Долгий-долгий путь к вечности

      Четыре дня Инуяша с рассветом уходил к колодцу Костоглоту и возвращался с закатом голодный и злой. Четыре дня он спрыгивал вниз раз за разом, но так и не смог попасть в будущее. Четыре дня он слушал непрерывное нытьё Джакена о том, что Сещёмару-сама покинул его. Четыре дня. На пятый день нервы его сдали, и он никуда не пошёл. Полудемон забрался на дерево и недовольно взирал на окружающий пейзаж, будто это он был виноват во всём, что случилось. Солнце прошло зенит и начинало клониться к закату, когда Инуяша внезапно осознал, что в свой мир Кагоме отправилась не одна, а с Сещёмару. До этого момента даже нытьё Джакена не зарождало мысли об этом в буйной голове и вообще будто не достигало его собачьих ушей. Лёгкий порыв ветра коснулся его вместе с этим осознанием и принёс их запах. Сещёмару и Кагоме. Инуяша мгновенно сорвался с места и ринулся к колодцу.       Когда Сещёмару и Кагоме снова оказались на твёрдой поверхности после прыжка в колодец, демон, всё так же держа в руке рюкзак и бенто, ей же прижал к себе жрицу и поднял наверх. Он недовольно подумал о том, что именно сейчас ему ужасно не хватает второй руки. Девушку, едва они оказались на траве, пришлось сразу выпустить. Они направились к деревне в молчании, обо всём условившись ещё на той стороне. Сещёмару шёл впереди, Кагоме отставала всего на шаг. На один маленький почтительный шаг. Как он и потребовал, она была в белом хаори и красных хакама, поверх которых был надет каригину. Демон сам выбрал его — бледно-жёлтый, расшитый красно-золотыми хризантемами. А чтобы волосы не мешали, жрица собрала передние пряди в пучок, заколотый простой шпилькой.       — Сещёмару! — взревел Инуяша, едва заметив брата.       — Ты что-нибудь слышал? — мгновенно погасила ярость в демоне Кагоме. Сещёмару только едва заметно качнул головой. — Показалось, наверное.       — Знакомый голос? — осведомился он.       — Скорее, имя, — задумчиво ответила девушка, заставляя Сещёмару подавить улыбку. — Наверное, ветер шумит.       Кагоме поравнялась с Сещёмару и увидела Инуяшу. Она ожидала от себя вполне определённой реакции — радости встречи, волнения, теплоты внутри. Но к её удивлению, не было ничего. Не было ощущения трепетного восторга, как тогда, когда Сещёмару пришёл встретить её из школы.       Инуяша узнал Кагоме и сразу отметил, что теперь она совсем не похожа на Кикио. Но в данный момент ему более важным показалось разобраться с братом, который глубоко оскорбил его, не пожелав даже руки марать его убийством в человеческой форме. Тессайга мгновенно покинул ножны и остановился только в каком-то миллиметре от шеи демона.       — Кажется, я всё-таки переела, — тихо заметила Кагоме. — Мне бы отдышаться. Как думаешь, Сещёмару, здесь удобно будет сидеть?       Чётки на Инуяше отреагировали мгновенно, и он впечатался в землю, вспахивая её носом. Демон едва удостоил зрелище взглядом и подавил желание коснуться тех чёток, что были спрятаны под его воротом.       — Мы почти пришли, — сурово заключил он.       — Да, время не резиновое, — согласилась жрица. — У бабушки Каэде сидеть будет куда удобнее.       Земля вокруг Инуяши просела сильнее, и Сещёмару просто перешагнул через распластанное тело в красных одеждах.       — На ночь мы здесь не останемся, — тон стал совсем уж повелительным. Такому тону никто бы не посмел возразить.       — Как скажешь, — согласилась Кагоме, и Инуяша с трудом приподнял голову: с ним она всегда спорила, а тут ни слова поперёк. — Мне тоже не хочется без дела сидеть.       