли ты хоть раз примерить чужие эмоции, Цезарь? Вряд ли хоть что-то промелькнуло в её взгляде, вряд ли хоть одна дрогнувшая мышца испортила её непроницаемую маску веселости и легкой грусти. А мысли летели, летели. - И правда не очень успешно, - покачал головой Цезарь. - Как ты относишься к тому, что здесь с тобой твой брат? - А как ты думаешь, как я могу к этому относиться? - вопросом на вопрос ответила девушка, глядя на огромнейшую толпу, которая слушала её, затаив дыхание. - Он мой самый родной на свете, самый лучший, самый любимый. Мы всегда целые, всегда неделимые. Нам даже сны одни и те же снятся. Помню, когда я очень сильно ударилась на тренировке, а он тогда был в другом крыле Академии. Прибежал через две минуты, всех растолкал, отнёс меня на руках к доктору. А потом сказал, что почувствовал резкую боль в колене. В том же самом, на которое упала я. А бывало, что он просто смотрит на меня, и я понимаю, что думаем мы об одном и том же. Без слов, без жестов - мы просто чувствуем друг друга. А представь теперь, что кто-то из нас умрёт. И останется один. Без того, кто всегда тебя понимал, поддерживал, кто любил тебя. Ты не знаешь, как это? Терять половину себя? Оставаться такой же снаружи и полупустой внутри? Я понимаю, что звучит слишком пессимистично, но если победителем будет трибут второго дистрикта, то он будт один. А это всё равно что бездна. И я на шаг к ней ближе. Откровенно. Душещипательно. И правдиво. Мел не ожидала, что сможет настолько красноречиво описать все свои чувства. Действительно, почему бы не довериться толпе? Не открыть закрома своей души родителям, которые, наверняка, смотрят телевизор? Почему бы не сделать своего рода прощание с ними со всеми? Наверное, это не было прощанием - Амелия надеялась. Надеялась на лучший исход, каким бы он ни был. - Это Голодные Игры, дорогая. И вы знали, на что шли, - очаровательно улыбнулся ведущий. - Как я понимаю, нас снова ждет союз брата и сестры на Играх. У нас такое уже было, если помните. Ребята дошли до финала. Вас будет двое или вы его кого-то хотите видеть в своем лагере? Дорогая. Амелию чуть не вырвало. От отвращения. Этакое пренебрежительное отношение к её персоне. Ох, зря. Она ведь многое может выкинуть. Или подкинуть. Яда, например. От последней мысли губы сами собой расплылись в улыбку. "Я бы никогда не пошла на это будь у меня выбор. И Амир бы не пошёл", - думала Мел, говоря то, что от неё ожидали. - Конечно мы знали на что идём, и, думаю, почти об этом не жалеем. Живем моментом, - копируя улыбку ведущего и слегка облокатившись на спинку кресла, отозвалась девушка. Ага, конечно. Так знали, на что идём, чуть из штанов на Жатве не выпрыгнули. Бесит, бесит, бесит. Он ничего не понимает. Ничего. И они тоже. На что она надеялась? На внимательное рассмотрение её проблемы? На изменение правил? Нет, конечно это просто мираж. Эти люди хотят зрелищ, развлечений, крови. Можно давить на жалость, можно взывать к здравому рассудку, к холодной логике, к сохранившимся остаткам истории. Можно надеяться. Только надежды имеют свойство разрушаться. - А по поводу союза... Я не уверена, посмотрим по обстоятельствам. Вполне вероятно, что у нас с Амиром появится союзник. Или союзница. Вообще то Мел знала, что брат ни за что не подпустит чужака к себе или к ней. Хотя бы потому что чёртовы союзники оставляют ночью ножи в спинах. Но надо же хоть как-нибудь запудрить мозги капитолийцам. Надо же добавить чуточку загадочности к надетой маске. - Ну, желаю вам удачи и твердой руки, особенно если попадете в финал, - он почему-то рассмеялся. - Спасибо, Цезарь. Удача мне не помешает, - улыбнулась Амелия, изящно поднимаясь со стула. Хрупкая снаружи, сильная на деле, надломленная внутри. Девушка подошла к краю сцены, послала жителям Панема воздушный поцелуй и поклонилась. -Мама, папа, я вас очень сильно люблю. Держитесь. Верьте. Надейтесь. А я постараюсь сделать всё, что в моих силах, - произнесла Мел. Тишина мягко растворила в себе слова пятнадцатилетней трибутки. Совсем ещё девочка, совсем маленькая. Совсем одна перед толпой. Перед миллионами - и совсем одна. Ощущающая на себе дикое количество взглядов, так и разбирающей её на кусочки, изучающей её. И никакого понимания. - Спасибо за тёплый приём в Капитолии, - добавила Рок, повернувшись к членам жюри и новому президенту. Люди заголосили, заорали, начали визжать, хлопать в ладони, топать ногами. Волнение, заинтересованность. Они хотели разгадать её, хотели докопаться до чувств, до души девочки. Единственное, что Мел могла позволить им увидеть, было её лицо. Она аккуратно сняла маску. Поклонилась еще раз. И ушла.