Колибри

Глава 7.

      Как легко что-то пообещать и как тяжело порой это выполнить. Я пообещала себе открыться Владу, прошло несколько недель, а я до сих пор так ничего и не сказала…       Реально не было возможности, а потом отпала необходимость…       Влад словно открыл ящик Пандоры, и из этого рога изобилия на меня посыпались откровения: ему двадцать восемь лет, родом из Сургута, его отец умер семь лет назад, он очень тяжело перенес эту потерю, он не общается со старшим братом, потому что тот не прилетел на похороны отца — отдыхал в Греции. Он рассказал наконец, в какой стране работает, о том, что там идут боевые действия, что иногда спит в одежде, чтобы быть готовым к эвакуации. Это было жутко, теперь я понимала, откуда взялись эти морщинки между бровей. В один из дней он пропал на полуслове, в девятом часу вечера, и отсутствовал почти сутки, такого прежде не было. Я чуть с ума не сошла тогда…       Последнее время мы замолкали максимум на час днем или ночью, пока спали. Оказалось, у них взрывом повредило телефонную вышку и они были без связи все это время. На мой вопрос: «зачем так рисковать собой?» последовал ответ, что здесь прилично платят. Этого я не могла понять, для чего так нужны деньги, чтобы так не ценить свою жизнь? Но говорить ничего не стала, может быть, я чего-то не знаю.       Всё это нас сближало сильнее и сильнее, он доверил мне самые страшные тайны: о чем думает перед сном, как строг к себе и к людям, как мало по-настоящему хороших вещей в его жизни. Его становилось все больше и больше, и чем больше его становилось, тем сильнее мне хотелось помочь, и, кажется, я помогала, слушала, поддерживала, поощряла.       Общение наше было пропитано теплом и заботой, все было настолько очевидно, что необходимость в каких-то разговорах совсем отпала. Мы говорили обо всем, кроме наших статусов и «завтра». Когда он, пропав на сутки из сети, вернулся, первое, что он сделал, — настоял, чтобы я сохранила телефоны его друзей, с которым он вместе работал, журналиста Шурика и его арабского коллеги — мистера Абдуракима. Он понимал, что если с ним что-то случится, я даже узнать ничего не смогу, у нас нет общих знакомых. Не знаю, зачем он это сделал — и он, и я понимали, что близится конец. Наверно, надеялся, что это нас еще сильнее свяжет, хотя бы на это время, просто от отчаянья. Почему мы молчали? Потому что оба понимали: как только мы озвучим то, что чувствуем, встанет вопрос: «что делать»? А сделать мы, оказывается, ничего не могли…       За неделю до конца вахты он все же решился:       — Не знаю, как я буду без наших разговоров. Скоро меня станет мало.       Я ничего не ответила, просто молчала, почувствовала — вот он, этот момент «х»…       — Ты же большая девочка, все понимаешь, правда?       — Да…       — Я всегда говорил, что ты умная. Будет мало, потому что я вернусь домой, а там я несвободен…       Я поняла это уже какое-то время назад, но пока он это не озвучил, надеялась, что ошибаюсь. Теперь сомнений не было. Что я почувствовала? Словно я споткнулась и с высоты своего роста упала и ударилась лицом об лёд, со всего размаха, со всей дури. Ослепла, оглохла, онемела от боли — все сразу… ни слова не могла выдавить. Думаю, он не сказал прежде, потому что понимал, что я уйду. Неделя… Отправлю его и уйду, пока он будет «там» — отвыкну, вычеркну, исчезну. Я плакала, глотая слезы.       — Скажи что-нибудь, не молчи…       — Что-нибудь…       — Прости, — написал он. — Мы не касались ничего личного, тогда мне казалось неуместным это говорить. Зря, наверно, теперь молчать будет неправильным.       — Ты сам говоришь, что я неглупая, что-то такое я предполагала…       — Понимаешь, я там так все поставил, никакого сиденья в гаджетах и все такое.       — Влад, ты сам сказал, что я большая девочка, не нужно, я все понимаю… со всем справлюсь.       — Я немного узнал тебя, понял, какая ты. Раз ты здесь, со мной, то там ты свободна.       — Да.       Я прятала свои истинные эмоции… Какой толк в упреках, что он не сказала прежде? Это сделает только хуже и мне, и ему. Он не врал мне… просто недоговаривал.       — Я хочу поговорить с тобой кое о чем, но это ладно, завтра, — сказал он.       Было поздно, я ответила, что устала, попрощалась, обронила «до завтра», и увидела, как он обрадовался этому «до…», ему тоже было нелегко.       