Неравноценный обмен

      Папа помог Петунье занести чемодан и вернулся на утопавшую в клубах серого дыма платформу. «Хогвартс-экспресс» напомнил ему старые паровозы, которые он застал ребёнком, живя в южном Уэльсе. Папа был родом из угольного городка Абербаргойд*. В военные годы его старшие братья по двенадцать часов проводили в шахте; сам он начинал кочегаром, потом помощником машиниста — подбрасывал уголь, в середине пятидесятых в погоне за лучшей жизнью перебрался в Манчестер, где встретил маму — учительницу из Ирландии и, наконец, осел в Коукворте.       Лили ловила руками облака, плывшие над платформой. «Хогвартс-экспресс» издал протяжный гудок и тронулся с места. «Сейчас такие можно встретить разве что в музее или на выставке, — размышляла Петунья, проталкиваясь по коридору, — паровозы медленные и сильно дымят, неудивительно, что их вытесняют электровозы и тепловозы».       Петунья впервые надолго расставалась с семьёй. Вечером перед отъездом сестра помогла ей упаковать школьную форму, книги и «учебные принадлежности» — так мама называла телескоп, весы, котёл и волшебную палочку. С последней Лили день напролёт носилась по дому, размахивая так и этак, пока едва не выбила себе глаз. Мама в умилении прижала руки к груди, когда она облачилась в мантию и нахлобучила на бедовую голову остроконечную шляпу, которая ожидаемо оказалась не по размеру и сползла на глаза.       Скрепя сердце, Тунья призналась себе, что ей совсем не хотелось бы, чтобы на будущий год Лили тоже пришло письмо с сургучной печатью. Сестре с лихвой хватило бы вышивания, пения и танцев, в которых она безо всякого волшебства преуспела сильнее её. Да и учёба давалась ей не в пример легче — где это видано, чтобы младшую ставили в пример старшей! Накануне мама специально для Туньи испекла торт — как любила она, а не Лили — с вишней, а не клубникой, и розочками из белого марципана; а папа поздравил, обняв и пожав руку, как взрослой. И всё же Петунья ловила себя на мысли, что родители с большей радостью ожидали видеть на её месте Лили — она даже выглядела, как заправская ведьма: ослепительно рыжая, с зелёными глазами и белой кожей. Петунья же обладала самой что ни на есть заурядной внешностью, к тому же от сладкого на щеках у неё проступала экзема.       Первые несколько купе ожидаемо оказались заняты, в одном весьма грубо захлопнули дверь, едва увидев её на пороге, и только в последнем Петунье, наконец, улыбнулась удача — в купе были только взрослые мальчик и девочка. Юноша помог уложить чемодан, а девушка улыбнулась, указывая на сиденье. Тунья видела её на перроне в окружении семьи — чопорной леди, хмурого джентльмена и, вероятно, сестры, в отличие от большинства других провожающих одетых нарочито волшебно. Папа сказал бы, что они принадлежали к классу «буржуазной аристократии». «Разумеется, в мире волшебников есть своя аристократия, — думала Петунья, исподтишка разглядывая благообразное семейство. — Наверное, это очень прогрессивные люди, раз они позволяют своим детям учиться с такими заморышами, как Снейп».       — Петунья Эванс.       — Андромеда Блэк, — представилась девушка, после чего представила юношу. — Эдвард Тонкс. — Юноша протянул ладонь для рукопожатия. — Можешь звать меня Тедом. — Петунье показалось, что в приветливых, в общем, чертах Андромеды сквозило что-то властное и даже жестокое. «До чего же странные у волшебников имена — Минерва, Северус, Андромеда!»       Тед расстегнул видавший виды гитарный чехол и принялся дёргать струны, глядя в окно. У него было мягкое лицо, обрамлённое пшеничными волосами. Одет он был просто — «по-маггловски», как выразился бы Снейп.       — Сыграй что-нибудь ваше, — попросила Андромеда, расстёгивая мантию. До Петуньи не сразу дошло, что значит это загадочное «ваше», произнесённое глухим заговорщицким шёпотом, словно что-то запретное и оттого ещё более сладкое. Только когда Тед заиграл знакомую с детства мелодию, она поняла: «ваше» — значит «маггловское». Какое однако неприятное слово, созвучное со словом «дурак»*.       