Долгий-долгий путь к вечности

      Когда Оокунинуши-ками-сама вышел из хижины, Ариса была готова броситься той девчонке в ноги с выражением всяческой благодарности, потому что сиятельный глава Идзумо гневался и без воздействия свитка. Если бы он попал ещё и под него, то разные части тела тёмной мико уже были бы в самых разных местах: рука, например, вполне могла бы болтаться на ветке над хижиной, а нога — торчать из кустов. Но бог хоть давил мощной аурой гнева, всё же не рвал и не метал. Он обвёл взглядом всё ещё сидевшего на крыльце Рюджина, суетящегося вокруг жарящегося оленя Хачимана, расположившегося на краю поляны Ину-но-Тайшо и на некоторое время остановил внимание на ней. Ариса сжалась, ожидая кары, но Оокунинуши-ками-сама повернулся к богу-дракону.              — Удивительно видеть тебя здесь, — изрёк он. — Ты проделал весь этот путь, чтобы отыскать меня.              — Вы сами призвали хранителя Цветка почти что под двери моего храма, — отозвался он. — Разве я мог остаться в стороне?              — Ну, обычно ты так и делаешь, — пожал плечами глава. — Впрочем, я тебе признателен. Ты меня нашёл.              Оокунинуши-ками-сама спустился с крыльца и приблизился к Хачиману. Тот отвесил уважительный поклон, но от мяса не отвлёкся. Богам, насколько Арисе было известно, не нужна была пища, так же, как и ёкаям. Так что она совершенно не понимала, что делает здесь олень на вертеле. Однако, это, видимо, был какой-нибудь очень важный процесс, потому что даже глава Идзумо не стал прерывать увлечённого бога войны. «Может быть, — отвлечённо подумала тёмная мико, — олень на вертеле — это какое особое подношение для Хачимана-ками-сама?»              Тем временем по шороху за спиной Ариса поняла, что Ину-но-Тайшо поднялся на ноги. А затем перед глазами тёмной мико возникла пола белого с красно-золотой вышивкой кимоно. Ариса не чувствовала себя достойной смотреть на бога, но и отвести взгляд была не в силах.              — Тебе не кажется, что всё это было крайне глупой затеей? — спросил бог.              Ариса не могла не то что слова сказать — даже вдохнуть нормально. Но она понимала, что вопрос был задан именно ей, и Оокунинуши-ками-сама жёг взглядом её затылок. Тёмная мико изо всех сил старалась достаточно собраться, чтобы хотя бы пискнуть о своём полном согласии и раскаянии.              — Очень непродуманный план, — констатировал бог. — Прямо даже удивительно насколько. И он просто превосходит вершину глупости, если целью был Цветок. Мало того, что из-под подобной печати я бы не стал вызывать даже самого хилого Хранителя, так и использовать его можно только с моего дозволения. Ради чего, скажи на милость, ты настроила против себя всех богов Идзумо?              — Это... из-за... — горло свело, и она еле слышно сипела. — любви...              — Всегда говорил, что любовь превращает в идиотов даже самых умных, но никогда не думал, что увижу настолько яркое подтверждение, — вздохнул бог. — Уходи. И не забывай о моих словах.              Ариса вскочила и перепуганным зайцем метнулась в лес. Дикие звери, ночные хищники, да даже ёкаи определённо виделись ей более приятной компанией, чем оставшиеся у хижины существа. «Что я должна запомнить? — лихорадочно соображала тёмная мико, продираясь сквозь подлесок. — Что я дура набитая? Что такого идиотства он ещё не видел?» Ариса чувствовала себя униженной, и гнев сжимал её сердце в кулак. Она злилась на девчонку, на Рюджина-ками-сама и Хачимана-ками-сама, на Оокунинуши-ками-сама и даже на Ину-но-Тайшо. Горло душили гневные слёзы. И если сиятельный глава Идзумо хотел, чтобы она раскаялась и отказалась от тёмной стороны своей души, то эффекта достиг обратного — Ариса падала во тьму и даже не пыталась сопротивляться ей.             

