Nuit sois plus lente

      Титаник по определению являлся прорывом, новой эрой судостроения. Этому предшествовало не слишком благополучное обстоятельство дел, но в конечном итоге все привело к рождению легенды. Некогда преуспевавшая, основанная в 1845 году компания Уайт Стар Лайн, в самом начале двадцатого века начала чувствовать за собой погоню своего главного конкурента — компании Кунард Лайн. Несмотря на очевидно больший за все время существования успех Уайт Стар, в 1907 году Кунард выпустили два пассажирских лайнера под названиями «Мавритания» и «Лузитания». Оба они превосходили любое другое судно по размерам и скорости, на радость своим владельцам и на зависть соперникам. Впрочем, и это было не самым большим щелчком по носу уязвленной гордости Уайт Стар. В 1909 году Мавритания завоевала «Голубую Ленту Атлантики», главный приз, присваиваемый за рекорд скорости при пересечении Северной Атлантики. Корабль установил рекорд в двадцать шесть и шесть узлов или сорок восемь и два километра в час. Голубая лента — почетнейшая награда, коей всякая уважающая себя судоходная компания мечтала добиться. Несомненно, это не было показателем качества и способностей корабля, и каждый оставался весомым и почетным членом морской братии даже и без этого трофея, но это было высшей степенью авторитетности, признания и лидерства, столь желанной даже самыми наименее тщеславными. Два гиганта судостроительной промышленности дышали друг другу в спину. Уайт Стар впервые смогли взять свой приз в 1872 году, после чего их победы с Кунард стали чередоваться. Вскоре появление у соперников двух крупнейший судов заставило серьезно задуматься исполнительного директора Брюса Исмея и президента ирландской судостроительной верфи «Харленд энд Вулф» Уильяма Пирри. Было необходимо принимать меры, дать толчок важнейшей вехе в истории компании. Уже через два года первым на свет появился старший брат — «Олимпик», а еще через десять месяцев легендарный «Титаник». Старший, равно как и все остальные, не знал о том, что проживет дольше. Два так похожих брата c такими разными судьбами. Олимпик слыл бывалым моряком, за многие годы попадавшим в крупные передряги, получавшим мелкие увечья и серьезные повреждения, но всегда выживал. Младшему же брату близнецу повезло гораздо меньше. Последний раз они видели друг друга в порту Белфаста, перед выходом Титаника в первый и единственный рейс. Как бывает про выдающихся людей говорят «ушел на пике жизни и славы», так и о Титанике напрашивалось сказать то же самое.       Но а пока никто еще ничего не ведает, ни путешественники, ни тот, кто наравне с небезызвестным главным конструктором мечтал о претворении в жизнь одной общей мечты. Мистер Исмей почувствовал, что успех возвращается к нему еще тогда, когда Титаник торжественно спускали на воду в Белфасте, 31 мая 1911 года. Это был счастливейший день для всех, кто на протяжении нескольких лет беспрестанно трудился, создавая корабль мечты. Счастью исполнительного директора не было границ. Он осознавал, в какой наивысшей мере истинно титанический корабль удалось соорудить, какой фурор он будет производить и что равных ему не отыщется еще очень долго. Его восторг и радость были неподдельными, и он был преисполнен гордости не только за себя, но и за будущее Уайт Стар Лайн. Сам Исмей, вопреки устоявшимся суждениям, никогда не был тем, за кого его так ошибочно и огульно стало принято считать после трагических событий. Это был большой предприимчивый энтузиаст, завсегда знавший, где подоспеть, что делать, за что взяться и как подойти к намечающемуся проекту, чтобы тот "выгорел". Немудрено, что лучший из них — его Титаник должен был быть грандиозным и никак не меньше, а также, если того позволяли возможности и имеющиеся ресурсы, бить всевозможные рекорды.       