Детские игрушки

      В детстве мама рассказывала мне, что в моей комнате живут добрые гномы. Они поддерживают порядок, расставляют на места игрушки, находят потерянные вещи и всячески оберегают мой покой. Она рассказывала мне все это потому, что я спал в детстве беспокойно . Мне мерещились шумы: шуршание, кряхтение, чьи-то шаги, а иногда я видел тени на стенах. Плохо уже помню это время, но в памяти отчетливо сохранилось ощущение страха, когда я лежал под одеялом и не мог уснуть часами, вслушиваясь в эти звуки. Вот мама и пыталась меня как-то успокоить (психиатры говорили, что в моем возрасте это нормально - рассказывать небылицы и придумывать себе того, чего нет), и я в гномов поверил.       Я лежал под одеялом, прислушиваясь к их возне. Гномики делали все достаточно тихо, но я отчетливо мог слышать шлепки их босых ножек по полу, когда кто-нибудь из них пробегал под моей кроватью. Однажды я решил познакомиться с ними. Была уже глубокая ночь, и их неосторожная возня разбудила меня. Какое-то время я вслушивался, потом шепотом позвал:       - Гномики?       Возня стихла мгновенно, и воцарилась тишина. Осмелев, я сел в постели и зажег ночник (мама говорила, что в пять лет надо переставать бояться темноты, но я думаю, что таким образом она пыталась заставить меня к ней привыкнуть и перестать придумывать себе монстров и привидений). Комната окрасилась в желтоватые нежные цвета. Сейчас для моего уже взрослого взгляда, это выглядело красиво, но в детстве все воспринималось по-другому. Ночник только выпускал тени, сгущал темноту, а не развеивал ее.       Я сидел в кровати, маленький перепуганный мальчик в синей пижаме, и смотрел в угол, где стоял шкаф. Именно оттуда чаще всего доносились шорохи. Они возобновились через пять минут, и я, рассердившись, велел гномикам выйти ко мне. И они действительно подчинились. Сначала появился один. В темноте я плохо его видел, но я отчетливо видел очертания его крошечной фигурки. Он был не больше восьми-девяти сантиметров росту, совсем малюсенький. Я заворожено наблюдал, как малыш осторожно вылезает из шкафа и, переставляя крошечные ножки, идет к моей кровати. За ним из шкафа выглядывали еще. Я различал до пяти малюсеньких головок. Потом уже я узнал, что их гораздо больше. Все они гурьбой собирались в углу и осторожно подходили ко мне.       Когда первый из них вышел на свет, я смог разглядеть его как следует. Гномик был совсем не таким, какими я привык представлять себе их народец. Я искренне верил, что это бородатые и толстые дяденьки. Нет, передо мной было совершенно невозможное существо. Я даже немного испугался, когда впервые его увидел. У гномика было тонкое подвижное тело, покрытое темной, бордовой, практически коричневой кожей, малюсенькие руки, пальцы (как сейчас припоминаю, их было четыре на каждой руке), тонкая, достаточно длинная шея, на которой сидела малюсенькая головка. На лице выделялись большие круглые и желтые глаза, темные узкие губы и прямой нос, переходящий сразу в лоб. На голове у них имелись волосы - черные различной длинны (помню, я научил их, что мальчики должны носить короткие, а девочки длинные волосы, но к половой принадлежности их я вернусь позже).       Гномик вышел на свет и замер, остальные столпились у него за спиной в темноте. Мы некоторое время просто смотрели друг на друга, а потом я опомнился, откинул одеяло, подполз к краю кровати и восторженно зашептал:       - Привет! Как тебя зовут?       Человечек захлопал глазами и оглянулся на своих соплеменников, но те явно не собирались ему помогать. Тогда первый гномик со мной заговорил. Мне не показалось тогда странным, что рта он так и не открыл. Голос шел будто изнутри, тихий, какой-то потусторонний (так мне кажется уже сейчас), достаточно низкий:       - Я так рад, что ты внял нам...       Я не понял, что значит "внял", но не стал заострять на этом внимания. Так как гномик больше ничего не сказал, я повторил:       - Как тебя зовут?       