Инуяша оказался уже на дне довольно приличной ямы. Нет, раньше она его и глубже закапывала, но в этот раз было ещё и ужасно обидно. Может, он и оступился тогда, в сражении с Нараку, но она-то вообще молча ушла на пять дней. А теперь ещё и делала вид, будто не замечает его. Будто его вообще здесь не было. Все эти дни он терзался чувством вины, хотел попросить прощения, а она просто смотрела сквозь него, будто не видела.       Уже вечерело, когда они добрались до хижины Каэде. Встречать вышли все. Рин и Джакен бросились к Сещёмару: девочка счастливо улыбалась, а верный жаб заливал слезами брючину хакама. Шиппо, Мироку и Санго быстро подошли к Кагоме, с удивлением осматривая её. Каэде стояла у входа в дом и ждала.       — И кто это сказал, что вы с Кикио-сама похожи? — наконец озвучил Мироку.       — Давайте не будем об этом, — вздохнула Кагоме. — Лучше зайдём. Нам нужно поговорить.       Сещёмару же отвёл Рин в сторону. Ему нужно было убедить её остаться здесь. Для неё, он был уверен, здесь, с Каэде, будет безопаснее.       А Кагоме, с трудом затащив рюкзак в хижину, тут же стала вытаскивать из него то, что собиралась оставить друзьям. Она молчала, и тишина потихоньку становилась гнетущей. Наконец, она критически осмотрела выложенные вещи и повернулась к Каэде, Мироку и Санго.       — Бабушка Каэде, присмотрите за Рин? Для неё будет безопаснее остаться здесь, — попросила девушка.       — Конечно. Она только начинает привыкать к людям, — кивнула старая жрица.       — Санго-тян, ты ведь помнишь, какие лекарства от чего? — с улыбкой спросила Кагоме.       — Да, конечно, — кивнула охотница. — Но ведь...       — Я больше не смогу путешествовать с вами, — улыбка сошла с лица жрицы.       — Но, Кагоме-сама, без Вас нам не найти осколки, — попытался возразить Мироку.       — Тогда ищите Нараку. Такое зло должно было оставить где-то следы, — она пожала плечами.       — А куда ты пойдёшь? — осторожно спросила Санго.       — Я обязана Сещёмару жизнью, — ответила Кагоме. — И сейчас я — то, что нужно ему как наживка на Нараку. Так что я пойду с ним.       «То, что нужно... — отстранённо подумала она. — Сам факт, конечно, согревает, но отношение как к предмету... Очень в духе Сещёмару...»       — Кагоме, что всё это значит? — в дверях возник Инуяша. Его одежда была в пыли и грязи, а в волосах запутались листья.       — Мироку-сама, Санго-тян, Шиппо-тян, Кирара, — Кагоме улыбнулась, — мы обязательно ещё встретимся. А когда буду ходить к себе, буду оставлять что-нибудь для вас здесь.       Жрица подняла слегка похудевший рюкзак и двинулась к выходу. «Только не заплакать, — уговаривала она себя, — только не сейчас». Инуяша уже почти посторонился, но, когда Кагоме была близка к тому, чтобы сделать шаг из хижины, он схватил её за запястье. Мико остановилась, но даже не повернулась к нему, словно ожидая, что он отпустит её сам. Но полудемон только крепче сжимал её руку.       — Отпусти, — тихим требовательным голосом произнесла она.       — Что значит — ты уходишь? — ещё сильнее сжимая запястье, рыкнул Инуяша. — Кто тебе разрешил?       — Отпусти, — голос Кагоме стал холоднее и требовательнее.       — Я не хочу, чтобы уходила! — повысил голос полудемон. — Ты должна остаться с нами и найти осколки камня!       — Отпусти, — снова повторила Кагоме, но теперь к её голосу добавился и голос Сещёмару, который крепкой хваткой уже держал запястье брата.       — А ты вообще сгинь, — рявкнул Инуяша. — Кагоме останется с нами!       — Ты не в праве решать за неё, — пальцы дайёкаяя сдавили руку сильнее.       — Я вам не мешаю? — поинтересовалась жрица, осознавая, что пальцев она уже почти не чувствует. — Инуяша, ты сделал выбор...       — Это не то... Ты не понимаешь! — попытался оправдаться он, но руку, наконец, выпустил.       — Знаешь, во время пожара первым делом выносят самое дорогое, — Кагоме горько усмехнулась. — А тебе ведь и в голову не пришло, что у Кикио ещё есть стрелы и что она сама может поставить барьер. Ты просто рванул защитить ту, что была тебе дороже. Так почему ты что-то требуешь от меня?       Инуяша затих. Его запястье тоже наконец было освобождено, и он медленно оседал на пол. А Сещёмару и Кагоме, не дожидаясь ответа на поставленный вопрос, вышли из дома. Циновка даже не успела успокоиться, когда её снова всколыхнула Рин, вбежавшая в хижину. Она бросилась к Каэде и доверчиво заглянула ей в глаза.       — Бабушка, Сещёмару-сама сказал, что мне лучше у Вас остаться, — она смотрела не мигая прямо в глаза и, казалось, даже в душу. — Можно?       — Конечно, — улыбнулась Каэде. — И мне веселее.             

***

      Рюкзак был бесцеремонно вырван у Кагоме, как только они вышли из хижины. Сещёмару шёл впереди, и казалось, что даже его спина выражала недовольство. Идей о том, почему он злился, у Кагоме нашлось вагон и маленькая тележка, поэтому она старалась помалкивать, чтобы не доводить его до высшей точки кипения. А-Ун и Джакен нашлись за окраиной и явно ждали своего господина. Сещёмару указал Кагоме садиться на дракона и на него же водрузил поклажу. Он велел Джакену привязать вещи и отвернулся. Злость ещё клокотала внутри. Как только Джакен оповестил, что можно ехать, Сещёмару сделал шаг, но резко развернулся и подошёл к Кагоме. Он взял её руку и стянул рукав, обнажая запястье. Там красовался наливающийся фиолетовым синяк. Демон фыркнул и отвернулся, а девушка залилась краской.       — И где твоя хвалёная мазь? — со смесью злости и пренебрежения выдавил Сещёмару.       Через пару минут девушка уже натирала синяк чем-то с неприятным запахом. Демон поморщился, но промолчал. Он уже снова стоял к ней спиной в паре шагов от головы А-Уна. «Если эта вонь быстрее избавит её от отметины, что оставил этот ханьё, так тому и быть», — решил он.       — Тебе больно? — его тон стал привычно холодным.       — Пройдёт, — улыбнулась Кагоме. — Если бы он не разжал руку, наверняка сломал бы мне кость, — она осеклась, осознав, что сказала это вслух.       Сещёмару не ответил. Что такое сломанная кость, он знал прекрасно. И если уж он считал это довольно болезненным, то что говорить о слабом человеческом теле. «Кретин, — демон недовольно поджал губы. — Голова только чтобы уши носить». Он ещё раз повернулся, чтобы убедиться, что можно наконец идти, и увидел, как Кагоме растирает ладонью запястье. Кожа в том месте, где её сжимали пальцы Инуяши, приобрела бордово-фиолетовый оттенок. Видеть его было неприятно. И Сещёмару не мог понять, что вызывало в нём больше недовольства — то, что это рука Кагоме, или то, что это сделал Инуяша.       — Опусти рукав, — велел он.       — Да, — девушка мгновенно опустила руки, и рукава сами скрыли ладони до самых кончиков пальцев. В голосе демону послышались чувство вины и печаль.       — Ты знаешь, куда нам идти? — снова отвернулся Сещёмару.       — Я не чувствую осколка сейчас, — ответила жрица. — Но я думаю, нам на север.       Демон прислушался к себе. Запаха Нараку здесь не было, но даже без него Сещёмару всегда безошибочно определял направление. И на этот раз он был согласен с Кагоме — надо было двигаться на север. «Это и есть так называемая интуиция?» — отстранённо подумал он, направляясь дальше от деревни и оставляя закатное солнце слева. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как в нос ударил солёный запах слёз.       — Тебе больно, — на этот раз Сещёмару не спрашивал — он утверждал.       — А? — переспросила Кагоме. — Мне просто грустно прощаться с друзьями, — она вздохнула. — Прости, я, наверное, раздражаю со своими эмоциями...       — Конечно, ты раздражаешь Сещёмару-сама! — подал голос Джакен. — Наглая мико. Сещёмару-сама позволил тебе следовать за ним, а ты тут развела мокроту!       — Прости, — повторила Кагоме тихим виноватым голосом.       — Никто не умер, — холодно сообщил Сещёмару. — Оплакивать некого.       — Прости... — совсем уж на грани слышимости прошептала жрица. — Люди плачут, не только когда кто-то умер. Я сейчас перестану.       «Я хотел, чтобы она прекратила, потому что запах слёз мне неприятен, — задумался демон. — Ведь так?» В последнее время практически всё, что было связано с этой девушкой, вызывало у него сомнения. Он пошёл за ней в школу из-за онмёдзи или потому, что хотел её встретить? Он поднял её из колодца потому, что не хотел ждать, пока она сделает это сама, или потому, что хотел прижать её к себе? Он хотел разорвать того главу онмёдзи из-за того, что оттуда она бы не смогла вернуться в прошлое, чтобы искать осколки, или потому, что этот наглый человечишка посмел смотреть на неё с таким желанием обладать? Ему захотелось попробовать того мяса из-за интереса к эмоциям или потому, что его готовила она?       Пока Сещёмару всё глубже погружался в пучину размышлений, Кагоме успела не только успокоиться, но и кое-как устроиться на спине дракона и уснуть. Уснуть при том так крепко, что её не разбудило, когда она медленно сползла с его бока на землю, где только уютнее свернулась под кустом и продолжила спать. Будь она в своей школьной форме, касание голой кожей холодной травы мигом разбудило бы её, но одежда мико оставляла открытой только голову, которая с комфортом расположилась на широких рукавах.       Что что-то не так, Сещёмару понял не сразу. Смутила его изначально чересчур довольная физиономия Джакена, а уж потом он ощутил, что запах жрицы сильно ослаб. И точно — на спине А-Уна её не оказалось.       — Какая грубая смертная, — подозрительно довольным тоном начал Джакен. — Наверное, решила вернуться.       — Джакен, — иногда демонёнку казалось, что в роду Сещёмару была юкионна. — Жди здесь.       Слова верного слуги посеяли сомнение в разум демона, но он почти физически ощущал потребность убедиться самостоятельно. В сознание настойчиво толкнулось воспоминание о том, как Рин как-то сползла с А-Уна, а он не заметил и потом искал её. «Люди слабые, — вдруг вспомнил Сещёмару. — Не было бы странно, если бы её укачало...» Запах становился отчётливее, и вскоре демон оказался около небольшого куста, который во всю цвёл. В лунном свете белые цветы приобретали розоватый оттенок, а под ветвями, свернувшись калачиком, спала Кагоме. Демон не сразу решился подойти ближе, стараясь запомнить картину перед глазами. Потом вдруг вспомнились слова Рин, что спать на голой земле плохо, потому что можно заболеть. Сещёмару приблизился и осторожно стал поднимать девушку с земли. В этот момент он опять остро ощутил нехватку второй руки.       Кагоме так и не проснулась, пока демон устраивал её на своей руке и поднимал. Но стоило ему встать, как она тут же прижалась к нему, будто ощутив знакомое тепло. Если на её поиски Сещёмару нёсся со всей своей стремительностью, то обратно он шёл медленно и осторожно. И опять разум разъедало сомнение: не хотел разбудить, чтобы не было проблем завтра, или не хотел выпускать из рук?