Бирсен Элмас Кальбимин

      Двери за нашими спинами закрылись, и на покои опустилось напряжение. Осман излучал отрицательные эмоции, направленные на моих обидчиков в лице Хюррем. Гвашемаш, успокоившись на руках брата, была рада, что сейчас кроме нашей семьи здесь нет, но неприкрытые эмоции мужчин не давали ей расслабиться. Как и мне, на руках Мустафы. Я отчетливо ощущала его гнев. И, судя по его хватке на моих ногах и предплечьях, на меня он тоже был зол.       Я наблюдала его напряженную шею, и как медленно желваки заходили на скулах. Даже борода не скрывала его еле сдерживаемых эмоций. Я давно не видела его в таком состоянии и ясно понимала, что детям незачем здесь находиться в тот миг, когда его эмоции выйдут из-под контроля.       — Осман, выйди с сестрой на балкон. Вам следует подышать свежим воздухом, чтобы успокоиться.       — Но… – я понимала, что ему не нравится эта идея, но сейчас не та ситуация. Я отрицательно качнула головой. Сжав челюсть, он вышел, ясно давая понять, что к этому вопросу придется еще вернуться.       Взглянув на меня с некой благодарностью, Мустафа направился к кровати, на которую меня и посадил. Не собираясь ждать лекаря, он задрал мое платье и снял туфельку, чтобы лучше рассмотреть травмированную ногу.       За все время он не произнес ни слова. Это меня волнует, но я знаю, что не нужно выводить его на диалог, пока он сам не решится.       — Зачем? – в образовавшейся тишине его шепот был громом. Я чувствовала, с каким трудом он сдерживает эмоции. – Это того стоило? В этом был твой план! - не уверена, что последним был вопрос.       — Я не думала, что все так получится. Это действительно произошло случайно, – его карие глаза следили за любой эмоцией на моем лице. Не знаю, что он искал, но, видимо, найдя, тяжело вздохнул.       — Я уже и забыл, какая ты сумасшедшая, – он коснулся губами моей лодыжки. Чуть ощутимо, но мне показалось, весь мир перевернулся. — Еще раз нечто подобное произойдет - накажу! – его глаза были наполнены такой решимостью, что у меня даже мысли его ослушаться не возникло. Оставалось лишь молча согласиться.       Мустафа теперь рассматривал мою щеку. Хюррем ударила по той же стороне, что Хуриджихан. Теперь я однозначно буду лечить рану, тут просто покраснением не отделаешься. Еще и перстень был удачно надет на ее руке. Теперь мою щеку рассекает тонкая царапина. Шрама не должно остаться, но неприятно.       Мой мужчина сжал губы в тихом гневе, когда стража известила о приходе лекаря повелителя.       К моменту оглашения диагноза и метода лечения пришли все мои дети. Гвашемаш забралась ко мне на кровать и прижалась ко мне. Амира сидела рядом и держала меня за руку, но мыслями была далеко. О чем же она задумалась? Сыновья же стояли подле отца и внимательно слушали все указания врача.       Ногу я просто немного ушибла, день ограничу передвижения, и пройдет. Для лучшего эффекта можно сильно не напрягать ногу еще два дня после. Чувствую, я на эти три дня буду прикована к постели с такими детьми и мужем. Чтобы прошла припухлость и не появился синяк, выписали мазь. Как и от царапины. Шрама не останется, первым же делом успокоил эфенди.       После его ухода, Мустафа распорядился принести мои вещи. Я остаюсь в его покоях, а Гвашемаш поживет с Амирой.       Ко мне относились так, будто я фарфоровая. Мустафа носил меня на руках, ограничивая любые мои передвижения. Так что в хамам мы сходили вместе, после чего он провел полдня со мной на балконе. За этот день никто меня более не беспокоил.       На следующий день ко мне пришли Михримах и Валиде. Султанша извинилась от имени матери и призналась, что не узнает ее. Когда-то Хюррем султан была ее идеалом госпожи. Умная, гордая, сдержанная, грациозная, сейчас же… Если быть точнее, с каждым годом она все четче видит изменения, что происходят с ее матерью. Два года, проведенные в плену, изменили Хюррем до неузнаваемости. Более Михримах не может так слепо верить в нее. Да она и так перестала это делать после того неудачного брака с Рустемом, на котором рыжая так настаивала. Я решила свернуть тему, дабы она не делала себе больно.       Валиде же изначально переживала о случившемся, а потом перешла к делу. Не смотря на случившееся, ее разговор с Фатьмой султан вчера произошел.       Валиде поступила умно и не стала защищать меня, лишь поинтересовалась произошедшим, как сторонний наблюдатель. Ее рассказ начался с прихода во дворец Фатьмы султан, в котором та стала проживать после свадьбы со своим супругом Кара Ахмедом-пашой.       Служанки покинули покои и оставили султанш одних. Попивая прохладный шербет, ни одна не начинала разговор. Пока султанша смеха не нарушила тишину.       — Давно это было, когда мы так пили щербет. Не хватает Гюльфем, ты так не думаешь, Махидевран?       — Вы правы, много времени прошло с тех пор. Жаль, что Аллах не дал увидеть Хатидже султан эти благословенные дни, когда Хюррем потеряла свою власть.       — Моя сестра больше других сделала для этого. С одним ошиблась, ей следовало озаботиться, чтобы эта змея больше никогда не вернулась в Топкапы. И Шах с этим не справилась. Но это удалось тебе.       — Мне? С чего вы сделали такие выводы, госпожа? – черкешенка была искренне удивлена, откуда такое мнение. Она, как никто другой, знала, что падение Хюррем - дело рук Элмас, но она могла даже не переживать, ведь той удалось не допустить ни одной ошибки, указывающей на нее.       — Раз это не я, то кто же показал истинное лицо этой женщины султану? Не стесняйся.       — Не говорите глупости, разве Хюррем сама не виновата, что решила следить за делами совета? Это лишь ее глупость помогла отдалить ее от султана.       – Что ж, вижу, ты не хочешь признавать своего вклада, пусть так и будет, – договорив, она отпила от своего стакана и уже другими глазами посмотрела на баш-кадину Сулеймана. – Думаю, я знаю, чем вызвано твое желание встретиться, что ты аж ко мне приехала. Неужели Элмас пожаловалась?       — Никак нет, Амира больше обеспокоена. Кто бы что ни говорил, но она волнуется о матери, а я дорожу своей внучкой. Поэтому мне не хотелось бы, чтобы мои внуки видели подобные сцены.       — Не они первые, не они последние. Все дети, что родились в султанской семье, наблюдали это. Лишь такие сцены порождают в них величие и пробуждает силу султанской семьи, – с горечью и гордостью за свою семью султанша поспешила воспротивиться словам рабыни.       — Если вы забыли, то именно из-за подобных сцен Михримах прогнала Шах султан из дворца, лишив ее большей части средств. Разве вы можете быть уверены, что Амира не пожелает защитить свою мать? – на этот раз Фатьма задумалась и не спешила отбрасывать подобную мысль. В чем-то Махидевран была права. Последнее поколение в султанском гареме творится невиданное самоуправство. Вековые устои и традиции нарушались, и никто не отрицает, что это может произойти вновь.       — Как же ты позволила этой женщине подняться так высоко? Не пригрела ли ты вторую Хюррем на своей груди?       — Тут вы не правы, госпожа, – хоть Махидевран не могла полностью отбросить эту мысль, но Элмас далеко не похожа на Хюррем, и никогда не пыталась нарушить порядок дворца. Кроме никяха, нет ничего, в чем эта девушка была похожа на русинку.       — Разве? – задав вопрос, женщина не дала своей компаньонке ответить. – У Мустафы пять детей и четверо из них от этой женщины. С ее появлением, ни одна рабыня более не родила. Тебе не кажется это странным?       На этом моменте рассказа, я действительно заволновалась. Ведь Фатьма была права. Хоть девушки и вхожи в покои Мустафы, я не позволила забеременеть ни одной из них. А это более, чем непростительно.       Заметив волнение в моих глазах, Махидевран лишь усмехнулась и продолжила свое повествования. Эти жестом она дала мне отчетливо понять, что мои действия не беспокоят ее. Помимо этого, она еще и не против, раз ничего не сделала за все эти годы.       — С чего такие выводы? Одна наложница родила, но маленькая султанша покинула нас очень рано, как и ее мать.       — Тем более. Разве это не кажется странным?       — Нет. Прежде чем делать подобные выводы, вам следует знать, что Элмас скрывала свою первую беременность до последнего, и тем не менее, кто-то узнал и отравил ее. Наш шехзаде Осман мог бы и не появиться на этот свет, если бы Элмас не рискнула своей жизнью вопреки всем. Так же, стоит знать, что и Румейса была отравлена, но она поставила свою жизнь выше жизни дитя Мустафы. За это Аллах и покарал ее, она лишилась рассудка после отправки в Старый дворец, – продолжать женщина не стала, и так стало ясно, что послужило причиной смерти ребенка, и какой позиции придерживаются все. – Раз Аллах не дал моему сыну детей от других женщин, значит так и должно быть. Элмас никогда не мешала наложницам попасть в покои Мустафы, он сам прогонял некоторых из них и звал свою Хасеки.       – И все же, я думаю, недопустимо, чтобы в руках одной наложницы была такая власть в гареме. Как давно для Мустафы устраивали праздник, чтобы он мог насладиться красотой молодого тела? – против своей воли, черкешенка поняла, что и вправду. Хоть наложниц к сыну она отправляла, но грандиозного праздника уже давно не устраивала. Давно уже покои Мустафы не заполняли молодые девицы с призывными танцами.       — Вынуждена признать, я давно не уделяла этому должного внимания. И вправду стоит устроить праздник для Мустафы. Да и повод не нужен для этого дела…       — Правильно мыслишь, я сама займусь организацией праздника для своего племянника. Хочу его порадовать.       — Как вам будет угодно, госпожа, – казалось, беседа исчерпала себя, но женщина вовремя вспомнила основную причину этой встречи. — Но все же, поговорите с Хуриджихан. Я ничего предпринимать не буду, как и Элмас с Мустафой не позволю, но на моих внуков я повлиять не в силах. Они очень дорожат матерью, хоть этого и не скажешь с первого взгляда.       — Я услышала тебя.       На этом данная встреча исчерпала свое значение, но, не желая возвращаться в Топкапы, Махидевран предложила сестре султана обновить гардероб в честь приближающейся осени.       — Так что, будь готова к тому, что скоро для Мустафы устроят торжество. Не думай как-то повлиять на это. Не нужно обращать внимание Фатьмы султан на тебе еще больше. Из нашей встречи я могу сделать вывод, что ты ей не нравишься. Похоже, она попытается убрать тебя из постели моего сына, – что я могла такого сделать, что не устроило ее? Если так посудить, я живу с соблюдением всех законов гарема. Кроме никяха. У меня только одна мысль.       — Кажется, султанша уже знает, кто должен меня заменить. Более чем уверена, среди этих девушек будет та, что она воспитала лично для Мустафы.       — Это вероятно, но ей следует понимать, что пройти по золотому пути в покои шехзаде не так просто. В этой девушке должно быть что-то особенное, – Махидевран серьезно задумалась о данной возможности.       На этом мы решили остаться каждая при своем мнении и разойтись по своим покоям. Ну как разойтись, она направилась к себе, а я продолжила любоваться Стамбулом в лучах уже заходящего солнца.       Мое уединение прервала Ати. Вчера я дала ей ответственное поручение. Она должна была узнать все, что происходило за закрытыми дверьми в главных покоях после нашего ухода. Судя по ее довольному лицу, за день она собрала всю информацию.       После того, как двери закрылись, Султан повелел всем покинуть покои и оставить его наедине с Хасеки. Михримах, желавшая сама поговорить с матерью, не смогла сказать и слова и под серьезным взглядом отца покинула покои. Этот миг своей жизни султанша крови запомнит на многие годы, ведь это впервые, когда она видела подобный взгляд любящего отца, направленный на нее. Более того, такую бурю эмоций негодования, разочарования и даже гнева, что он направил на свою рыжую госпожу, что когда-то была центром его вселенной.       — Сулейман, я… – лишь одним повелительным жестом руки мужчина остановил взволнованный лепет жены.       — Кто ты? Что ты сделала с моей госпожой, что наполняла мою жизнь радостью? Куда ты ее дела?       — Сулейман…       — Я думал, что такая долгая отлучка заставит тебя одуматься. Думал, ты поняла, в чем была твоя вина, и из-за чего я отослал тебя. Но опять ты провинилась.       — Я не виновата. Это девица позволяет себе слишком многое! Кто она такая, чтобы разговаривать со мной так неуважительно! Кто ей позволил...       — Я. Я позволил ей это. Позволил в тот миг, когда одобрил их с Мустафой брак. Ты, когда вела себя подобным образом во дворце. Мустафа, который любит эту девушку так, как когда-то тебя любил я.       — Когда-то… – с неверием и подступающими слезами переспросила султанша.       — Когда-то ты разговаривала с моей валиде без должного уважения, нарушала порядок гарема, запрещала наложницам входить в мои покои, убивала их, смела приказывать мне. Угрожала собственной жизнью, жизнью наших детей и нашим счастьем. Я прощал все. Я закрывал глаза на все твои ошибки. Я даже простил тебе то, что ты слушала совет Дивана. Но это мой предел!       — Ты не можешь меня наказать из-за пощечины, что получила эта рабыня! Сколько ударов я получила в этих стенах от твоей матери и сестер, сколько унижения мне пришлось терпеть, какую боль я испытывала каждый раз, когда ты принимал у себя очередную наложницу… Ты не можешь меня наказать за этот удар.       — Каждый раз я тебя прощаю, потому что люблю. Ты желала узнать, есть ли предел моему милосердию? Так знай, впредь, можешь не рассчитывать на мое снисхождение! Еще хоть одна ошибка, и я отдам приказ. Ты лишишься своего содержания и всего имущества, что за эти годы я подарил. Запомни это.       — Ты не можешь, так со мной поступить, я твоя Хасеки…       — Гюльфем-хатун, Сюмбюль-ага! – будто только ждали его слов, хазнедар и главный евнух появились в покоях. – С сегодняшнего дня султанше запрещено передвигаться по дворцу. Она будет оставаться в своих покоях до тех пор, пока шехзаде Баязид не покинет Топкапы. Как только станет известно, в какой санджак направится мой сын, она покинет дворец вместе с ним.       — Как пожелаете, Повелитель.       — Возможно, такие меры заставят тебя осознать, какую ты совершила ошибку, и что совершаешь до сих пор.       Не слушая слов своей жены, он развернулся и покинул покои. Впервые за долгие годы, Сулейман был строг и неумолим в отношении наказания своей Хасеки.