Братья на века.

***

Изначально, когда семь смертных грехов только создавались, но уже большая их половина жили своими новыми жизнями, Старое дитя внимательно за всем следило. "Создатель" - шептал он, когда человек в костюме древней Японии и с хаори на плечах, осторожно переливал какие-то смеси из колб, от которых шел приятный аромат лаванды, - "Когда вы все это прекратите? Вы создаете монстров." "Прекрати, я знаю что делаю" - Создатель улыбался, но в глазах все же проскальзывала нотка грусти и отчаяния. Старое дитя лишь хмыкал, зачесывая назад свои волосы и взмахивая плащом, удалялся. Он особо и не задумывался, когда в их семью с четырьмя Сервампами, добавился пятый. "Жадность", гордо говорил Создатель, сразу же толкая молодого пацана в спину, в сторону новой семьи. "Ободранец" - думает Старое дитя и прикрывает алые глаза. Его аристократичная кровь не позволяет смотреть на всякую мелочь, будто он его семья. Сонный дьявол - возможно. Сомнение сомнений - еще кое-как. Мать - как сама мама, так что вампир тоже ее не учитывает. А вот новый, точно не в его вкусах. Слишком бледный (Гордыня даже забыл, что все вампиры бледные), слишком зашуганный и слишком... Слишком. Старое дитя видит, как малец только с испугом в глазах смотрит на своих новых братьев и сестру, цепляясь взглядом за алые глаза. Ему слишком страшно. Чудак. Вампир ухмыляется, думая уже уйти в свой замок, как его резко окликивает Создатель. "..., ты сможешь научить своего младшего брата новым вампирским штучкам? Мне нужно начать делать следующих." Гордыня цокает языком и гордо, на сколько это было возможно, отворачивает голову. Прядь вновь выпала из прилизанных волос, от чего вампир вновь ее зачесывает. Медленно и осторожно поворачивает голову назад, смотря снизу вверх на нового брата. Пацан все еще зашуганный и где-то на щеке виднеется остатки грязи. Создатель недавно раскопал труп? Молодой еще вампир. "Ладно", - громко хмыкает Гордыня и ухмыляется, обнажая свои острые и белоснежные клыки, - "Я смогу его всему научить. Только с Вас, Создатель, бутылка вина. Мой хозяин пока запрещает брать его запасы". Поправляет монокль и тростью бьет прямо в колено нового вампира. "Как тебя зовут, пацан?" "Беззаконие..." "С этого момента, Беззаконие, я твой наставник в этом ужасном мире."

***

Все проходило более чем идеально. Старое дитя рассказывал Беззаконию все, что знал. От основ разных детских программ, до самых первых писателей того времени. Беззаконие рос у брата на глаза, превращаясь из маленького зашуганного вампира, в самый настоящий грех. После того, как Старое дитя стало его наставником в новом мире и другом в личном, они стали проводить всякие занятия по изучению мира, как настоящие вампиры (Гордыня громко хмыкал, вздергивая свой носик и выкрикивая, что они и есть настоящие вампиры). Беззаконие все чаще стал пропускать их вампирские тренировки, предпочитая им изучения мира самостоятельно. Постепенно, он увлекся разными рассказами людей, после чего, в его жизнь ввалился Шекспир со своей трагедией "Ромео и Джульетта". Беззаконие после этого очень сильно втянулся в разные сонеты писателя, чуть-ли не на каждом шагу их цитируя. После, Старое дитя узнало, что Беззаконие таки совершил свой первый контракт и Гордыня почувствовал гордость (что звучит чертовски иронично) за своего ученика и младшего брата. В письмах Беззаконие рассказывал, что это была некая Офелия, о которой даже Старое дитя и предположить не мог. Он определенно забыл дать наставление своего младшему брату, дабы тот не совершал ошибок, которые будут вытекать в будущее. Спустя года, когда по словам Беззакония, "маленькая" принцесса подросла, он попросил Старое дитя наведаться к нему в замок, надеясь хоть как-то развести свою многолетнюю скуку. Гордыня хмыкает, кладет полученное письмо на столик и велит слугам и подклассам ждать его. Превращается в летучую мышь и сразу же вылетает в дорогу, которая особо не заняла много времени. Вампир приземляется в тени какого-то дерева, в котором можно было перевоплотиться и слышит смех. Веселый, звонкий и красочный, будто звон тысячи колокольчиков. Вампир поворачивает голову на звук и замечает девушку, радостно обнимающую Беззаконие. "Хей, брат!" - кричит Гордыня, махая тростью по воздуху и прикрывая тело плащом, от ненавистных ему солнечных зайчиков. Беззаконие поворачивает голову на такой знакомый голос и улыбается, от чего его белые клыки сверкают. "Старое дитя! Как я рад тебя видеть!" - Беззаконие оставляет девушку и бежит к брату, от чего концы белого шарфа летят сзади по ветру, будто крылья ангела. Хотя, дурно сравнивать вампира с ангелом. Гордыня поправляет монокль, вновь зачесывая выбившиеся пряди волос назад и радостно прикрывая глаза. Такое прекрасное чувство, когда именно ты растил такую сумасбродную личность, как Беззаконие. "...! Не разговаривай слишком долго! Сам же знаешь, что сегодня у нас торжественное открытие центрального фонтана!" "Я знаю, Офелия!" Старое дитя видит, как счастлив Алчность. "...? Какое странное имя, Беззаконие. Ты его ни разу не упомянул в письмах." "А это имеет смысл? Важны не имена, а сам вампир или же человек, Старое дитя." "Хорошие слова, Беззаконие! Сразу видно, хороший вампир!" Алчность смеется и садится пятой точкой на зеленую траву, от чего Гордыня слышит шорох и тоже улыбается. Лето, все же. Дерево приятно прикрывало своей тенью вампиров, от чего они с легкостью могли быть в своей обычной форме. "Скажи же, старший брат, что Офелия прекрасна..." Гордыня приподнимает одну бровь и смотрит теперь сверху вниз на Алчность. "Не говори что ты влюбился, Беззаконие. Помнишь то, что я тебе говорил много лет назад? Первое правило вампиров - не влюбляйся." "Я не влюблен... Она просто прекрасна..." Старое дитя хмурится и понимает. Понимает, что добром такие слова не кончатся.

