Да всё потому, что я люблю тебя.

Очередной рабочий день. Я понимаю, что снова опаздываю, но это не придаёт мне ускорения и желания поскорее оказаться на рабочем месте, чтобы не выслушивать недовольных клиентов, на которых я, в принципе, плевать хотел. Спокойным шагом подходя к магазину, я в первую очередь не открываю видеопрокат, у которого уже собралась небольшая очередь, а иду к Данте. И в сотый раз выслушиваю, какой я безответственный, ленивый и никудышный работник, которому недалеко до увольнения за такое поведение. Слова пролетят мимо ушей, а Данте ещё немного повозмущается и утихнет. Я быстро выпровожу пришедших в видеопрокат, кто-то из них опять погрозиться написать на меня жалобу, но это неважно. Теперь можно и поболтать с другом о жизни, о работе, о женщинах. Именно в такие моменты я понимаю, насколько мы близки. Ведь именно мне ты жаловался на то, что твоя Вероника, оказывается, орально ублажала аж тридцать семь мужиков, что Кэтлин, на которую ты потратил пять лет своей жизни, собирается выходить замуж за какого-то там азиатского дизайнера. И кому в итоге пришлось расхлёбывать всю эту любовную кашу? Правильно, мне. И это нужно было умудриться – в один день поссориться и помириться с Вероникой, потом снова начать встречаться с Кэтлин, потерять её, а затем снова поссориться и окончательно расстаться с Вероникой! Медаль тебе за идиотизм, дружище. Я, между прочим, пытался помочь и сделать как лучше, а ты меня чуть не придушил. Вот снова эти надоедливые покупатели. Они все что, поголовно слепые? Ценник не видят? Им всем невдомёк, что нам абсолютно всё равно на их мнение о погоде, газетах, новостях или вреде курения? Будто бы работаешь не продавцом, а психотерапевтом: выслушай, покивай, пожалей и отпусти. Ага, конечно! Раскатали губу! От Данте только и слышно: «Извините, простите, Рэндел не хотел вас обидеть, вот – возьмите деньги за товар обратно». Ох, Данте, нельзя же под каждого стелиться! Игнорируй их или посылай на три весёлые буквы и всё – сразу все позатыкаются, засунут поглубже своё никому не нужное мнение и уйдут. И ведь ты не будешь на меня злиться за всё то, что я сказал им. За то, что ту тётку, которая придралась к нашему внешнему виду, дескать выглядим неспортивными придурками под успокоительными, назвал жирной и предложил пойти растрясать свои телеса на улице подальше отсюда; за то, что тех подростков, один из которых заливал тебе в уши что-то про вред порножурналов на видном месте, а второй в это время тырил конфеты, облил газировкой и вытолкал на улицу, а Джей и Боб им ещё пинков отвесили (я их об этом попросил); за то, что специально чихнул этому противному старику в лицо, потому что он называл нас лентяями, ведь мы, такое здоровые мужики, выполняем бабью работу, сидя у кассы, а надо бы на стройку пойти работать. Ты простишь меня. Ещё один обиженный и глубоко оскорблённый клиент уйдёт и можно будет обсудить что-нибудь поинтереснее. Я начну рассказывать тебе сюжет того фильма про гермафродитов. Так здорово – тёлки с огромными сиськами и членами. Вижу, что тебе не нравится, но я-то знаю, что ты тот ещё извращенец, просто по тебе не скажешь. Но так грустно вдруг становится, когда представлю, что вот мы повзрослеем, остепенимся, у нас, хотя нет, только у тебя будут жена, дети. И мы не сможем больше также сидеть и болтать, смотреть порножурналы и обсуждать фильм «Звёздные войны». Мы вряд ли даже общаться будем, ведь с таким желчным и ненавидящим людей человеком порядочному семьянину говорить не о чем. А я бы, может, всё отдал, чтобы нам больше не взрослеть, не становиться тридцати-сорока пяти летними мужиками с трудовой мозолью в виде пивного пуза, второго подбородка и начинающейся лысины. Чтобы нам всегда быть вместе, чтобы никакие Вероники, Кэтлин или другие бабы не загоняли тебя в депрессию, чтобы ты не страдал по пустякам, а мог всегда обратиться ко мне за советом и помощью, которые, признаю, больше вредят, чем приносят пользы, но всё же немного помогают. Что-то я размечтался. Когда-нибудь нам придётся расстаться. Когда-нибудь будет та самая последняя игра в хоккей: я в форме с надписью и знаком «СССР», а ты - с пингвином в коньках. Мы опять сыграем на крыше магазина, мяч опять упадёт и куда-нибудь укатится, так что мы его не найдём. И я никогда не скажу тебе, что ты не в форме, что ты так себе играешь. Потому что ты дорог мне. Снова потухает та несчастная лампа в углу – каждый раз отстают контакты, а вызвать электрика тебе не приходит в голову. Всегда сам чинишь, но это обычно ненадолго. Сегодня я сам вызвался её починить, чтобы ты успел перебрать какие-то документы и новые ценники. Я бы и без стремянки мог дотянуться, но с ней всё же удобнее. Чёртова лампа всё