Он заморгал, склонив свою головку набок, и переспросил у меня, что такое имя. Тогда меня очень удивило, что у гномиков нет имен! Я путано начал объяснять ему, что это такое. Они очень внимательно меня слушали.       - Меня зовут Джей! - я ударил себя кулаком в грудь.       Так состоялось наше знакомство. Я потом всем придумал имена. Я и не замечал, но сейчас отчетливо вспоминаю, что они ударяли себя кулаками в грудь, гордо повторяя свое имя, что я им придумал. Я и не понимал, как много это для них значит.       Я думал - они добрые гномики.       Однажды я хотел взять одного на руки, а он испугался. Я не понял причину его испуга, я считал, что они просто стесняются.       Нет. Они действительно считали меня богом или правителем. Они ведь делали все, что я им приказывал. Я дал им имена, и они гордо, не раскрывая рта, ударяли себя в грудь. Я не понимал, какую честь им оказываю. Не знал, как они благоговеют передо мной. Я просто рассказал им, что они - гномики - должны следить за порядком в комнате, за моими игрушками и за моим сном. Они восприняли это серьезно.       Я научил гномиков, что спать надо ночью. Раньше было наоборот: днем они предпочитали спать, а ночью выходили на поиски еды. В этом отношении гномики были не привередливы. Им нравился хлеб, но сладкого не терпели и всевозможные булочки осторожно возвращали мне назад. Наверное, они считали, что я буду гневаться, но я просто пожимал плечами и выкидывал крошки в мусорное ведро. Еще они любили сырой картофель - я часто таскал им из кладовки, - огурцы. Ни сладкого, ни соленого. Пили только воду в умеренных количествах. Я еще тогда заметил, что воды гномики побаиваются.       Даже не смотря на то, что они были волшебными существами (а как же иначе? Сейчас я вообще затрудняюсь дать им название), я не мог не заметить в них странностей. Но в тот период все воспринималось по-другому. Я на самом деле считал, что так и надо. Я никогда не видел, чтобы они говорили между собой. Сейчас мне кажется, что они общались с помощью телепатии или чего-то в этом роде, а к помощи обычной речи прибегали только в общении со мной. Мне и не приходило в голову спрашивать их о чем-то подобным. Вместо этого меня интересовали глупые, важные только ребенку вещи: "Умеют ли гномики колдовать?"       Гномики не знали, что такое магия, пришлось их учить. Оказалось, что колдовать они не умеют. Сейчас волосы дыбом встают у меня на голове, когда я вспоминаю, чему пытался их научить. Как они воспринимали все то, что я им говорил? Я никогда не замечал в их глазах благоговения или собачей преданности. Сейчас это очевидно.       А тогда я считал, что подружился с добрыми гномиками.       Они жили в шкафу, за коробками, жили в полупустых ящиках от игрушек, под столом, под кроватью... Везде. Они стороной обходили батарею и с нескрываемым восхищением косились на окно. Мне кажется, что они воспринимали мир за стеклом, как отдельную вселенную, возможно, божественную. Я сажал их на подоконник, болтал что-то о проезжающих мимо машинах, ребятах, играющих во дворе, о собаке, прогуливающейся по газону. Я никогда не смотрел на то, что тех, кого я одаривал своей "милостью" взять на руки, воспринимают среди других гномов с почетом.       Несколько недель спустя после знакомства, гномы привыкли ко мне.       Я сооружал всеобразные лесенки и конструкции, по которым ловкие гномики могли бы взобраться на кровать или стол.       В моей комнате всегда был порядок. Несмотря на свои миниатюрные размеры, гномики обладали способностью муравьев поднимать вещи в два-три раза больше их собственного веса. Мама хвалила меня за чистоплотность, а я же с восторгом рассказывал ей о своих новых знакомых. Она улыбалась и думала, что я все это просто придумал. Вряд ли она могла догадываться о последствиях.       Однажды я обратил внимание на то, что все гномы говорят о себе, как о мужчинах (мне кажется, раньше у них вообще не было деление на пол, они подслушали, как говорю о себе я, и просто повторяли), даже "девочки". Знаете, как я делил их по половым признакам? "Девочки" имели характерно более тонкую талию и выпуклую грудь, "мальчики" же грудь имели впалую, никакой талии не было и в помине. Каких-то половых отличий между ними больше не наблюдалось. Голоса не сильно отличались, разве что одни были жестче, другие мягче.       