Истории из темноты души.

Эти глаза. Синие, почти чёрные издалека. С задорными серыми крапинками. Взгляд может быть внимательным, озорным или задумчивым. Эти губы. Я помню, как они улыбаются, и как кривятся в усмешке. Я помню эти руки. Длинные пальцы, выступающие вены, светлые тонкие волоски. Я знаю, что они могут крепко обнимать, могут ласково гладить по голове, утешая и давая веру в будущее. Сейчас в крупной ладони лежал пистолет. Палец застыл на спусковом крючке. Дуло смотрит прямо на меня. Длинные волосы мужчины собраны в хвост. Чёрная одежда обнимает тренированное тело. Моё отражение. Если забыть на миг, что мои волосы коротко острижены, а я – женщина. И моя хрупкая с виду ладонь так же нежно обнимает оружие, что нацелено на него. Такие же глаза сейчас всматриваются в родное до боли лицо. Ищут узнавание и находят его. Губы кривятся в усмешке, стараясь за ней скрыть невыносимые муки. Вот мы и встретились. *** Нам было шестнадцать, когда черные ботинки оставили грязные следы на полу нашего дома. Он пришёл неожиданно, пусть его и ждали. Старый дом на задворках огромного мегаполиса. Хорошее место, чтобы о нас случайно забыли. Но нет. Они не забывают. Они приходят. Всегда. Седой мужчина с моложавым лицом. Я до сих пор помню его. Чёрные одежды, в которые облачается любой, кому исполнилось шестнадцать. И тяжёлые ботинки на шнуровке, которые так удобны. Тогда мы этого не знали. Не знали, как легко в них передвигаться по городу, сминая стопами километры в поисках. Мы были слишком юны. Он пришёл. Словно забрёл к старым друзьям: спокойно сел на кухне и попросил чаю. Две ложки сахара. Руки с узловатыми пальцами, с мозолями. От него пахло чем-то горячим, но неживым. Как от раскалённого железа. Серые, почти белёсые глаза внимательно нас осмотрели. На самой дальней глубине едва различимо мелькнуло сожаление. Но тут же пропало, уступая место официозу. Это его работа. Он её не выбирал. - С днём рождения, - хрипло сказал он. – Вызнаете, зачем я здесь? Синхронно кивнули. Мы знали. Наша мать умерла в прошлом месяце. Ей вкололи препарат, который в считанные дни свёл её с ума. Отец умер ещё раньше – от точной пули прямо в затылок. Такова жизнь. Таковы правила. - Вы решили? Снова синхронный кивок. Две руки протянули заранее подготовленные листки с числами, написанными корявым почерком. - Забавно, - протянул мужчина, посмотрев листики из дешёвой бумаги. – Мне нет смысла быть здесь. Вы и так выбрали. Здесь списки, - он вынул из кармана плаща два потрёпанных конверта с нашими именами. – От корпорации вам особый подарок. Находясь под пятой директивой, имеете право выбирать имена сами. В такой последовательности, в какой захочется вам. Мы молчали. - Здесь безлимитные карты, - кивнул он на конверты. – Всё, что пожелаете. Мы встали. Встал и он. Мужчина направился к выходу, но пороге остановился. - Удачи, - коротко бросил он и ушёл Мы вскрыли конверты. Прочли имена. Мы решили. Решили. *** Я помню своего первого. Мне было всего девятнадцать. Мой первый сексуальный опыт. Он знал что в моём списке. Сама сказала. Я помню его дрожащие пальцы на своих бёдрах. Помню рваное дыхание. Он уже выполнил имена из своего списка. Всего пять строчек. И он ждал. Лишь ждал своего палача. И я пришла. Красивая. Нет. Умопомрачительная. В шикарном черном платье по колено и белоснежном манто на плечах. Немного пьяная, ведь я так боялась сделать это. В первый раз. В первый раз познать вкус этого спелого плода. Понять и найти в этом наслаждение. Я боялась. Но судьбы не миновать. Это было замечательно. Ведь тогда, в юности, это было почти легко. Словно сладкая игра с привкусом лёгкой томной горчинки. Ему в тот день исполнилось двадцать восемь. Он много улыбался, шутил иногда не впопад. Мы танцевали до кровавых мозолей. Пили алкоголь, зная, чем закончится этот вечер. Так просто. И так сложно. И снова танцевали. А потом. Шикарная гостиница. Огромная кровать с балдахином в винтажном стиле. Разгорячённые тела и сладость познания. Кровь на простынях и прощальный поцелуй перед смертью, сминающий губы почти в месиво. Он сам просил. Игла в горло. Просил сделать это на пике, пока будет в забытьи. В экстазе. И я смогла. Длинная стальная игла вошла легко, как в масло. Его тело подо мной дрогнуло несколько раз и обмякло. Было странно, было мокро. Мокро от слёз, что катились по щекам. Влажно от синтенса наших тел. Влажно от крови на бедрах и крови на простынях и подушке. Мы сделали это. И словно оргазм, который лишь на миг задержался после партнёра. Словно откровение, когда зришь истину, среди плевел находя зерно. Я помню… *** Я