Golden Boy & Razor Wire Necklace

       В Четвёртом холодно, сыро и воняет рыбой. Финник знает тысячи людей, которым это ненавистно. Как в Четвёртом, так и в других Дистриктах и самом Капитолии. Никому не нравится эта особенность самого близкого к морю Дистрикта.        Финник с лёгким чувством эйфории вдыхает родной запах. Он дома. Едва ли хоть одна душа будет рада видеть его здесь, но это его дом. Здесь нет покупателей. Нет президента Сноу. Нет никого, кто покусился бы на его тело. Никого, кто рискнул бы отобрать его свободу. Миротворцы не в счёт. Это давно уже пройденный вариант. К тому же, жизнь здесь гораздо лучше, чем в других Дистриктах, поэтому контроль почти незаметен.        Чемодан противно тарахтит колёсиками по мелкому гравию, и в данном районе это, словно бы, единственный звук, который можно услышать в шесть утра. Некому соваться на вокзал, ведь морепродукты увезли ещё час назад, когда Капитолий только начал засыпать, а в Четвёртом уже во всю кипела жизнь.        Несмотря на раннее пробуждение Дистрикта, Финник доходит до Деревни Победителей в одиночестве. Если на вокзале ещё и бывает жизнь, то тут, на, буквально, изолированном клочке территории, никто посторонний не появлялся и подавно. Как бы то ни было, Победителей презирают. Их семьи могут подвергаться травле. Никто не любит, когда кто-то живёт лучше просто потому, что им выпал счастливый билет. Ни одна душа даже думать не хочет о том, какой ценой достаётся эта лучшая жизнь. Даже сами семьи Победителей.        Одэйр ставит на порог своего ментора корзину с книгами, свежими фруктами и цветами, сорванными по дороге. Парень знает, что стучаться бесполезно — неугомонная старушка сейчас занята ловлей рыбы и проверкой ловушек на наличие чего поинтереснее привычных обитателей каждого стола. Слегка улыбаясь, блондин думает о том, что неплохо было бы и самому отправиться на рыбалку. Хоть Родж с Яном и рыбачат каждое утро, брать их еду Финник не привык — им надо кормить собственные семьи.        Нехотя Победитель заходит-таки домой. С кухни доносится лёгкий грохот посуды и шипение масла на сковороде. Значит, невестки уже не спят.        Стараясь быть совершенно незаметным, Одэйр пробирается к своей комнате, раскладывает вещи, переодевается в более привычные бриджи и майку и отправляется к старому, полуразрушенному дому, в котором все они когда-то жили. Сейчас, когда Финник попал в число «счастливчиков», низенький дом с налипшей на стены солью служил хранилищем всевозможных удочек, ловушек и снастей, ведь от него до моря было буквально рукой подать, чего не скажешь о доме в Деревне.        Внутри было пыльно, но не пусто: прежняя мебель осталась на своих местах, чем Финник частенько пользовался, когда уставал от воплей своей огромной семьи. Единственное что — в некоторых местах отошли, а где и оборвались, обои. В целом, дом этот ещё был более чем пригоден для жилья. Только бы небольшой ремонт сделать, чтобы точно не развалился.        Рыбалка всегда отвлекала Одэйра. Он мог тратить на неё много времени просто потому, что ему это нравилось. Улов, как обычно, не мог не радовать, и Финник, быстро наловив необходимое количество рыбы, отправился было домой, но тут его взгляд привлекла веселящаяся парочка.        Рыжеволосая девушка в лёгком светло-жёлтом платьице играла в салочки с забавным черноволосым пареньком лет четырнадцати. Самой девушке на вид было не больше семнадцати. Они смеялись, брызгались водой, да и вообще выглядели слишком счастливо, учитывая, что до Жатвы осталось всего несколько дней.        Финник смотрел на них и понимал, что ненавидит. Ненавидит. Не понимает. Боится. Потому что это невозможно. Счастье в этой стране — всего лишь иллюзия. Не бывает даже слова такого в Панеме. Не может быть никого настолько счастливого, ведь это дико и противоестественно. На какое-то мгновение ему даже начало казаться, что не существует никаких Игр, не существует Капитолия, не существует Сноу, не существует Победителей, выставляющихся на продажу, словно вещь, а существует счастье. Безграничное счастье.        В рыжих волосах, убранных лентой, кокетливо играли лучи восходящего солнца. Одэйр даже немного залюбовался. Всё-таки, было в этих детях что-то, что притягивало взгляд.        Но наваждение ушло так же быстро, как и появилось. Финник тряхнул головой, отгоняя прочь непрошенные мысли. Не место им сейчас. Да и вообще не место. Реальность куда суровее и губительнее и потому, как бы ни хотелось поверить в возможность счастливой жизни, Одэйр буквально цеплялся за то, что пережил. Чтобы не дать себе ложной надежды.        Поэтому он забрал свой улов и спешно покинул пляж.