Однажды я говорил с одной из таких "девочек" и заметил, что она говорит о себе в мужском роде. Я возмутился:       - Не говори, как мальчик! Ты же девочка!       Так я разделил их по половым признакам. Сейчас мне кажется, что я зря это сделал. У гномов не было ни мальчиков, ни девочек. Не знаю, как они размножались, в детстве мне было все равно. На мой вопрос, откуда они пришли, гномики не могли ответить, и я решил, что гномики завелись, как заводятся мыши или тараканы. В конце концов, в моем понимании они были волшебными существами, даже не обладая магией.       Иногда я думаю, что они появились в моей жизни не случайно. Мама рассказывала мне о них, я поверил в это. Это был лишь плод моего воображения. Я действительно пытался убедить себя в этом - так было спокойнее, - но существовало одно "но"... Шорохи появились еще до того, как мама начала рассказывать мне сказки.       Нет, все это было реально. Ведь я видел их, говорил с ними, играл...       Я сажал их в машинки и катал по комнате, не понимая, что им, возможно, страшно. На их лицах никогда нельзя было прочесть каких-то эмоций. Они никогда не ворчали, терпя все мои издевательства молча. Порою мне кажется, начни я отрывать гномикам ноги и руки, они бы не издали ни слова.       Я клал их рядом с собой спать, рискуя каждый раз раздавить во сне (и я не уверен, что такого не происходило. Помню, гномы выкидывали какие-то ветки...)       Когда мне исполнилось шесть, и мама разрешала мне купаться в ванне одному, я начал брать гномиков с собой. Они плохо плавали и воды боялись. Только потом до меня начало доходить, что им страшно. Наверное, точно так же, как они считали "милостью" мое к ним внимание, мои их окунания с головой в горячую воду или катания на машинке они воспринимали, как кару.       Я и не замечал, что потом эти бедняги исчезали. Может быть, они уходили сами, а может, наоборот... их убивали. Только сейчас могу трезво оценить ситуацию. Те взгляды, что кидали на "наказуемых" их соотечественники, были... презрительными...       Я был для них богом! Они считали мои игры с ними либо великой милостью, либо страшным наказанием! Что же они могли вбить себе в голову? Что могли сделать с теми, кого настиг мой "гнев"? Мои руки дрожат, когда я думаю, к какой жестокости я заставлял их прибегать, сам того не зная.       Куда исчезали одни и откуда появляются другие, я не знаю. Меня тогда не интересовало, откуда берутся дети, но у гномиков они были. Отличались от взрослых только размером и неумением говорить. Буквально за четыре-пять месяцев они вырастали. Старели ли? Я никогда не замечал за ними седых волос или сгорбленной спины... Умирали ли своей смертью? Может быть, они были бессмертными, как я и считал, а может, их жизнь измерялась всего лишь годами... Гномик, с которым я познакомился самым первым, прожил со мной три года. Наверное, он прожил бы еще больше, если бы не один случай. Но к нему я вернусь чуть позже.       Я помню, что на день рождения мне подарили котенка: маленького, белого, пушистого. Я на какое-то время забыл о гномах и играл с ним весь день, а потом не пришла мысль, познакомить Белка и маленький народец друг с другом.       Гномики испугали котенка: его шерсть встала дыбом, и он зашипел.       Гномы восприняли это враждебно. Еще бы, они раньше никогда не видели кошек. Я схватил котенка и поспешил перейти с ним на кровать, но Белок больше не хотел со мной играть: его взгляд был нацелен на гномиков, копошившихся на полу комнаты и занимающихся своими привычными делами.       Будь я постарше, я бы понял, что гномики и Белок могли бы привыкнуть друг к другу. Как кошка с собакой привыкают жить вдвоем. Но я был маленьким мальчиком, мне не хватило бы ни ума, ни терпением заниматься приручением котенка. Я бросил все на самотек, забыл о существовавшей проблеме, не забывая, впрочем, всегда плотно закрывать дверь своей комнаты. Благо мама тоже считала, что кошкам не пристало привыкать прыгать по кроватям и диванам.       