Пламя-5. Форсаж - и вперёд!

Уже третья ночь, проведённая отрядом в пустыне, сомкнула несчастному Марсу его усталые очи. Однако малым искоркам жизни, сердца которых преисполнились самых смелых и радужных надежд, положение казалось не таким уж плачевным и непоправимым. Всё возможно и всё ещё будет! Ривер не спалось. Она смирилась уже с тем, что побратимы так и вертятся вокруг её Великана, а если и уйдут, то только физически, эмоционально оставаясь связанными с Модо через антенны. Как тут решать интимные вопросы, когда так и чудится, что эти двое где-то совсем близко? И не подглядывают даже и не подслушивают, а чувствуют всё, как собственное. Ривер хмыкнула, и сквозняк унёс парок от её дыхания куда-то в стылую ночную мглу. Первое время она ужасно злилась на ребят, но потом, поняв, как доволен общением с ними Модо, чуть успокоилась. В надежде, что ментальный контакт побратимов когда-нибудь если и не ослабнет, то уж, по крайней мере, станет лучше контролироваться ими, и это даст возможность ей и Великану побыть наедине. - Как ты, дочка? – донеслось до её слуха из темноты. Густому, низкому и удивительно доброму голосу Отчаянного Деда серебристая мышка обрадовалась. Пожалуй, он и был как раз тем, с кем Ривер сейчас хотелось бы пообщаться. Старик, судя по доносившимся звукам, подполз к ней на своих жалких обрубках и присел рядом. На озябшие плечи молодой женщины легло второе, Дедово, одеяло. - Хорошо, - ответила Ривер едва различимой во тьме фигуре; все вокруг крепко спали после утомительного дня на колёсах, и говорить можно было, не опасаясь, что кто-то проснётся. - Дед, я тебя спросить хотела… Ривер заволновалась. Ведь то, что вот-вот должно было сорваться с её уст, являлось для неё не менее важным, чем вожделенное объяснение с Модо. Старый байкер, чувствуя всё, привлёк мышку к себе, и от его тепла из глаз Ривер потекли слёзы, как когда-то, по весне, бежали по просторам Марса ручьи, от снегов, растопленных солнцем. - О чём, милая? Беспалые ладони, все в мозолях и шрамах, были сильны, горячи и ласковы, когда гладили по волосам, лицу и антеннам. И как хорошо было, как спокойно! Боги… Мышка заговорила, взволнованно-тихо тараторя то, что рвалось из души наружу. - Моя мать говорила, что у меня нет и не было отца. А я не верила. Я всё ждала, всё мечтала, что встречу его однажды… Я так хотела его обнять и сказать, как сильно люблю, как скучаю! И ни за что не в обиде… Я сказала б ему, что с ним хорошо, а без него – плохо, что он самый лучший, мой милый папочка… А ты ведь и есть мой папа, правда? Самый лучший папа на свете? Голосок был тоненьким, как у ребёнка. Он дрожал, так же, как и другой, внезапно осевший и будто бы сорванный. - Да… да, доченька… *** Деду тоже настала пора не верить в происходящее. Случилось то, о чём он не мог даже помыслить. Потому что не заслуживал, не имел права, но… Вот только что эта добрая, так много пережившая, но сохранившая внутри много, очень много света девочка сказала ему: «Папа». «Самый лучший папа на свете…» Неужели судьба столь милостива, что дала «извергу» этот шанс? То, чего не ждал и о чём не гадал – возможность доказать себе и другим, что способен – СПОСОБЕН! – стать хорошим родителем. Простить самого себя хоть насколько-то, любовью, теплом и заботой спасти чьё-то израненное сердце от потаённой тоски. И самому ощутить, как согревает душу вновь разгоревшийся костёр надежды и веры во что-то хорошее. Отчаянному Деду вновь захотелось жить. Не только для того, чтобы воевать и спасать мышиные жизни, но и для того, чтобы баюкать на руках уже большую, но в то же время как будто совсем маленькую серебристую девочку. - Да, доченька, да! Я твой папа! Самый лучший папа на свете… *** Праймер, не желая «изменять» своему галантному кавалеру, так и ехала с ним всю дорогу, чем сильно напрягала его белого побратима. Винни девочке тоже нравился и, пожалуй, она не прочь была бы прокатиться с ним на его скоростном спортбайке. Уж как он его нахваливал, какими красками «разрисовывал» для юной Флейм все достоинства «самого быстрого на всём Марсе двухколёсного транспорта»! И этот сорвиголова уж точно показал бы своей пассажирке, что такое скорость – Огонёк давно и очень ярко подтвердил это в своих хвастливых рассказах. Но каждый раз, как девочка собиралась пересесть на красный мотоцикл, чёрный начинал обиженно попискивать, а взгляд его хозяина становился каким-то виновато-печальным. Белокурой мышке становилось жаль обоих, и она возвращалась на сидение «дорогого коллекционного» стального коня. Дроссель тогда, мягко и хрипловато посмеиваясь, бросал не белого побратима ликующий взгляд. Винни каждый раз начинал дуться, забавно кривя симпатичную белую физиономию, но всё это, кажется, только забавляло его, ещё больше подзадоривало, подхлёстывало на новые подвиги ради внимания «хорошенькой мышки». Или ради того только, чтоб утереть нос «зазнавшемуся Высочеству». Праймер понимала, что молодые бойцы дурачатся, но девочке льстило их неожиданное внимание, в котором она