И вот, во время плаванья Брюс Исмей тщательно размышлял над тем, как продемонстрировать все без исключения лучшие характеристики лайнера. Уже имеющийся в кармане успех корабля, как и всей компании, безусловно удовлетворял и радовал, но мужчину все никак не покидала мысль о том, что можно сделать еще больше и еще лучше. Прибытие Титаника в порт было запланировано на среду будущей недели, то есть через три с половиной дня, и тут Исмея осенило. Он, разумеется, знал о быстроходности Титаника и скорости, которую тот может развить, знал также и о том, что в данный момент тот идет не в полную силу. Нынешняя скорость средней турбины составляла 70-75 оборотов, что приравнивается к 21 узлу при максимальных 23. Блестящая же идея директора заключалась в том, чтобы попытаться достичь пункта назначения раньше предполагаемого срока и тем самым изумить общественность. Рассчитав все это, мистер Исмей взбодрился и решил безотлагательно переговорить с капитаном Эдвардом Смитом, и разузнать о том, что можно предпринять. Уже полчаса спустя оба сидели в ресторане и обсуждали новую грандиозную идею фикс непоседливого массовика затейника. Исмей был погружен в изучение плана машинного отделения и бойлерных, неспешно покуривая сигару.  — Всего установлено 29 котлов…так...из них 24 двухсторонних паровых, — заключил Исмей, внимательно исследуя документ.  — Из 24 задействованы 20, так как этого вполне хватает.  — Значит, остальные четыре котла вы не запускали?  — Нет, не вижу в том необходимости. Мы вполне укладываемся в график.  — Видите ли, прессе известны размеры Титаника, но я бы хотел всех поразить еще и его быстроходностью. Пусть в газетах напишут что-то новое, пусть его обсуждают снова и снова. Этот первый рейс Титаника должен стать сенсацией!  — Мистер Исмей, мне не хотелось бы перегружать двигатели пока они не до конца приработаны. Кроме того, большинство котлов содержат много воды, из-за чего на их разработку потребуется от 8 до 10 часов и это, как вы понимаете, немало. Исмей призадумался, соображая каким еще способом попробовать уговорить капитана на эту авантюру. Он понимал, что в принципе над любыми решениями не властен и окончательное слово все равно будет только за капитаном, однако стоило попытать счастье и напоследок поднадавить на оставшиеся рычаги.  — Конечно, я всего лишь пассажир и полагаюсь полностью на ваш опыт, но вы просто представьте — вы станете героем, если этот рейс закончится прибытием в Нью-Йорк во вторник вечером, ко всеобщему изумлению! Об этом напечатают в газетах, напечатают о вас, мистер Смит!       Капитан немного отвернулся и нахмурил брови, его лицо явственно выражало дилемму, так некстати возникшую перед ним. Для него никогда не имела значения слава, пусть даже заслуженная, и перспектива попасть в газеты прельщала его в самой малой степени. Безусловно, он не рассматривал предложенную затею в абсолютно отрицательном ключе и опасной ее не считал, но во всем этом ему скорее не импонировали ненасытные аппетиты Исмея. Капитан отнюдь не относился плохо к этому человеку, но считал, что тот всякий раз хочет объять необъятное и никак не может остановиться на очень даже немалом достигнутом. Тем не менее, решиться капитану дать положительный ответ помог сам Титаник, пожалуй, единственный, ради кого он сейчас был готов на многое. Он несомненно заслуживал того, чтобы о нем не смолкали толки и бравая молва ходила по всему свету даже много лет спустя после этого круиза. Еще немного помешкав, мистер Смит, не проронив ни слова, чуть заметно и как бы нехотя кивнул, после чего встал из-за стола и вышел из ресторана.  — Превосходно, — по лицу мистера Исмея скользнула еле заметная улыбка триумфатора. После разговора с ним Смит направился к капитанскому мостику. Там его уже поджидал старший радист Джон Филипс с какой-то бумагой в руке. Рядом возился Уильям Мёрдок, который проверял исправность оборудования.  — Ну, что такого интересного вы хотите мне сообщить, мистер Филипс? Да, кстати, Брайд на вахте?  — Да, он в рубке. Сэр, сегодня поступило несколько сообщений о ледовых предупреждениях. Первое поступило от лайнера Карония, затем об айсбергах доложили с Балтика и Америки. А еще… — у радиста подрагивал голос, что он тщательно пытался скрыть, однако капитан это все же заметил.  — Ноордам, да, они вторыми доложили о местах в том же радиусе, что и Карония. А вот на счет двух других сообщений я не был в курсе, благодарю вас, мистер Филипс.  — Во сколько поступило сообщение с Америки? — в разговор вмешался Мёрдок.  — В 13:45, сэр, — ответил Филипс.  — Оно у вас есть при себе? Радист протянул Мёрдоку карту, а также лист, на котором было написано, что несколько больших айсбергов видели в 620 километрах к югу от Ньюфаундленда.  — 41°27′ северной широты и 50°8′ западной долготы, и дальше к югу … сэр, по этому месту пролегает наш дальнейший маршрут. Нам нужно быть бдительнее!  — Мы пойдем чуть севернее, чтобы быть подальше от места скопления ледников, насколько это будет возможно. И да, мистер Мёрдок, распорядитесь, чтобы в бойлерных задействовали еще два котла. Вы можете идти, господа.  — Будет сделано, сэр.       Капитан остался один. Он подошел к иллюминатору, сложил руки на груди и стал всматриваться в даль. Его мысли были заняты всем понемногу. Ледовые предупреждения. Закономерно возникали мысли об опасности, хотя о ее действительной угрозе Смит не тревожился, для него это скорее было чем-то самим собой разумеющимся. Пожалуй, это то, что ходит бок о бок с тобой во время любого плаванья и что по его убеждению не представляет риска, если строго следовать выверенной схеме. Главное он знал — в следствии отданного приказания об увеличении скорости отныне всем нужно было быть более сосредоточенными и внимательными, и он был уверен, что его ребята никогда его не подведут. После этого думы его сами собой стали уходить в иное русло, и он вдруг вспомнил как плавал на Олимпике. Они с этим кораблем вдвоем прошли через огонь и воду, и именно на нем Смит последний раз плавал до того, как был назначен командовать Титаником. Ему никак не удавалось забыть, как примерно год тому назад, 20 сентября, Олимпик столкнулся с британским военным крейсером Хоук. Он помнил, как у него замерло сердце в тот самый момент. О том, что никто не пострадал и корабль не затонет ему доложили не сразу. 14-метровая пробоина по левому борту была выше ватерлинии, благодаря чему судно осталось на плаву. Всего было повреждено два отсека. Тот рейс точно также совершался через Атлантику, корабль шел по фарватеру, все были предельно осторожны, команда слаженной. Смит стоял на мостике вместе с рулевым и лоцманом, все они сразу заметили крейсер на горизонте. Курсы двух судов сходились под очень маленьким углом, действия военного крейсера были непредсказуемыми и в конечном итоге он столкнулся с Олимпиком носовой частью. Хоук пострадал много больше и Уайт Стар Лайн были признаны виновниками. Эдварда Смита обвиняли в халатности и небрежности, но он стоически вынес это испытание. Инцидент был весьма спорным, и капитан чувствовал, что не все так просто и не до конца справедливо. Смит все думал о том, что у Олимпика была непростая судьба и он претерпевал за годы своего существования слишком много. Тем не менее, отрадой для сердца моряка было осознание того, что тот доблестно выдерживал все выпадавшие на его долю несчастия. Кому в целом свете как не капитану чувствовать своего боевого товарища, его настроение, поведение, великую ответственность за него, кому как не ему любить и оберегать его. Однажды вверенный, с которым быть может предстоит быть рядом всего-то раз, уже навсегда станет родным и не сможет позабыться. Так же Смит относился и к Титанику, ставшему милым его сердцу еще в тот самый момент, когда он впервые увидел его по прибытию в порт. Первое, о чем тогда подумал капитан, это то, как же сильно лайнер похож на своего брата. Смит словно и не расставался с ним. Мужчина помнил и о том, как утром того же дня вышел на крыло мостика, положил руки на новые, еще никем не тронутые перила и наслаждался сказочной красоты видами, чудным солнечным утром. Вода озарялась ярко сияющим солнцем и блеск ее отражался в лучащихся счастьем небесно- голубых глазах капитана, становившихся еще светлее. Это путешествие будет последним для него, после которого неумолимо подойдет срок выйти в отставку. Неизбежная, вынужденная необходимость, ранящая сердце глубоко и неисцелимо. Океан — его мир, корабль — его дом и все это придется покинуть. Но уйти с подмостков не только с печалью, но и с радостью о всех счастливых годах — вот что действительно важно. Время вспять не обратить и раз уж придется принять такой удел, то стоит запомнить все только самое лучшее. Сейчас, пробуждая в памяти те ни с чем не сравнимые чувства и воспоминания, он готов поклясться, что на свете не сыщется ничего более упоительного, трогательного и прекрасного, чем то, с чем ему посчастливилось повстречаться в своей жизни.