***

       — Дядя Финник, расскажи о Капитолии, — попросила девчушка с большими голубыми глазами и такими же бронзовыми волосами, как и у Финника. Три пары заинтересованных глаз обратились на него.        Как бы то ни было, Финник очень любил своих племянников, хоть и не всегда ладил со своими братьями и их жёнами. Эти три комочка счастья были единственными, кто точно всегда ждал его возвращения. Они готовили ему открыточки, нарисованные, хоть и криво, зато со всей любовью, на которую способны эти большеглазые создания.        Изабель — самая старшая из детей носила высокий хвост, волосы из которого постоянно выбивались и сильно вились. Не так давно ей исполнилось семь, чему она была несказанно рада, ведь любящий дядя подарил ей огромный букет обожаемых девочкой пионов, фарфоровую куклу и целую коробку шоколадных конфет, которые, в отличие от засахаренных водорослей, были огромнейшей редкостью для их (как, впрочем, и для других) Дистрикта. Родители, как и младшие брат с сестрой, разделяли её радость по поводу подарков, чего не скажешь о другом её дяде Яне и тёте Сьюзан. Девочка не понимала, как вообще у таких добрых папы Роджера и дяди Финника мог быть такой злой и холодный брат, ведь они такие хорошие, так хорошо относятся ко всем детям не только семьи, но и Дистрикта в целом.        Следом шла ещё одна девочка — Викки. Викки было пять, и для своих пяти лет она была самым любознательным существом на свете. Девчушка была почти полной копией Финника, даже пыталась перенять у него манеру речи и поведения. Именно она и задавала большую часть вопросов. Викки могла бы сказать, что была самым любимым ребёнком в семье, ведь её родители в ней просто души не чаяли. Ян считал свою единственную малышку лучшим ребёнком на свете и не признавал других детей. Викки, хоть и сочувствовала своим сестре и брату, но этот факт не мог ей не льстить, поэтому она, в какой-то степени, была слегка эгоистичной и самовлюблённой. Многие хотели дружить с малышкой Вик, но она выбирала для себя лишь самых лучших — сказались отцовские гены. Так что, уже в таком юном возрасте, девочка старалась во всём искать выгоду для себя.        Ну и самым маленьким был двухлетний Джастин. Он был тем ещё балаболом. Болтал он много и не всегда на английском, ведь был мастером по придумыванию непонятных языков, как величал его Финник. Он был очень похож на свою маму Элизабет: тёмно-каштановые волосы, острый курносый носик, карие глаза и тонкие губки. Единственное, что досталось ему от отца — кудрявые непослушные волосы и безграничная доброта. Малыш ничего не жалел для своих друзей.        — О Капитолии, говоришь, хотите послушать? — улыбнувшись уточнил Финник, подхватывая Викки на руки и усаживая к себе на колено. — Ну, слушайте…        Джас, с помощью Финника, забрался на второе колено, а Бель же уселась на пол рядом. Все трое приготовились к рассказу.        — Далеко-далеко, — начал Финник, — стоит чудесный город. Дома там касаются неба, иногда даже разрезая своими шпилями облака. Можете себе такое представить? Так вот, в этом городе живут необычные люди. Люди эти похожи на диковинных птиц и зверей. Там нет таких простых, как здесь в Четвёртом. У них разноцветные волосы, а иногда и кожа. Некоторые настолько похожи на, допустим, кошек, что у них есть настоящие кошачьи уши, хвосты и усики, которые, так же, как и кошачьи, реагируют на малейшее изменение их настроения. Живут они в настоящих башнях, как в сказках, которые вам читает папа Бель и Джаса. Это по-настоящему волшебный город. Там сбываются все мечты, однако не всё так гладко. Есть в этом городе волшебник…        — Как в Изумрудном городе? — уточнила Вик.        — Да… — помявшись, ответил Финник. Вдруг, он вспомнил о прослушке, стоящей в каждом доме в Деревне, и, прокашлявшись, продолжил. — Есть там волшебник, который всем этим заправляет. Он вот не похож ни на одного человека в Капитолии и, не носи он костюм, его даже можно было бы спутать с обычным жителем любого из Дистриктов.        — А чем этот волшебник занимается?        — Он делает волшебных говорящих кукол, — тут же ответил Финник. Голос его слегка дрогнул на последнем слове, и он тут же прокашлялся.        — Ты заболел, дядя Финник? — взволнованно спросила Бель и потянулась ладошкой к его лбу. — У тебя температура?        — Нет, солнышко, — Одэйр улыбнулся. — Всё хорошо, не волнуйся.        — А что волшебник делает с говорящими куклами?        — Он продаёт их одиноким дядям и тётям, чтобы тем не было грустно.        — А они хорошие?        — Кто, Вик? — Финник слегка взлохматил беспорядок на голове племянницы.        — Дяди и тёти, — фыркнув, девочка убрала его руку из своих волос.        — Не все, — Финник грустно улыбнулся. — Хорошие попадаются редко. Остальные же иногда даже ломают кукол…        — Мне не нравится Капитолий, — тихо сказала Бель.        — Там очень хорошо, — дрожащим голосом поспешил успокоить её Финник. — Правда. Ты ведь веришь мне, солнышко?        Девочка лишь неопределённо кивнула, а Финник уже мысленно начал молиться, чтобы на слова девчушки просто не обратили внимания.