Я не спала почти всю ночь, думала… К моей боли добавился ещё один оттенок, ужасный, мучительный — ревность… Где-то там была женщина, его женщина, та, кому по праву принадлежит его любовь, нежность, страсть — весь он. Чувствовать это было невыносимо, она выжигала меня, я загоняла ее в самую глубь, душила словами «он не мой», я и ревновать-то, по большому счету, не имею права… Уснула только под утро и увидела сон. Сны я вижу крайне редко, они всегда цветные, событийные, яркие…       Мне снилось, что я в универе, на семинаре по клинической психиатрии, пишу ответ на первый пункт билета. Звонит мой телефон, этого не может быть, он никак не может звонить, он лежит в сумке рядом, выключенный! Преподаватель гневно стучит указкой по столу, просит выключить мобильный, я лезу за ним в сумку. Включен и на нем вызов от неизвестного мне номера. Я откуда-то знаю, чувствую, что это Влад, уверена на сто процентов. Хватаю трубку и выбегаю на коридор, плевать! Я не ошиблась, это он, он тараторит мне адрес и говорит, что ждет меня там, у него есть минут пятнадцать-двадцать. Я залетаю в аудиторию, хватаю сумку, роняю обалдевшему от моей наглости преподу: «простите, мне необходимо уйти» и бегу прочь, к стоянке такси. Я не знаю этот адрес, какие-то окраины, водитель говорит, что туда ехать полчаса минимум, у меня нет этих полчаса… но я еду. Все время пытаюсь дозвониться на тот номер, чтобы сказать, что не успеваю, опаздываю, но женский голос постоянно твердит мне, что номер не существует.       Наконец я на месте, по адресу стоит маленькая автобусная станция, от нее отходят пригородный автобусы, небольшая круглая площадь, народу мало, Влада я не вижу. Я стою посреди этой круглой площадки и кручусь, ищу его — нет, нигде не вижу. Бегу к этому зданию станции, там тоже нет…       Мимо проезжает большой двухэтажный автобус. Время как по щелчку пальцев замедляется и начинает течь медленно-медленно, каждая секунда стала длинной в несколько, я вижу его в этом автобусе… Он сидит на нижнем этаже, у окна! Я шепнула: «Влад!», он услышал, увидел меня, вскочил, прижался к стеклу, смотрел на меня. Я срываюсь за ним бежать, он видит это… Размахнулся и ударил кулаком по стеклу, один, второй раз, костяшки все в крови, третий… Стекло лопнуло, взорвалось, раскрошилось на тысячи маленьких осколков, они все летели в меня…       Проснулась от того, что сотни крохотных жал впивались в мое тело, лицо, руки…       Я, кажется, кричала, сердце стучало как сумасшедшее. Я придержала его рукой, показалось, сейчас выпрыгнет и побежит неведомо куда.       Встала, пять утра, всего два часа спала, но не усну уже. Пошла в кухню, попила холодного сока прямо из пакета, поставила кофе, залезла на подоконник, прижалась лбом к стеклу, оно приятно холодило лоб, смотрела на спящий город за окном. Пока еще тихий, словно нарисованный, с миллионом спящих окошек, за каждым своя судьба, своя любовь. Интересно, за сколькими кто-то так же не спит, прижавшись лбом к окну?       Почему-то вспомнился Матвей, представила, как ему, наверно, так же, как и мне. Просто такой период, надо потерпеть и станет легче, обязательно станет, иначе как жить тогда?       К чему был сон, я поняла в тот же день, к вечеру. Я ни слова о нем не обмолвилась Владу. Утром обычные приветствия, днем все как обычно, разве что я была более сдержана. Вечером он начал писать чуть раньше обычного, телефон пиликал раз за разом, посмотрела, он меня звал.       — Майя, ты тут? Майя, ау-у! Отзовись, нужно поговорить. Напиши мне сразу, как придешь, пожалуйста.       — Я тут, — ответила я. — Случилось что-то?       — Я завтра улетаю, билет уже на руках.       — Как завтра?       — Вот так, я сам думал, что почти неделя есть. Сейчас генеральный на летучке сказал. Не хочу лететь.       Я вспыхнула, надеюсь, он не станет обсуждать это со мной! Я молчала…       — Зря я вчера отложил разговор.       — Наверное, в нем уже нет смысла, — проронила я.       — Нет, послушай.       Он взял паузу, меня заколотило, время замедлилось, как в том сне, потекло густое, как кисель, тик-тик-тик… и эхо отдавало в ушах, потом сорвалось, зачастило вместе с сердцем.       — Майя, я хочу приехать.       — Ко мне?       — К тебе.       Сердце замирало и срывалось, я снова прижала руку, пытаясь его успокоить, только на этот раз оно заходилось от счастья. Набрала ответ:       — Я боялась, ты не никогда этого не скажешь. Приезжай, пожалуйста.