помню седьмую. Она только родила. Маленький комок жизни лежал у её груди. Дитя первый и последний раз слышало биение сердца матери. Она просила одного. Дать накормить дитя своим молоком из полной, налитой груди. Ей было сорок почти. И она едва познала радость материнства. Дрожали руки и текли слёзы. Я ждала, разминая в руках шёлковый шнурок. Когда маленькие губки обхватили сосок в поисках матери, я почти рыдала в голос. Слёзы текли по щекам. Внутри я выла раненой волчицей. Лишаю жизни мать, но и так срок почти задолжали мы обе. Я долго ждала. И она долго надеялась. Звёзды сошлись в этот час. Когда младенец уснул, я накинула удавку. Короткий хрип и голубые глаза, зрящие в вечность. Никогда не забуду. Дитя на моих руках. Я вынесла мальчика в голубой простынке в коридор, передавая отцу. Он смотрел на меня так, словно…нет. Не найду слов. Лишь оставила записку Палача. Чтобы не трогали до тех пор, пока ребёнку не исполнится шестнадцать. *** Тринадцатый. В легендах – это магическое число. Так и для меня – переломный момент. Обрюзгший. Старый. Мерзкий. Нефтяной магнат. С каким удовольствием я перерезала ему горло. Он был первым из тех, кто сопротивлялся. Он не хотел умирать. А я не хотела оставлять ему жизнь. Вот кого нужно уносить из жизни. Алчный. Гнилой. Извращённое удовольствие от того, что его кровь мерзкими шлепками оседает на песочном ковре. Он хотел очередную шлюху, а получил меня. В его глазах я видела укор, но мне не было стыдно. Я помню, как с удовольствием слизала его кровь с ножа. Перерезала так, чтобы он ещё жил несколько минут. Чтобы перед смертью понял, что деньги его не спасут. Он корчился на полу, на дорогущем ковре, а я сидела сверху, крепко сжав ногами его бедра. И он кончил. Даже на смертном одре нашёл себе удовольствие. Сука. *** Я наставила пистолет на неё. Сладкая сучка. Я ей даже восторгалась. Но тридцать пять. И два часа. Она выбрала безлимт. И теперь платила по счетам. Знойная телеведущая. Знаю, что на неё дрочило около ста с фигом тысяч человек. - Здравствуй, - сказала она. – Я ждала. Но ждала хотя бы мужика. Потрахаться напоследок очень охота. Разрешишь? - Да, - улыбнулась и спрятала пистолет. – У тебя есть час. Она вызвала своего менеджера. Красавец. Даже завидно. Я лишь на миг позволила себе эту слабину. Я ждала, пока они закончат. Из спальни летели стоны и крики. Она упивалась последними мгновениями. Пусть. Сегодня я тоже праздновала. Десять лет прошло, как я видела его. Как он? Что успел повидать. Дорогое вино был как нельзя кстати. Пила из горла, воздавая почести безликой юности и нищему детству. Мужчина ушел, а я… - Ты клёвая, но… - Спасибо за удовольствие. «Всегда пожалуйста», не проговорила я. Ночь разорвал выстрел. Она выбрала безлимит и убила многих. Но в тридцать пять её настигла пуля из моего оружия. Таков закон. Она могла бы бежать и прятаться, но не захотела. *** Сорок два. Сорок два трупа на моей душе. Руке легко, а разум, пусть и корчится, но молчит. Я беременна. Три месяца, еще не видно. Его звали Олег. Он тоже умер от моей руки. Великий хирург, который ошибся всего раз - и его имя попало в список. Я смотрю на девочку. Мне тридцать, ей всего восемнадцать. Она убила троих своих детей. Мразь. И в тоже время - Святая. Она передаёт комочек в полотенце мне на руки. И я держу дитя. Для таких, своё предназначение – Вестники. Те, кто приходят со списками и развязывают руки остальным. Я передам его в корпорацию. А её… Выстрел в голову. Шорох пустоты. *** Пятьдесят. Мы стоим и смотрим в глаза друг другу. Я улыбаюсь. Он - нет. Мы последние в списке друг у друга. Я знаю. Ведь сдержали обещание. И теперь смотрим друг на друга. Сладкая патока адреналина течет по венам. Моё сердце неистово бьётся. Его тоже. Легко в отражении прочесть жизнь. Сложно принять, что мы прожили наши жизни не рядом. Но иначе нельзя было. - Беги, - сорвалось с губ в унисон с моими словами. - Ты последняя, - говорит он. - Ты тоже последний, - вторю я. Смех. Смех под сводами старой заброшенной больницы. Ехидный и жестокий. Да. Я патокой растекаюсь по стенам. Мы встретились. На миг. И должны умереть. Здесь. Сегодня. Сейчас. - Беги, - прошу я. - Беги, - просит он. В глазах у обоих обреченность. Мы знали, на что шли. И от этого так сладко. Так щемит, прекрасно щемит в груди. Смогли. Выжили. Встретились. *** Близнецы умирают, как и рождаются. В один день. В один час. Два тела рядом, переплетя пальцы спустя двадцать лет. Каждый из своего мира вышел. Но рядом. Словно в сказке. Умерли в один день. Час. Найдя друг друга. Смогли выполнить обещание. #Мор_пишет #не_высокая_проза