Андромеда, пританцовывая, сняла душившую её мантию и повесила на крючок. Под мантией обнаружились ультракороткая юбка из светлого вельвета и легкомысленный топ на тонких бретельках.       — Первый раз едешь в Хогвартс? — осведомилась она, присаживаясь рядом с Петуньей. Тунья кивнула, неосознанно отбивая такт пальцами правой руки. «Битлы» часто звучали по радио. — Думаю, я не ошибусь, если скажу, что твои родители — магглы.       Петунья насупилась. В словах Андромеды ей послышался лёгкий налёт презрения. Впрочем, она тут же тепло улыбнулась, развеяв зародившиеся было сомнения. Снейп называл мир волшебников лучшим — прогрессивным и справедливым. В мире волшебников, говорил он, нет ни англичан, ни ирландцев, ни даже «цветных» — все маги равны между собой вне зависимости от языка, веры, цвета кожи, волос и глаз.       — Верно, мои родители магглы, — гордо и даже с вызовом подтвердила Петунья. В глазах сбившегося с ритма Теда мелькнуло понимание. — Но я уже знаю всё про Хогвартс и факультеты и собираюсь в Слизерин.       «Тебе лучше поступать в Слизерин», — посоветовал Снейп. За неимением более авторитетных источников информации она ему верила — профессор МакГонагалл, учительница из Хогвартса, была слишком обеспокоена и подавлена, чтобы в подробностях рассказать ей о школе.       Тед, поперхнувшись, окончательно сбился. Андромеда изумлённо вскинула брови, её и без того большие глаза округлились и стали похожи на чайные блюдца.       — Достойный выбор, — наконец, сказала она. От Петуньи не укрылась усмешка, тронувшая её губы. — Вся моя семья училась в Слизерине, и я — только очередное подтверждение этого правила. Надеюсь, ты найдёшь в Слизерине то, что ищешь.       «А что я ищу?» — чуть было не спросила Петунья. Она не чувствовала себя ни храброй, ни хитрой, ни умной, ни упорной в труде. «Что я ищу? — Возможность показать себя, доказать, что могу быть не только не хуже Лили, но даже лучше её». Тяжело вздохнув, Тунья уставилась себе под ноги — хогвартская система не предусматривала наличие отдельного факультета для завистливых старших сестёр.       — Я так-то думал, что Шляпа отправит меня обратно, — признался Тед, — пока не услышал это, — он сделал большие глаза и вдруг закричал: «ХАФФЛПАФФ!». Андромеда засмеялась, Тунья зажала уши руками. В купе просунулась белобрысая голова.       — Развлекаетесь? — холодно осведомился вошедший, намеренно растягивая слова. Позади него маячил рыжеволосый парень с самым надменным выражением лица, какое только можно было представить. Равнодушно скользнув глазами по Петунье и Теду, он на мгновение задержал взгляд на Андромеде, которая сразу как будто бы съёжилась и потянулась за мантией. — Тебе положено делать обход, Блэк. И тебе тоже, Тонкс, — фамилию Теда блондин выплюнул, словно ругательство, — но ты можешь остаться, мы вполне справимся со своими обязанностями без помощи грязнокровки.       — Развлекаемся, Малфой, — зло ответила Андромеда, застёгивая мантию и прикалывая значок старосты. Тед, сузив глаза, отбросил гитару и тоже вскочил на ноги, прожигая глазами рыжего. — В отличие от моей сестры Беллатрикс и твоего братца, — Андромеда ткнула рыжего указательным пальцем в грудь, — я могу позволить себе делать то, что я хочу. А не то, что прикажут мамочка с папочкой.       Остаток пути Петунья провела в одиночестве. Ей не понравился тон, с которым разговаривали Малфой и рыжий. И это ужасное слово — «грязнокровка»!       На неосвещённой маленькой станции, куда прибыл «Хогвартс-экспресс», первокурсников встретил мужчина исполинского роста — настоящий великан! Бородатый и в грубо сшитой одежде.       — Первокурсники, все ко мне! — Великан помахал фонарём. — Рубеус Хагрид, школьный лесничий. — Несколько мальчиков неуверенно выступили вперёд. Остальные потянулись за ними. Несмотря на свирепый вид, Хагрид оказался дружелюбным и очень внимательным: он несколько раз останавливался, чтобы подождать отстающих. И всё же Петунья его побаивалась и старалась держаться подальше.       