Баллада о ведьме Энн

      Выведенные быстрым, но аккуратным почерком лесенки строк венчало нарочито причудливое заглавие: «Баллада о ведьме Энн».       Композитор сдвинул очки на кончик крючковатого носа, недоверчиво прищурился – словно надеялся разглядеть в коротком незатейливом названии песни нечто совершенно иное, – а затем тяжело и хрипло вздохнул, обращая пламенное воодушевление Джой в смятение и замешательство. – Мисс Хэйден… – Джой тут же скрестила руки на груди и насупилась: это холодное обращение не предвещало ничего, кроме твёрдой и бесстрастной критики. – При всём уважении к вашему недюжинному таланту я вынужден отказаться от работы с этим текстом. – И что же вынуждает вас так поступить, мистер Занн? – парировала она. – Неужели вы считаете, что мой удел – лишь песни о любви? Наш город полон легенд и небылиц, и некоторые из них так и просятся стать балладами! Ну же, скажите, Эрик, чем легенда о Старой Ткачихе отличается от той же легенды о Гамельнском крысолове? – Тем, что легендам, рождённым в Окмонте, не место среди легкомысленных песенок про пустоголовых дудочников! – Эрик поднялся с побитого молью кресла, почесал пышную неухоженную бороду и, подойдя едва ли не вплотную к подопечной, грубо всучил в её руки злосчастный текст. – Вы и толики понятия не имеете, о чём хотите поведать своим слушателям, мисс Хэйден. Сделайте себе – да, да, себе! – одолжение: забудьте о ведьме Энн! Желательно – навсегда!       Грязно-серые глаза за стёклами очков вновь сузились и теперь выглядели угрожающе и жутко; взгляд их полыхал под кожей незримым холодным огнём, повергая в оцепенение и мелкую противную дрожь. Джой знала, что её наставник всегда был излишне суеверен и его суеверия порой разрастались до одержимости и паранойи, но столь резкой бескомпромиссности он на её памяти не проявлял ещё ни разу. Мог выбросить из только что сочинённой мелодии пару аккордов, внезапно заменить вступление за пару часов до концерта (а сообщить об этом – за несколько минут), заставить снять украшение с левого запястья, вырвать из рук подаренный поклонником букет, унести его в неизвестном направлении и отвечать на последующие расспросы нечленораздельным бормотанием…       Но отказаться от песни, не прочитав ничего, кроме её названия?!       Едва зародившийся ужас заместило праведное возмущение. Бережно прижав к себе листки, Джой сердито встряхнула кудрями и, развернувшись на каблуках, зашагала к концертному залу.

***

– Абигайл, пустишь за фортепиано?       Джой запоздало поняла, что забыла поздороваться с оркестром – нескладный длинноногий флейтист и трубач, неопределённого возраста иннсмутец, словно по команде смерили её почти что презрительными взглядами; остальные же с каким-то вялым безразличием прервали репетицию и медленно зашелестели нотами, возвращаясь в начало партии, – но на долгие извинения терпения ей не хватило. Торопливо бросив «прошу-прощения-всем-доброго-дня», она вспорхнула на сцену и подскочила к озадаченной пианистке. – Привет, Джой! Хочешь создать партию собственного сочинения и в очередной раз превзойти себя? – подмигнула та, не уступая, впрочем, места у инструмента. – После репетиции фортепиано будет в твоём распоряжении – надеюсь, сумеешь обуздать своё вдохновение! – Превзойти себя? – Джой грустно улыбнулась. – Спасибо за комплимент, Эбби, но на этот раз… всё совсем не так. Занн не хочет писать музыку к моей новой песне. У нашего старика опять разыгралась паранойя: он глянул на название – и наотрез отказался работать. А концерт совсем скоро, и «Балладе» нужно музыкальное сопровождение. Поэтому мне, кажется, придётся импровизировать. – Ты написала балладу? – и без того блестящие глаза Абигайл зажглись интересом. – Наконец-то что-то новенькое! О чём она?       Джой и рта не успела раскрыть: ей помешал пронзительный вой несмазанных дверных петель. Ворвавшегося в концертный зал Эрика было не узнать: худое морщинистое лицо побагровело от чуждой ему ярости, пальцы скрючились в удушающем жесте, а налитые кровью глаза были исполнены безумия. Почти заразительного – стоило Джой столкнуться с ним взглядом, как сцена стала уходить из-под её ног, а судорожный вздох показался вошедшим в глотку лезвием. Время будто бы замерло на пару секунд, расплылось тягучей рябью, сделало скачок – и вспыхнуло демоническим огнём.       Опомнившись от шока, Джой вскрикнула и выпустила из рук горящую «Балладу о ведьме Энн». Эрик, растоптав тлеющие бумажные ошмётки, до боли сжал её запястье своей трясущейся костлявой ладонью и заговорил, натужно выплёвывая каждое слово: – Я предупреждал вас, мисс Хэйден. Забудьте об этой песне. Иначе вы очень, очень дорого заплатите за легкомыслие!       Эрик в брезгливом гневе отбросил руку – и обратился самим собой, осунувшимся сгорбленным стариком с болезненной испариной на лбу. Пошатываясь, он кое-как спустился со сцены (ни один из скованных оторопью музыкантов даже не сдвинулся с места ему на помощь) и удалился прочь под надсадный скрип дощатого пола.       Джой бросило в липкий холод. Голова, будто существовавшая отдельно от тела, налилась свинцом, а губы пересохли и задеревенели – но воцарившаяся в зале тишина пугала не меньше взгляда Эрика. – Она… она что, сама загорелась? – в сбивчивом полушёпоте Джой не узнала собственный голос. – Н-нет, – отозвалась Абигайл, отнимая руки от побледневшего лица. – У него з-зажигалка была, он ею поджёг… Боже, да он же совсем сошёл с ума! – А чего вы от него хотите? – проворчал флейтист, недовольно косясь на хлопья пепла. – Скоро век стукнет, как он на свет уродился. В голове-то одна музыка да старческие чудачества! – Старческие чудачества?! – взвизгнула Абигайл. – Ты глаза его видел? Если б не зажигалка, так бы и подумала, что он песню ими и подпалил! Так ведь, Джой? – Да, пожалуй…       Вопроса Джой не расслышала – он донёсся до неё отзвуком, чудом продравшимся сквозь рой беспорядочных рваных мыслей, чтобы тут же навсегда пропасть в забвении. Мысли настойчиво бились в голове, пытаясь друг друга заглушить, а где-то будто бы вдалеке звенел «Балладой» неумолкающий внутренний голос. Эта чудовищная мучительная какофония мешала сосредоточиться, успокоиться и прийти, наконец, в себя.       Взгляд, зачем-то упавший на кучку растоптанных бумажных останков, выхватил полусгоревший уголок с одним-единственным нетронутым словом.       Джой моргнула, помотала головой, даже протёрла глаза, не веря в столь немыслимое совпадение.       На жалком клочке бумаги уцелело короткое: «Пой».