никак не встаёт на место и то загорается, то потухает, снова выскакивая. Спустя десять бесплодных попыток, она наконец-то встаёт нормально. Я даже немного устал. Но как только я начинаю спускаться, нога соскальзывает с последней ступеньки и я, не успев ни за что схватиться, падаю на пол, смахнув на себя несколько бутылок с верхней полки, одна из которых, благо хоть пластиковая, падает мне прямиком на лицо. И вот я лежу, чувствую, что сильно ударился бедром, (конечно, весь вес на него пришёлся), спиной, плечом, да ещё и кровь в горло затекает – наверное, бутылка нос разбила. Лежу, еле-еле соображаю, шевелиться даже не хочется. И только сейчас слышу, как Данте ко мне подбегает. И, что удивительно, не кричит на меня, не дергает за руки, заставляя встать, нет! Чувствую, как он осторожно потрясывает меня за плечо, спрашивает в порядке ли я, больно ли мне. Я сказал, что болит плечо и рука онемела, наверное ещё и локтем ударился. Данте, сидя рядом на коленях, ощупывает плечо, видимо, чтобы убедиться, что оно не вывихнуто. Прямо как медсестра, а скорее заботливая мамочка, приятно, конечно, что есть такая забота со стороны друга, но всё равно глаза на мокром месте – тупая пульсирующая боль пробивает тело, а ещё неприятнее была звенящая боль в носу, распространяющаяся дальше по голове. Убедившись, что у меня ничего не сломано, он помогает мне сесть. И тут я действительно готов разреветься, но не от того, что мне давят на больное место, а от осознания того, что Данте искренне мне помогает и волнуется за меня, хоть я и частенько портил ему жизнь. Да, очень много раз я слышал от него: «ты мне жизнь портишь», «это ты во всём виноват», «от тебя одни проблемы» или «когда-нибудь я тебя убью», после моей очередной выходки или откровенно глупого поступка, но каждый раз он прощал, будто бы забывая всё. Никогда у меня не было таких друзей, хотя, если признаться, то и самих людей, которых я мог бы назвать «друзьями», было немного. Данте – это особенный для меня человек. И да, именно в этот не самый приятный и лучший момент в магазин заходят Джей и Боб. Завидев нас, сидящими друг возле друга на полу, первый начинал сыпать шутками и весьма пошлыми высказываниями на тему: «А не педики ли мы?». Конечно, каждый думает в меру своей испорченности (все давно подозревали, что Джей сам такой, просто шифруется хорошо). Пока Данте пытался доказать обратное, Джей под шумок стащил горстку конфет с прилавка и, наградив нас на последок громким возгласом «Педики!», выбежал на улицу. Данте опять злился, а Боб закатил глаза и, драматично вздохнув, что можно было прочитать как: «Ну что с ребёнка взять?..», положил деньги за украденные конфеты на прилавок и тоже вышел. Данте помог мне встать и кое-как доковылять до стула. И снова мы сидим. Ты покрываешь несносного парня всеми нецензурными выражениями, что тебе известны, а я одной рукой потираю ушибленные места, а другой – прижимаю к носу платок, что ты мне дал. Кровь-то, поди, не отстирается. Я опять задумался: что если ты вдруг уйдёшь с этой работы? Что если оставишь меня здесь одного? И с кем мне тогда проводить время, разговаривать, веселиться в конце концов?! Да, Джей и Боб никуда не денутся, разговаривать и довольно неплохо проводить время можно и с ними, но не так как с Данте. Джей не выслушает, а будет гнуть свою линию, а от количества мата в его речи даже у меня уши в трубочку свернутся. Боб же слишком уж молчаливый – выслушает, конечно, но с ним особенно не поспоришь. Нет, без Данте я тут не выживу! Никто, кроме него меня не вытерпит, да и я сам никого, кроме него не вытерплю. Я привык к тебе, к твоему образу жизни и поведению. Ты тот, кто сдерживает мою ненависть к людям, кто заставляет меня работать. И вместе мы сможем продолжить свою никчёмную, однообразную, не приносящую особой пользы другим, но такую прекрасную для нас двоих жизнь! Да, ты снова назовёшь меня лентяем и идиотом, когда я опоздаю. Ты не раз ещё скажешь, что я испортил тебе жизнь и всё разрушил. И, конечно, не раз ещё простишь меня, потому что я буду стараться сделать всё для тебя, по-своему, правда, но из самых лучших побуждений. Я знаю, что точно дорог тебе, но знал бы ты, насколько ты сам дорог мне! И я бы очень долго сидел с тобой вот так – с прижатым к носу окровавленным платком и больным плечом, пока ты нещадно покрываешь матом Джея. И так каждый день – ты и я вместе, как самые лучшие друзья. Я тебя никогда не оставлю, не забуду и не брошу, надеюсь, что и ты так не поступишь. А знаешь, почему? Да всё потому, что я люблю тебя. Ну, вот кровь и остановилась, боль почти прошла. Пойду-ка, наверное, посижу в видеопрокате. А через полчаса снова вернусь к тебе. К тебе, мой самый лучший и любимый друг Данте.