***

И оказался чертовски прав. После получения письма от С3 и указа старшего брата Лени созвать всех вампиров, Старое дитя занялся Беззаконием. Слишком долго он не получал от него писем и беспокоился. Гордыня нашел младшего брата только спустя пару часов, когда в замке его точно не оказалось, а в лесу была тишина и оставалось только просто ждать. Так вампир и прилетел к младшему брату, сидевшему под статуей, некогда живой девушки. "Вот поэтому я говорил тебе, что нельзя влюбляться." Старое дитя превращается в человеческое обличье, хмуро смотря на брата. Беззаконие рыдает, от чего сердце лишь сжимается, но в такой ситуации, нельзя давать волю эмоциям. Старое дитя говорило, Беззаконие не послушало. У всего есть свой конец. "Пришел посмеяться надо мной, Старое дитя?.." Голос тихий, от чего Гордыне пришлось очень сильно напрячь слух, чтобы услышать хоть пару слов. Слышит, как хрипят голосовые связки брата. Но молчит. Не хочет делать еще больнее. "Я по срочному делу, брат." Из под черного плаща выглядывает ручка, протягивающая Беззаконию письмо. Обычное, с поставленной печатью. Вампир шмыгает носом, но берет письмо, будто надеясь что-то узнать хорошее. "Все семеро Сервампов должны обсудить этот вопрос." Шуршание бумаги раздается эхом по площади, от чего Старому дитя кажется, будто сейчас весь город проснется. "Поступайте как хотите, мне все равно..." "Сонный Дьявол просит мнения каждого, брат." Старое дитя поворачивается спиной и подол плаща летит за потоком ветра. Будто крылья черной летучей мыши, коей он и является, заставляя каждого врага трепещать от его величия.

***

Прошло очень много времени, после того знаменательного собрания в жизни каждого из вампиров. Каждый поменялся, каждый вырос, каждый понял свои ошибки. Старое дитя, а ныне, уже Хью, с радостью вновь стал общаться со своим младшим братом, узнавая от него разные истории из жизни, которым был рад поделиться. Хью любил сплетни и рассказы, так что с радостью слушал, как, уже Хайд, пытался получить подпись самого Шеспира на томике сонет, но получил в глаз от какой-то девушки, которая представилась любительницей "Ромео и Джульетты". — Я очень счастлив за тебя, младший братец! Ты так вырос за эти века! Хью смеялся, отпивая из кружки теплое молоко с медом, пальцами иногда откидывая вылезающие пряди за ухо, которые в итоге вновь будут лезть в глаза. — Я бы снова хотел оказаться в том времени... Хайд поворачивает голову к окну и его взгляд становится задумчивым. Задумчивым, глубоким и грустным. Хью обнажает клыки, дабы подбодрить брата, но не успевает, как он сам улыбается и прикрывает глаза. — Но это не так важно, братец Гордыня! Ты сам говорил, чтобы мы не вспоминали прошлое, а жили дальше! Я все еще помню твои уроки! Смеется, отчего со стороны коридоров в гостинице Сендагаи слышится благой мат нового хозяина Беззакония. — Да и Лихт-тян лучше Офелии. Уж на этот раз, я буду идти к своей мечте.