Мама. Мама с папой никогда не верили в гномов, живущих в моей комнате. Они считали мои россказни фантазией, детской выдумкой. Неудивительно, ведь гномиков они видели только на моих детских рисунках! Маме они не нравились, и она просила меня никогда больше не рисовать таких страшных человечков. Я не понимал, говорил ей, что это добрые гномики: "Помнишь, о которых ты говорила?". Мама только сердилась. Я пытался доказать ей, но на мои просьбы познакомиться с ней, гномики отвечали отказом. Пожалуй, это было единственный раз, когда они мне отказали. Они боялись попадаться на глаза другим "людям" (слово "человек" было для них все равно, что "бог", так же как и "гном" было то же самое, что "человек"). Они сказали, что в таком случае им придется уйти (я наивно верил, что это слово они воспринимали в его прямом значении!). Я пытался их убедить, что с мамой и папой они подружатся, что те не станут их прогонять, когда узнают, какие они хорошие. Но мне не хотелось, чтобы они уходили, поэтому я ничего никому не сказал. Пожалуй, это было разумным решением. Хотя иногда я задумываюсь, что поступи я так, как хотел, в дальнейшем не было бы много ошибок.       Я начал понимать всю невероятность событий два года спустя, когда мне исполнилось восемь. Однако, гномы все еще оставались частью моей обыденности. Они убирались в моей комнате, находили потерянные вещи, чинили сломанные. Жили так, чтобы не было ни минуты свободного времени. Я начал ходить в школу. Детство все еще продолжалось, но подходило к концу, и какие-то мысли о невероятности всего происходящего начинали зреть в моей голове. Я беспечно откидывал подобные мысли.       Самый жуткий инцидент, от которого меня до сих пор бросает в дрожь, произошел однажды днем. Я собирался идти погулять, когда мне в голову пришла мысль: гномики никогда не покидали пределов дома. Я сказал одному, что возьму его с собой погулять. На его трепет от этих слов я не обратил внимания и посадил человечка в рюкзак. К тому же он не сказал ни слова, что не хочет. На улице меня позвали играть в футбол, и я, благополучно забыв о гномике в рюкзаке, побежал играть с другими ребятами. Ближе к вечеру (как раз начало темнеть) мы начали рассказывать друг другу страшные истории. Я вспомнил о гномике и бросился к рюкзаку, желая познакомить его с ребятами. Однако когда я открыл молнию... Гномика в рюкзаке не было, зато я вынул нечто, что на ощупь было обычным деревом. Если бы я не знал, что в сумке должен быть маленький человечек, я не разглядел бы в этой ветке знакомых очертаний. Казалось, гномик просто засох. Страшная находка выпала из моих рук и упала на землю.       - Это и есть твой гномик? - спросил один мальчишка, подбирая веточку. Я смотрел, как он вертит ее в руках, а потом с громким хрустом переламывает ее напополам. Я вздрогнул, когда обломанные края налились чем-то красным. Не осознавая, что я делаю, я кинулся на растерянного мальчишку, чьи руки немного испачкала темная густая жидкость (наверное, это все же была кровь), с криком и стоявшими в глазах слезами. Я кричал о том, что он сломал гномика. Он его сломал! Я тогда сильно всех напугал своим поведением. Побитый мною мальчик вскочил на ноги и бросился бежать, я кинулся за ним и бежал следом еще несколько десятков метров, пока совсем не выдохся и горечь и отчаяние не дали о себе знать. Я упал на колени и заплакал, растирая слезы и грязь по щекам, не слыша, что мне что-то кричат в спину уходящие дети. Выплеснув весь свой гнев и оставшись наедине с пониманием, что ничего уже больше не вернуть, я побрел обратно.       У брошенного рюкзака меня ждало жуткое и страшное надругательство: мальчишки разломали и без того небольшое тельце гномика и втоптали его в пыль. Теперь это были всего лишь щепки. Их сломы казались красноватыми, но сейчас были сухими, и их них не сочилось ничего противно-алого, как это произошло, когда ничего не подозревающий ребенок переломил мертвое, но еще не до конца одеревеневшее тельце гномика. Роняя слезы, я вырыл яму и сгреб в нее каждую щепку. Я впервые в жизни кого-то похоронил.       