***

       Шёлковые простыни. Приглушённый фиолетовый свет. Лианна всегда знала толк в создании интимной обстановки.        Она не похожа на капитолиек. Её тёмно-каштановые волосы крупными волнами спадают на пышную грудь. Карие глаза слегка прикрыты, от чего длинные ресницы касаются щёк. Хрупкое девичье тело буквально вопит: «Подойди и возьми!». Аккуратненькая ножка скользит по кровати по направлению к Финнику. Алые губы слегка закушены. Она не такая. И Одэйр знает это.        Абсолютно каждый покупатель вызывает отвращение одним своим видом, не говоря уж о действиях. С Лианной же никогда таких проблем не возникало. Парня манит эта чертовка. Аккуратненькая, естественная, живая. Совершенно не хочется думать ни о чём другом, когда она, в одном кружевном белье, затаскивает его в комнату за галстук и ложится на кровать. Идеальная. Таких не должно существовать в природе. Едва ли есть ещё хоть одна такая.        Она никогда не принуждает. Она никогда не пользуется. Она не давит. Она просто даёт Финнику почувствовать себя не игрушкой, но мужчиной.        Он подходит к кровати, и стройная ножка поднимается к его груди, слегка скользя по ней вверх. Одэйр перехватывает её и покрывает поцелуями. Никого в своей чёртовой жизни он не любил так, как любит Лианну. Она поистине невероятна.        Он берёт её нежно и грубо одновременно. Он тонет в этих чувствах и тянет эту змею-искусительницу за собой. Уходит в омут с головой. Погружается в бездну, из которой не выбраться. Нет пути обратно. Это точка невозврата.        Конечно, Финник понимает, что это недолговечно. Победитель прекрасно знает, что для девушки он всего лишь кукла. Но у этого кукловода слишком умелые руки.        Одэйр просыпается в поту и долго пытается привести дыхание в норму. Он дома. Лианны рядом нет. Это был лишь сон. И от этого хочется залезть в петлю.        В этот раз поездка в Капитолий не принесла ничего кроме унижения. Над его телом просто надругались и не дали ничего взамен. Финник продал бы душу за ночь с Лианной, но в этот раз её не было. Наигралась ли? Кончились ли деньги (Финник недешёвое удовольствие)? Одэйр не знает ответа.        Придя в порядок, он вновь засыпает с надеждой на то, что больше не увидит её во сне. Невыносимо терпеть эту муку. Невыносимо существовать без этой дьяволицы.