Хагрид провёл первокурсников к берегу большого чёрного озера, где их уже ожидали, слабо покачиваясь на волнах, маленькие лодочки.       — А вот и он — Хогвартс! — с благоговением произнёс он, широким жестом обводя циклопический замок с множеством башен и башенок, выстроенный на другой стороне озера. Петунье показалось, что его глаза увлажнились.       Они долго рассаживались; двое мальчишек, раззадорившись, толкнули третьего в воду, кто-то никак не мог найти жабу, которую затолкал в карман… Наконец, Хагрид махнул огромной ручищей, и флотилия заскользила по озеру. Начавшиеся было разговоры стихли; изначально скептически настроенная Петунья вместе с другими ребятами заворожено смотрела на приближающийся замок.       Они проплыли под зарослями плюща, скрывавшими низкий тоннель в скале, оканчивающийся пристанью в пещере под замком. Петунья едва успела наклонить голову, услышав Хагридово: «Пригнись!». Свисающие лианы напомнили ей прошлогодний сплав по заросшей речушке в часе езды от Коукворта, когда папин друг, заядлый турист-водник, приметив склонившееся над водой дерево, отдал команду «расчёска». Тунья тогда не успела сориентироваться, и ветки больно хлестнули её по лицу.       В замке Хагрид передал первокурсников профессору МакГонагалл, которая отвела их в маленький зальчик, где они нервно дышали друг другу в затылок, пока она рассказывала о предстоящей процедуре распределения по факультетам и немного о распорядке школы. Затем их отвели в другой зал, очень большой и нарядно украшенный, в котором уже собрались учителя и старшие ученики. Все они, как по команде, повернули головы в сторону распахнувшихся дверей и испытующе уставились на вновь прибывших.       Профессор МакГонагалл вынесла хлипкий на вид табурет и ветхую остроконечную шляпу. Петунья почти не удивилась, когда Шляпа, оказавшаяся волшебной, запела, — после всего увиденного она, от природы не впечатлительная, казалось, совсем разучилась удивляться. Ребята по очереди садились на табурет, надевали шляпу и отправлялись за стол одного из четырёх факультетов. Петунья заметила, что одни проводили на табурете больше времени, чем другие.       Её очередь неумолимо приближалась, и наконец…       — Эванс, Петунья!       Петунья, вытянув длинную шею, проследовала к табурету, как ей казалось, уверенной гордой походкой. Несколько ребят хихикнуло, когда Тунья, преодолевая брезгливость, уселась на табурет и надела сальную Шляпу, тут же упавшую на глаза. Ей явственно вспомнилась Лили, вертевшаяся перед зеркалом в её новой форме.       «Слизерин, пожалуйста, Слизерин», — Петунья зажмурилась и скрестила пальцы. Мальчишка Снейпов сказал, что Волшебная шляпа учитывает желания.       — Хм-м. — задумчиво протянула Шляпа. Петунья подпрыгнула от неожиданности, но тут же взяла себя в руки, вцепившись в сиденье. — Слизерин? А вы уверены? — с сомнением спросила Шляпа. — Боюсь, в Слизерине вам придётся ой как несладко!       «От сладкого у меня на лице появляются пятна, — мысленно ответила Тунья, поправляя Волшебную шляпу. — И кожа шелушится, как у змеи. — Сидевшая за зелёным столом Андромеда послала ей ободряющую улыбку. — Слизерин — факультет победителей, а я хочу побеждать!»       — О да, — согласилась Шляпа. — Подавляемые амбиции, вечно в тени…       — Слизерин, пожалуйста, Слизерин, — вслух зашептала Петунья, чтобы Шляпа уж точно услышала и учла её выбор.       — СЛИЗЕРИН!       Петунья, страшно довольная собой, поспешила к столу, накрытому изумрудной скатертью. Андромеда подвинулась, покровительственно приглашая её занять место рядом с собой. Её сестра и ещё несколько старших девочек демонстративно отвернулись. Петунья, фыркнув, в ожидании обещанного Андромедой пира начала изучать другие столы. Гриффиндорцы и хаффлпаффцы дружно приветствовали каждого присоединившегося к ним ученика, рэйвенкловцы вели себя чуть более сдержанно, но в целом смотрелись приветливее слизеринцев.       — Пожалуй, Шляпе пора на помойку, — заметил блондин из поезда — кажется, Малфой; вид у него был откровенно скучающий — он чуть ли не засыпал за столом, ковыряя вилкой в тарелке.       — Полностью с вами согласна, — поддержала его Петунья, надеясь разрядить напряжённую обстановку, сложившуюся за столом. После контакта с засаленной Шляпой ей захотелось как следует вымыть волосы и проверить их на наличие вшей.       Губы Малфоя скривились, как будто он только что в один глоток осушил стакан лимонного сока. Петунья кашлянула — хвалёный тыквенный сок оказался той ещё дрянью.       — Шляпе давно пора на помойку, — уже громче повторил Малфой, обращаясь к своим приятелям, — если она приняла решение посадить за наш стол грязнокровку.       И снова это мерзкое слово! Петунья с трудом удержалась, чтобы не вступить с Малфоем в словесную перепалку — её остановило лишь то, что обидчик был старостой. Со старостой спорить себе дороже — Петунья усвоила это ещё в маггловской школе. Малфой запросто мог снять драгоценные баллы и настроить против неё остальных.       Сидевшие за зелёным столом, отставив ужин, уставились на неё, как на диковинку из цирка уродцев — с любопытством и омерзением. Рыжий приятель Малфоя и ещё пара-тройка старших ребят прыснули в кулак; те, что помладше, не стесняясь, смеялись в голос. Среди них были задиры, устроившие драку у озера, — Мальсибер и Эйвери — Тунья запомнила только фамилии.       — Петунью Эванс никто больше не назовёт грязнокровкой, — во всеуслышание заявила Андромеда, поднимаясь из-за стола, чтобы все её видели. — Волшебная Шляпа определила её в Дом Салазара Слизерина потому, что она, по мнению основателя нашего Дома, обладает качествами, которые он при жизни ценил в учениках. Оспаривая решение Шляпы, вы ставите под сомнение решение самого Слизерина! Какое право ты, Люциус, имеешь спорить со Слизерином? И ты, Рабастан, и ты… Я вас спрашиваю? — На её голос начали оборачиваться другие ученики. Она села. Гриффиндорцы одобрительно застучали кубками по столу, хаффлпаффцы разразились аплодисментами. Громче всех хлопал, конечно же, Тед. Напоследок сверкнув глазами, Андромеда невозмутимо продолжила резать индейку. До конца пира она не проронила ни слова.       — Добро пожаловать в Слизерин! — возвестил зловещего вида призрак волшебника в старинных одеждах, заляпанных серебряной кровью. Кровавый Барон — так его звали. Малфой, с трудом скрывая омерзение, «пожал» его бесплотную руку.       По окончании пира старосты провели первокурсников в общую гостиную, располагавшуюся в подземельях и, как выяснилось чуть позже — прямо под озером.       — «Чистая кровь», — с раздражением выплюнула Андромеда. Часть стены отъехала в сторону. Андромеда решительно шагнула в проём и поманила за собой первокурсников. Другой староста, Люциус Малфой, словно провалился под землю, чему Петунья была только рада.       Общая гостиная Слизерина представляла собой вытянутую в длину комнату с низким потолком, стенами из тёмно-серого камня и выпуклыми круглыми окнами, похожими на рыбьи глаза. Первокурсники взвизгнули, когда мимо окон промчался гигантский кальмар, и даже Андромеда, казалось, вздрогнула. В камине, украшенном змеиной резьбой, слабо потрескивал огонь. Петунья обхватила себя руками — каминное пламя скорее дразнило, чем согревало. Другие девочки последовали её примеру.       Андромеда рассказала кое-что из истории Дома, показала, где находятся спальни и ванные комнаты, и даже научила их не очень сложному заклинанию, позволявшему заключать тепло в предметы и вещи — это было первое заклинание, разученное Петуньей. К немалому удивлению своих однокашников, она освоила его очень быстро.       За оставшийся вечер никто более не пытался придираться к Петунье. Девочки — соседки по спальне молча разложили вещи и разошлись по кроватям. Петунья, закончив свой туалет, без возражений заняла оставшуюся кровать у двери, и пожелав соседкам спокойной ночи, задёрнула полог. Ей снилась Лили в новой хогвартской мантии с сияющим значком старосты на груди.       