На негнущихся ногах я побрел домой. Когда мать попыталась понять причину моего странного состояния, я не сдержался от еще одной истерики. Не сдерживая ни слез, ни эмоций, я кричал, что Майк - злодей. Что он надругался над мертвым, что он...       - СЛОМАЛ МЕРТВОГО ГНОМА! - я кричал это в каком-то больном исступлении, не замечая ужаса в маминых глазах.       От криков я перешел к рыданиям и был насильно напоен чем-то, имеющим травяной вкус (как сейчас понимаю, успокоительным). Затем был отправлен умываться и в свою комнату, где тут же сел на пол, облокотившись спиной о кровать, и закрыл глаза.       Удостоверившись, что дверь закрыта и поблизости нет Белка (за прошедшее время котенок вырос в матерого котяру, охотившегося на мой народец. Мама думала, что он ловит мышей, и понаставила в моей комнате мышеловок, в которые я научил гномиков не попадаться), из шкафа ко мне вышли маленькие человечки. Они и раньше видели меня рыдающим по той или иной причине, но сейчас они могли бы слышать мои крики. Я до сих пор задумываюсь над тем, как же они могли считать меня богом. Я был всего лишь маленьким мальчиком, всецело зависящим от родителей. Почему же богом был я, а не они? Потому ли, что я был их соседом? Я рассказал им о случившемся. Они молча слушали и кивали.       - Он ушел.       Ушел. Это слово ударило меня, словно пощечина. Он умер! Ушел...       Где я это уже слышал? Я не мог вспомнить, велел гномам убираться в свой шкаф, сказал, чтобы они оставили меня одного. Гномы молча мне подчинились, и вскоре я остался в одиночестве. Хотя понимал, что наедине с собой я никогда в этой комнате не буду.       Успокоительное принесло сон. Все произошедшее сегодня - кошмары. С утра я, усталый и разбитый, осознал одну истину: хоть Майк и надругался над телом гномика, убил его Я. Я оставил его в рюкзаке, там он и задохнулся.       Мою истерику без внимания родители не могли оставить. Раньше они закрывали глаза на все мои россказни о гномах, которые стесняются с ними знакомиться, считая, что я просто играю, то теперь, когда дело приобрело такой оборот...       - Он либо жестоко заигрался, - говорил отец, а я подслушивал, стоя у приоткрытой двери, - либо ему действительно нужна помощь...       - Он разговаривает сам с собой, - всхлипы мамы только раздражали. В тот вечер, когда я рассказывал гномикам о смерти их соплеменника, она могла слышать мои истеричные слова, а вот тихий голос гномов - нет. Я знаю, что на психиатра родители потратили огромное количество времени и денег. Я ходил к милой женщине, всегда спокойно меня выслушивающей и записывающей за мной все с невероятной скоростью, каждые вторник и пятницу. Я рассказывал под ее взглядом все, даже то, что не собирался говорить. Слова сами собой вылетали из моего рта. И все-таки у нее не получилось убедить меня, что гномы - плод моего воображения. Я смог поверить, что никого не убивал, даже смог поверить в то, что та палка в моем рюкзаке была всего лишь палкой, но в том, что гномы не существуют... Я продолжал слышать их, видеть, хотя и не хотел с ними разговаривать.       Мои странности не могли не заметить в школе. Поползли слухи, а потом кто-то сказал мне, что к психиатру ходят только психи. Те, у кого не все порядке с головой.       И вот тут-то что-то в моей голове щелкнуло.       На одном из собраний с психиатром я слышал, что чтобы забыть о чем-то, обрубить все тросы и сжечь все мосты, нужно избавиться от любых воспоминаний об этом.       Возвращаясь домой после школы, я был полон решимости все уничтожить.       Белок как всегда сидел перед моей дверью, наблюдая в щелку за копошением гномиков. Я наградил ни в чем неповинного кота пинком и вошел в свою комнату. Гномы были заняты своим обычным делом - разбирали раскиданные вещи.       