***

       День был невероятно холодным для начала лета. Одэйр, несмотря на то, что он никогда не мёрз, получше закутался в кофту и отправился на рынок. Комфорт комфортом, но нужно хоть иногда пополнять припасы. Пусть завтра он и уедет в Капитолий и не сможет ни в чём себе отказывать, но здесь, в Четвёртом, останется его огромная семья, с вечно загруженными взрослыми и мало на что способными детьми.        Было слишком хмуро. Будто у вселенной кончились другие краски, кроме белой и чёрной. Весь вид Четвёртого нагонял на Победителя тоску и апатию. Хотелось поскорее разобраться с делами и очутиться дома.        Прилавки, несмотря на ранний час, были наполовину пусты, что вгоняло Одэйра в ещё большую тоску. Чем и хорош Капитолий — там никогда нет пустых мест. Начиная от прилавков в магазинах и заканчивая постелями.        Народ то и дело сновал туда-сюда, и это мельтешение довело бы Финника до тошноты. Абсолютно точно довело бы, когда бы в толпе не промелькнули знакомые рыжие волосы. Лишь на миг. И вновь скрылись в людском потоке. Одэйр бросился за ней. Он знал, помнил: это та девушка с заброшенного пляжа, облюбованного Победителем для самокопания, самобичевания и рыбалки.        Как бы быстро он ни бежал, он не мог не то что нагнать, но даже отыскать девушку. Он остановился, осматриваясь. Всюду шныряли люди, мельтешили, окружали его. Ему захотелось кричать. Крикнуть так, чтобы все разошлись, чтобы прекратили мозолить глаза, чтобы он смог найти её — девушку с копной огненно-рыжих волос на голове. И милой розовой лентой в них.        Он не понимал, почему его так тянет к ней. Видимо, и не поймёт.        Успокоившись и отчаявшись найти знакомую незнакомку, он крепче сжимает в руке корзину, наполненную продуктами, и спешит покинуть слишком людный рынок.