***

      Когда Оокунинуши-ками-сама выходил из хижины, в голове у Кагоме уже прояснилось, но всё ещё слегка звенело — всё же о стену она приложилась основательно. Так что подниматься и идти следом мико не спешила. Она слышала голоса, но не особенно прислушивалась к словам. Девушка чувствовала себя измотанной и совершенно не горела желанием подниматься с пола. Голод ещё напоминал о себе, но как-то вяло, и даже жажда не могла заставить её пошевелиться. Кагоме хотелось спать — последний раз ей это удалось ещё в повозке Рюджина на пути к морю. По ощущениям, это было вечность назад.              Тело не слушалось, глаза отказывались оставаться открытыми. И мико сдалась. Где-то на краю сознания метнулась мысль о том, что надо бы выйти наружу, но сил просто не нашлось. Кагоме провалилась в сон без сновидений.              А проснулась она, когда солнце уже поднялось. В лесу о чём-то щебетали птицы, снаружи доносились негромкие голоса и смех. Кагоме с трудом села — спать полусидя на полу у стены определённо было не самой лучшей идеей, и теперь ей об этом навязчиво говорил каждый мускул. Кроме того, одного взгляда было достаточно, чтобы понять — она всё ещё в прошлом. Хоть бог и был освобождён, домой мико не вернулась. Неловко поднявшись, девушка поплелась наружу.              — А вот и ты! — просиял Оокунинуши-ками-сама.              Как и все боги, он был высок, и это нетрудно было заметить, несмотря на то, что он сидел. Его лицо было совершенным, тёмные глаза затягивали, словно омуты, а чёрные волосы солнце раскрашивало золотом. Он поднялся, расправляя белые одеяния с ало-золотой вышивкой, и двинулся к Кагоме. Оокунинуши-ками-сама оказался выше её даже при том, что она стояла на крыльце хижины, а он на земле.              — Чего ты желаешь? — покровительственно спросил он.              — Если я храню ваш Цветок, разве не должна я служить вам без всякой награды, Оокунинуши-ками-сама? — склонилась мико.              — Это весьма достойный ответ, юная мико, — кивнул бог. — Но в мои планы на твоё появление не входили поиски и вызволение из-под печати. Когда я начинал процесс твоего призыва, я был ещё в Идзумо. На это понадобилось время, за которое меня успели поймать в ловушку. Однако, как я понял, этой тёмной мико нужен был Цветок, так что она либо думала, что я призову кого-то из-под печати, либо знала, что я это уже сделал... — задумчиво проговорил он. — Впрочем, это не твоя печаль.              — Зачем же тогда я вам понадобилась? — осторожно спросила Кагоме.              — Мне нужно, чтобы ты вернула мне одну мою вещь, — доверительно произнёс бог. — Она где-то на стороне ёкаев.              — А что именно?              — Я всё расскажу тебе, когда ты поешь, — улыбнулся Оонунинуши и склонился к её уху, чтобы громогласно прошептать: — Хачиман очень постарался с оленем.              — Эй, мико, — подал голос слегка смущенный словами главы Идзумо бог войны, — мясо уже совсем остыло, но должно быть съедобно. Ешь и не заставляй нас ещё дольше ждать тебя.              Кагоме послушно приблизилась к кострищу и потянулась к изрядно покромсаной туше, однако Хачиман грозно глянул на неё, и мико невольно опустилась на землю. Бог войны тут же сунул ей в руки кусок рёбрышек. Есть под пристальным взглядом было крайне неловко, но голод заставил вгрызться в мясо. Хоть Хачиман и ходил по поляне с деланным безразличием, по его косым взглядам нетрудно догадаться, что он хочет знать реакцию мико.              — Благодарю вас, Хачиман-ками-сама, — проговорила она, чуть утолив голод, — я никогда не ела ничего столь же потрясающего.              Нельзя сказать, что мясо было очень вкусным: всё же это была дичь, приготовленная без соли и специй на вертеле целиком. Вышло пресно и слегка пересушено. Тем не менее, Кагоме действительно считала эту еду потрясающей, и не только потому, что от голода сводило желудок. Основная причина была в том, что готовил сам лично бог войны. Мико даже вообразить себе не могла, чтобы кто-то из людей был бы одарен такой честью.              Сам же Хачиман после её слов бросил гордый взгляд на Рюджина и скрылся в лесу. Ушёл он недалеко, и алые доспехи были хорошо видны среди деревьев. Кагоме невольно следила за ним взглядом, продолжая жевать. «Неужели они все? — неожиданно подумала она. — Неужели им всем так сильно этого не достаёт? Не может же быть, чтобы богам не хватало душевного тепла...»              — А знаешь, — рядом с Кагоме сел Оокунинуши-ками-сама, — я ведь призвал хранителя Цветка всего в третий раз. До тебя были хооши и онмёдзи. И оба, как меня увидели, ударились в панику. Онмёдзи даже попытался меня запечатать, — он как-то мрачно усмехнулся. — А когда я объяснил суть дела, вообще впали в истерику, что один, что другой. Ты же... Неужели ты не боишься?              — Я... — Кагоме подавилась и закашлялась, растерявшись. Бог успокаивающе похлопал её по спине. — Почему вы так полагаете, Оокунинуши-ками-сама? — тихо проговорила мико.              — Меня обычно не благодарят даже за то, что просят, — его голос как-то обесцветился. — Ты же с этого начала, хотя это я вытащил тебя из твоего времени и намерен отправить на сторону ёкаев с опасным заданием. Если не страх, то злость, по крайней мере, в тебе должна быть.              — Я действительно была напугана, когда только попала в мир ёкаев и оказалась совсем одна, — признала Кагоме. — Но мне объяснили, что это вы призвали меня, чтобы дать поручение, для которого я подхожу больше других. Это большая честь.              — Честь? — переспросил Оокунинуши. — Ты не думаешь, что быть выбранной богом — проклятие? Ты ведь можешь умереть, выполняя моё задание.              — Я могу умереть в любой момент, Оокунинуши-ками-сама, — слабо улыбнулась мико. — Хотя я не думаю, что вы призвали бы хранителя, неспособного успешно завершить ваше поручение.              — Я вам говорил, Оокунинуши-сама, — произнёс Рюджин, всё это время молча сидевший в стороне.              — Я вижу, — отозвался глава. — И я не против твоего решения.              — Благодарю, — кивнул бог-дракон.              — Дитя, — снова обратил свой взор на Кагоме Оокунинуши. — Где-то на стороне ёкаев недавно проявил свои свойства один мой амулет. Это небольшой нефритовый челнок для ткачества. С его помощью можно выткать шелка с удивительными свойствами — как вполне безобидными, так и крайне разрушительными. Его необходимо вернуть.              — Как мне понять, что это тот самый челнок? — Кагоме всем своим видом выражала внимание.              — Цветок отзовётся на него, — улыбнулся глава Идзумо.              — Как мне попасть на ту сторону?              — С тобой отправится Рюджин — это его решение, — хмыкнул бог.              Кагоме развернулась к богу-дракону и, не находя слов, благоговейно склонилась в сайкэйрэй, не зная, как иначе выразить свою благодарность. Девушка совершенно не понимала, за что ей такая милость богов — она же совершенно не была особенной. Ведь определённо были мико сильнее, как Мидорико, красивее, как Кикио, наверняка были и умнее, и отважнее. Но по какому-то непонятному ей стечению обстоятельств именно она сейчас замерла в поклоне перед богами.              — Я тоже пойду, — голос Ину-но-Тайшо прозвучал неожиданно, ведь его на поляне вообще не было.              — Это не очень хорошая идея, — заметил Рюджин.              — Но запретить мне вы всё равно не сможете.              Кагоме разогнулась и обернулась к нему: дайёкай широко улыбался, явно уже всё для себя решив. А мико знала, что в сравнении с упёртостью дайёкаев ослы — просто вершина покладистости. И если уж ему захотелось пойти с ними, то ничто, никакие силы не могли этого изменить. Это его стремление вызывало у мико тревогу, ведь демон мог задать вопросы, на которые она не в праве была ответить.              — Для начала мы вернёмся в мой храм, — сообщил бог-дракон. — Йошинори и твои друзья отправятся с нами.              — Йошинори? — переспросил Ину-но-Тайшо. — Глава Тенгу?              — Да, он, — кивнул Рюджин.              — Никогда не слышал, чтобы он далеко уходил от своей горы, — покачал головой дайёкай.              — У вас прямо выезд домоседов, — усмехнулся Оокунинуши. — Ну, вам это тоже пойдёт на пользу. Ты же присмотришь за ними, дитя? — обратился он к Кагоме. Мико поперхнулась и неуверенно кивнула. — И кстати, хоть ты и не просишь награды, я всё же намерен тебе её дать. Ты ведь не чужда врачеванию?              — Я лишь начала учиться, — призналась она.              — Это мало что меняет, — отрезал бог, начав искать что-то в своих рукавах. Кагоме подумалось, что при таком способе хранения ценных артефактов потерять их проще простого, но вслух, конечно, ничего не сказала. — Вот он, — Оокунинуши наконец достал искомый предмет: тонкий металлический браслет в виде змеи, цепляющей зубами чашу, стоящую у неё на хвосте. — Эта вещица поможет в этом твоём начинании.              — Я правда...              Бог довольно резко взял её за руку и защёлкнул браслет на запястье. В его глазах блеснуло что-то холодное:              — Не очень умно отказываться от дара бога, — грозно произнёс Оокунинуши и тут же добродушно улыбнулся. — Снять его ты не сможешь, однако он воплощает моё покровительство как бога медицины.              — Я безмерно благодарна вам, Оокунинуши-ками-сама, — Кагоме снова склонилась в почтительном поклоне.              — Я буду ждать свой челнок, — ответил бог и поднялся на ноги. — Хачиман! У нас с тобой, вроде бы, были дела? Это всё затянулось, так что идём.              Как только бог войны вернулся на поляну, глава Идзумо подцепил его под локоть и потянул на ту сторону — они исчезли в неяркой вспышке. Кагоме потёрла запястье в браслете. Он прилегал плотно, но не давил и не впивался в кожу. Просто сидел как влитой. Хотя для мико ношение подобных вещей не было привычным, она почти не ощущала его. А затем она запоздало подумала о том, что её школьные правила не очень разрешают носить любые украшение. И даже если это божественный подарок, который не снять даже с помощью пилы, никто не станет даже слушать объяснения. Кагоме тяжело вздохнула — похоже, у неё опять прибавилось проблем.