Я не разговаривал с ними с того самого дня, как умер и был похоронен гном. Они же, видя мое желание их не замечать, не пытались наладить со мною контакт.       Я замер посреди комнаты, оглядывая ее, потом бросился к шкафу и начал вытаскивать коробки и сумки, в которых жили гномы. Им не нужна была мебель, им хватало только старой ветоши и вещей. В шкафу жили около тридцати гномиков, еще с десяток в ящиках книжного шкафа, еще несколько ютились в разных углах комнаты.       Я громил их дом, а они стояли вокруг меня и молчали. Я не говорил ни слова, просто делал дело и все. Я не собирался их прогонять, я хотел переселить гномов на чердак, чтобы своим мельтешением они больше не напоминали о себе. Я хотел поверить в те слова, что говорила мне психиатр.       В складках очередной ткани я наткнулся на нечто, от чего по моей спине пробежали мурашки. Я ненавидел этот материал не так давно. Дрожащими руками я вытащил на свет целую горстку маленьких хрупких веток.       Какое-то время я просто смотрел на них и пытался понять: что это?       В один миг все, вдолбленное мне в голову психиатром, развалилось на части.       Я медленно встал, сгребя все "веточки" в охапку. В голове крутились мысль, что это я виноват. Неужели я им не объяснял простых истин вроде добра и зла? Что надо здороваться по утрам и желать спокойной ночи вечером? Не ковырять в носу, не убивать, не мусорить... Не убивать.       Неужели не объяснял?       Тогда я решился, наконец, посмотреть на гномов другими глазами. Впервые я видел, что они боятся меня, впервые ощущал силу сделать над ними все, что захочу. И никто мне ничего не скажет. Не знаю, как бы повернулась моя жизнь, осуществи я самые худшие из своих желаний.       - Что это? - хрипло спросил я.       Они молчали! Как нашкодивший и понимающий это ребенок молчит, когда его отчитывают! Они не понимали причину моего гнева.       Лопнули тросы моста, что воспламенились одним моим криком:       - Уходите!       Я подскочил к окну, распахнул его и вышвырнул все "веточки" на улицу, нагнулся подобрать те, что уронил, потом бросился разгребать другие "домики". За столько лет в моей комнате скопилась целая "вязанка" таких "дров". В комнате всегда прибрались гномики, я просто не мог ничего найти раньше.       Я бегал по комнате и кричал:       - Пошли вон! Не желаю вас больше видеть! Не попадайтесь мне на глаза!       Я сбежал из дома и вернулся только поздно вечером. Но вопросы обеспокоенных родителей, что уже хотели звонить в полицию, я спокойно отвечал, что заигрался с ребятами из соседнего двора, а беспорядок в своей комнате объяснил как попытки поиска одной игрушки.       Собственная комната встретила меня тишиной. Никто не шуршал, не копошился, не говорил мне: "Привет" своими страшными голосами. Гномы сделали так, как я велел.       "Ушли" ли они в их понимании этого слова, или же просто переселились, я не знал. Мне было все равно. На душе стало спокойнее от мысли, что теперь никто не назовет меня сумасшедшим.       И все-таки шорохи беспокоили меня каждую ночь. Я накрывался с головой одеялом, чтобы не слышать их. В одно утро я встал, полный решимости избавиться от ночных звуков. Я облазил всю комнату, отыскал все щели и закрыл их. Оставалась только вентиляционная решетка на полу. Я сдвинул на нее книжный шкаф. Зато теперь не оставалось сомнений, что гномы живут в подвале. После этого шорохи прекратились. Постепенно я смог все забыть.       Случай, заставивший всколыхнуться детскую память, произошел, когда мне было тринадцать. Белок был котом уже старым, но это не мешало ему охотится на все подряд: на крыс, мышей, птичек. Мама не любила, когда он таскал очередные свои жертвы в дом. Мне обычно приходилось ловить убегающего и шипящего кота и отнимать у него тушки животных, чтобы потом выкинуть.       Одним солнечным днем охота Белка удалась на славу. Он вынес что-то из подвала. Мне сначала показалось, что это мышонок, но, приглядевшись как следует, я замер в оцепенении: в зубах кот сжимал маленького человечка, ростом не больше десяти сантиметров. Человечек был еще жив. Некоторое время мы просто смотрели друг на друга, потом я сделал шаг вперед и тихо произнес:       - Белок, брось...       