***

       Финник ненавидел день Жатвы больше всего на свете. Всей душой ненавидел. Это было ежегодным напоминанием всех тех ужасов, что принесла после себя одна такая Жатва пять лет назад. Кровь. Безумие. Убийства. Издевательства. Унижения. Разврат. Похоть толстосумов.        Каждую Жатву со времён победы он начинал с изливания души керамическому другу. Только после он принимал душ, приводил себя в состояние базис-ноль (за пять лет практики он научился делать это не хуже его команды подготовки), надевал заранее приготовленный и выглаженный костюм и отправлялся на площадь, с которой ему и предстоит забрать очередное пушечное мясо. Первые года два Мэгз, его бывший ментор, ездила с ним, но, в силу возраста, она больше не может разделять с парнем менторские обязанности.        Ожидая начала церемонии, если можно так выразиться, во Дворце Правосудия, Финник устало развалился на диванчике в надежде, что никому не придёт в голову искать его ближайшие полчаса. Он устало потёр переносицу пальцами. Каждый год одно и то же. Ничего не менялось. Ничего.        Час икс подбирался всё ближе и ближе. И вот, вскоре, Финнику пришлось подняться на сцену, натянув на лицо уже такую привычную маску. Сев рядом с мэром, он честно пропускал мимо ушей речь сопровождающей. Она назвала первую жертву — Энни Кресту. Лениво бросив взгляд на поднявшуюся девушку, Финник с ужасом осознал, что это та самая знакомая незнакомка с пляжа.        Финник не мог поверить в то, что это происходит на самом деле. Те немногочисленные разы, что он выцеплял взглядом в толпе знакомую копну рыжих волос, позволили ему считать девушку своим светлячком в этом тёмном царстве безумия. Все разы эти рыжие волосы невольно заставляли его улыбнуться, и день его проходил как-то легче, спокойнее и лучше, стоило ему увидеть её. И вот теперь он самолично повезёт своего светлячка на бойню. Лично закинет её в мясорубку и пару раз провернёт поршень, перемалывая.        Вблизи девушка казалась поистине неземным существом, словно бы пришла из мифов о феях или же эльфах. Хрупкая и маленькая. Совсем ещё девчонка. Финник боялся. По-настоящему боялся.        Он видел зелёные глаза девушки, когда та поднималась на сцену. Он видел, что и она боится. Что она в полнейшем ужасе, но старается не показывать этого. Возможно, на то есть свои причины. Финник мог лишь догадываться.        Одэйр рассматривал девушку, совершенно забыв о наличии ещё одного трибута. Мысли его представляли собой полнейшую неразбериху из чувств и образов. Он думал о том, что не может у жительницы Четвёртого кожа быть настолько белоснежной, а внешность настолько по-детски невинная, ведь все, кого он когда-либо видел здесь, вечно удручены заботами, думают лишь о том, как бы прокормить семью, на каком пляже и в каком месяце улов лучше.        Четвёртый, несмотря на своё расположение, был Дистриктом вечно хмурых людей, погружённых в свои нескончаемые заботы. Лишь единожды Финник видел здесь по-настоящему счастливого человека. И сейчас он отправлялся на верную смерть.

***

       — Ты, значит, ментор? — спросил нагловатой наружности паренёк с надменной ухмылочкой.        — Тебе чего? — фыркнул Финник, пытаясь вспомнить, где он мог видеть этого ребёнка.        — Ты вытащишь мою сестру с Арены, — строго заявил он. — Иначе я выпущу тебе кишки.        И тут Финник понял, что видел этого ребёнка тогда на пляже, вместе с его сестрой. Он внимательно оглядел парня сверху вниз (самое удобное положение, когда разговариваешь с тем, кто ниже тебя примерно на две с половиной головы) и хмыкнул. Не дорос он ещё, чтобы приказы раздавать.        — Как тебя зовут? — зачем-то спросил Финник.        — Алекс Нортон, — парнишка насупился. — Я бы и без твоей помощи справился, если бы был всего лишь на три дня старше.        — Так вот, слушай меня, Алекс Нортон, — сказал Финник, слегка присаживаясь, чтобы быть одного роста с мальчишкой. — Я не собираюсь вытаскивать твою сестру. Разговор окончен.        Финник развернулся и пошёл к комнате ожидания для менторов. У мальчишки была другая фамилия, что Финник сразу подметил. Никто в Дистриктах не общается с кузенами и кузинами — это он знал точно. Тут каждый сам за себя.        — Ты обязан это сделать! — крикнул мальчик вслед. — Ты ментор, в конце-то концов! Это твоя прямая обязанность.        Финник старался пропустить слова мальчишки мимо ушей, но они прочно засели у него в голове.        Да, он ментор. И он обязан сделать всё, чтобы его трибуты не вернулись с Арены. Обязан сделать всё, чтобы они не познали на себе всю горечь жизни после победы.