с нескрываемым наслаждением купалась вот уже которые сутки. Дядя Модо на всё это лишь усмехался, иной раз подначивая то одного, то другого товарища, смеясь над их лихими и хвастливыми заявлениями и хохмами, иногда добавляя к ним и свои, то слегка неуклюжие, но чаще всё же редкие, да меткие. «Забудь ты о нас, дядя Модо, отвлекись хоть ненадолго. Видишь, тёте Ривер одиноко. Она рядом с тобой, но ей одиноко. Обрати уже на неё внимание!» Будто уловив мысли племянницы, старший мужчина из рода Флеймов, держа в руках шлемы для себя и серебристой мышки, склонился к той, ласково потёрся лицом о её лицо, осторожно поцеловал и лишь после всего этого надел защиту на свою голову и на голову Ривер. Однако вот и завелись моторы, вот и понеслись мощные резвые байки в последний до базы дневной переезд. *** Что ни говори, а удачно завершилось их путешествие: ни на кого из противников не наткнулись, на минное поле не наехали, в бурю не попали. Благосклонен Марс к своим бедным детям… Даже вид далёких мёртвых городов, мимо которых проезжал байк-отряд, почти не пугал и не удручал своей страшной и унылой призрачностью. Праймер иногда оглядывалась на своих попутчиков. Дед, везя Мрака и часто оборачиваясь к тому, успевал и её одарить кивком головы и улыбкой под защитным стеклом побитого шлема. Маленькая мышка ещё тогда полюбила его, когда этот страшноватый на вид, но очень чуткий и добрый мышь передал ей сладкий батончик от безымянного Мышонка. И с каждым днём привязывалась всё сильнее и сильнее. Он как-то незаметно стал для мышат вместо дедушки, которого Праймер не помнила, а Огонёк и вовсе не знал. Бесстрашный и безжалостный в бою и заботливый тогда, когда нужен кому-то. Прямо как дядя Модо… Винни, выписывая самые немыслимые кренделя, от которых становилось страшно, то и дело обгонял весь отряд, изучал путь впереди, а потом вынужден был возвращаться, так как никто не поспевал за его скоростным байком. Возвращался и получал от дяди Модо нагоняй, потому что заставлял поволноваться за безопасность малолетнего пассажира. Огонёк, разумеется, лишь по-дурацки пищал от восторга. Ему-то этот адреналин был только в радость, но дядю Модо сие обстоятельство ничуть не успокаивало. Мысли Праймер вновь вернулись к старшему Флейму. Так хорошо, что он всё же заметил тётю Ривер! Теперь они наверняка поженятся, и семейство Флеймов станет по-настоящему полным и счастливым: папа и мама, сын и дочь, бабушка и дедушка, ещё двое «дядьёв», таких милых и симпатичных… Девочка улыбалась самой себе, зная, что в шлеме и на скорости выражения её лица всё равно никто не заметит. Не важно. Главное, что всё хорошо, всё прекрасно! Ореол! Как прекрасны предгорья Олимпа. Никогда Праймер их не видала. А вот теперь понимала, что даже мёртвой их красота не поддаётся описанию. А что же было раньше, когда они цвели и зеленели? Эх… Но да ладно, что уж теперь… *** - Засада! - Как гром среди ясного неба, как страшный оскал смерти во время праздника жизни разлетелось над ржавой пустыней, отразившись от гор Ореола, расколовшись на миллионы осколков и вонзившись ими в уши и сердца мышей. Да, все смотрели на Деда, точно на талисман удачи, рядом с которым всегда везёт и не может случиться дурного. Да, спокойный, без происшествий путь от Ореола к Лабиринту и обратно немного сбил Борцов за свободу с их обычного настроя, заставив чуть позабыть о бдительности. И всё же врасплох застать их было не так-то просто. Оружие, что ручное, что встроенное в корпуса боевых мотоциклов, было готово к бою, и бойцы, не дожидаясь команд, рассредоточились меж каменных обломков на остатках старой, взрытой войной дороги. И вовремя, ибо тут же на них со всех сторон смертоносным градом посыпались гранаты и выстрелы… Праймер ничего не видела. Зажмурившись, она лишь задыхалась от грохота взрывов, от чьих-то воплей и от петли хвоста, что сдавила её, прижимая к байкеру как своеобразный ремень безопасности. Маленькая мышка потеряла способность думать, лишь ощущала, что Дроссель по-прежнему везёт её на своём мотоцикле, ежесекундно бросая машину то в одну сторону, то в другую, а порой едва ли не опрокидывая на бок. От чего он столь отчаянно уворачивался? Может, от шквала пуль, что вспарывал грунт и остатки асфальта с дороги, болезненно обдавая юношу и девочку мелкой каменной дробью? Волна нестерпимого жара и ослепительная вспышка света неожиданно накрыла их, когда Праймер Флейм всё самое страшное уже показалось пройденным, когда молодой Борец за свободу чуть сбавил скорость и перестал выделывать манёвры уклонения. Подумал, наверное, что враг отстал. Да напрасно. Мышка, тихонько захныкав от жгучей боли, услышала короткий приглушённый мужской стон. Мотоцикл, резко развернувшись, остановился. Запахло палёной шерстью, и Праймер, едва не упав с байка, открыла наконец-то глаза. Дроссель, слезая с мотоцикла, повалился на землю. Плечо и вся правая часть спины были чёрными, остатки одежды и рыжие шерстинки тлели, а в районе правой лопатки виднелась страшная прижжённая рана...