Естественно, кот и не подумал этого сделать. Он только зашипел, отступая назад. Я бросился на кота животом, но тот улизнул. Когда я наконец его поймал, человечек был уже мертв: его тельце вытянулось и начало иссыхать. Белок поэтому и отпустил его, не понимая, как мясо вдруг превратилось в дерево. Он сидел на полу перед трупиком нюхал его и трогал лапой. Когда подошел я, кот, задрав хвост, ушел, оставив свою добычу в мое полное распоряжение.       Я выкинул "деревяшку" на улицу. Этим же вечером спустился в подвал. Там я не услышал ни единого лишнего шороха. Гномы до сих пор выполняли мой приказ не показываться на глаза. Я ходил среди всевозможного хлама и понимал, что никого не найду. Для маленьких человечком захламление нашего подвала было прекрасным местом для пряток. Я же был большой и неуклюжий.       Я вышел из подвала, подгоняемый нехорошими предчувствиями. Пять недель спустя они оправдались. Когда пропал Белок никто не удивился. Кот часто уходил на день-два, возвращаясь грязный, голодный, с рваным ухом, но до невозможности довольным. Когда он не появился в доме и на седьмой день отсутствия, я с сожалением отметил, что мой питомец был слишком стар, вот и ушел куда-то умирать.       В доме же появился странный запах, особенно отчетливо он чувствовался в моей комнате, но я не мог понять причину его возникновения. Мама говорила, что я стал грязнулей, и что моей комнате нужна срочная уборка (результат отсутствия гномов). Когда ей понадобилось что-то в подвале, я спустился туда. Только я открыл в дверь, как стало ясно: местом, откуда исходил этот странный запах, - вовсе не моя комната. Желая во всем разобраться, я ринулся вниз по лестнице. То, что ждало за одной из коробок, заставило меня вздрогнуть.       Мой кот лежал в луже давно засохшей крови с перепачканной в ней белой шерстью. Над трупом кружились мухи. Судя по всему, его закололи чем-то острым - множество колотых ранок говорили об этом.       Я стоял в тишине над трупом Белка, забывая даже зажимать нос от жуткой вони, и размышлял над тем, кто мог это сделать. Нет, я отлично знал, кто так поступил с котом. Белок, жертвы твоей охоты решили поохотиться на тебя.       - Твари, - это слово слетело с моих губ против моей воли. Я жутко ненавидел этих убийц в тот момент. Мне было не до выяснения причин, что заставили гномов поступить так именно сейчас, а не годами ранее.       Я ничего не сказал родителям. Завернул Белка в пакет, спрятал в рюкзак и унес из дома, похоронив в лесу. Вернувшись, я запер дверь в подвал, а ключи выкинул. Я понимал, что несмотря на всю свою власть, я ничего не могу поделать. Гномы никуда не денутся. Но и мириться с их существованием я тоже не хотел. Решение пришло само. Отца перевели по работе, и мы уехали из этого дома.       Два дня назад проезжая мимо города, где прошло мое детство, я не смог устоять перед желанием посетить свой дом. К тому же я знал, что там так никто и не живет. В доме было тихо. Я обошел все комнаты, надолго задержавшись в своей, а потом спустился в подвал. Там почти было пусто. Оставленный хлам, однако не помещал мне увидеть в дальнем углу горстку сухих веток. Я стоял над ней достаточно долго, вспоминая, что же она мне напоминает. Одна из веток выглядела как-то не так, и я протянул к ней руки. Стоило только коснуться, как я понял - это не дерево. Существо, что я принял за щепку, открыло желтые глаза. Губы не двигались, но я отчетливо услышал голос:       - Ухожу...       Глаза потускнели, тельце вытянулось и на глазах иссохло. Я уже видел это. Я был в шоке, и только на улице меня догнал ужас. Я начал вспоминать все. Я понимаю, что от страха мне теперь никогда не отвязаться. От страха, что я жил среди этих существ, совершенно не задумываясь, что они могут быть опасными.       Мне и сейчас страшно, ведь мой сын недавно сказал мне:       - Папа, кто-то живет в моей комнате.

20-25.05.2013 год.