Спустившись в Большой зал на первый в своей жизни завтрак в волшебной школе, Петунья огляделась по сторонам в поисках Андромеды и, не найдя её, села у самого края стола, быстро поела и собиралась уже уходить, как на плечо опустилась чья-то ладонь.       — Доброе утро, Пет! Как прошла первая ночь в серпентарии? — Тед Тонкс подмигнул ей, присаживаясь напротив.       — И тебе, Тед, — невесело вздохнула Петунья. — Немного не выспалась, но в целом довольно неплохо… Хочу спросить у тебя кое-что, но только не здесь. — Они вышли в вестибюль и отошли в сторонку, чтобы не мешать выходящим из зала ученикам.       Петунья пересказала вчерашний инцидент за столом. Тед, слушая, ковырял мыском ботинка неровный стык между плитами пола.       — Такие, как Малфой, зовут грязнокровками тех, кто появился на свет в маггловских семьях. Тех, чьи родители — не маги, как у тебя и меня. Себя они именуют не иначе как «чистокровными» и по этой причине ставят себя выше других. На самом деле, большинство из них так или иначе полукровки и только скрывают это.       — Андромеда, получается, полукровка? — спросила Петунья. Она заметила, что Андромеду на факультете не очень-то жалуют, скорее побаиваются.       — Андромеда чистокровнее их всех, вместе взятых, — Тед улыбнулся, — но не такая зазнайка, как Малфой и её сёстры. Видела бы ты её старшую, Беллатрикс! — Его передёрнуло. — Тебе повезло, что она выпустилась в этом году, закусала бы насмерть. Вышла замуж. Они похожи, как две капли воды, издали не отличишь одну от другой, и в то же время такие разные!       Ходят слухи, — он понизил голос до шёпота и наклонился поближе к Петунье, — что её муж, Рудольфус, ещё учась на последнем курсе, вступил в ряды Пожирателей смерти — тёмных волшебников, ненавидящих магглов и магглорождённых, как мы. Они развязали войну. Этим летом убили одного из братьев профессора МакГонагалл! Он был аврором — волшебником-полицейским.       — В самом деле? — ахнула Тунья, прижимая ладонь к губам, как делала мама, когда в новостях появлялись сводки из Белфаста*; мама всерьёз опасалась гражданской войны. — Поэтому она такая печальная… У них есть главный? — Во всех фильмах про бандитов непременно был главный злодей, который в финале, как правило, умирал. Или раскаивался, но после всё равно умирал.       — Есть, — ответил Тед и сглотнул; в горле у него пересохло. — Мы не называем его имени. — Тед заставил себя улыбнуться. — Пока Дамблдор в школе — мы в безопасности. Альбус Дамблдор — великий волшебник! Скоро авроры переловят их всех. Беги, не стоит опаздывать на первый урок!       В течение следующих полутора часов Петунья убедилась в том, что её магические способности ничуть не слабее, чем у других — тех, кого Тед назвал «чистокровными». Слизеринский декан, профессор Слагхорн, елейный толстяк с усами, как у моржа, даже наградил факультет пятью баллами за приготовленное ей зелье.       Несмотря на то, что Петунья не смогла завести друзей, семестр пролетел незаметно. Она неплохо училась и импонировала декану — профессор Слагхорн умилялся «талантливой маггле», ласково называя её «вновь обретённой». Андромеда подозревала, что этот термин изобретён самим Слагхорном специально для Туньи. Без особой нужды с ней не заговаривали, но обзывать больше не смели — во всяком случае, в присутствии Андромеды. Изредка делали мелкие пакости и каверзы посерьёзнее, вынуждая пропускать занятия, а иной раз — обращаться к мадам Помфри — школьной целительнице, чтобы избавиться от пары рожек на голове или чего-то ещё неприятного, но не смертельного.       Лучший или не очень, теперь это был и её мир тоже, и она не собиралась так просто сдаваться. Расцеловав в обе щеки родителей, Петунья с плохо скрываемым злорадством отметила, что Лили выглядела заметно притихшей и, пожалуй, впервые в жизни по-настоящему нервничала — до её одиннадцатилетия оставалось чуть больше месяца, а заветное письмо до сих пор не пришло.