Последний шанс

      — Надо было раньше догадаться, а не тупить, как последний член Союза, — я нарезала круги в Чертогах, сцепив ладони в «замок» за спиной и пытаясь не смотреть на то, как издеваются над моим телом. — Как можно было упустить из виду второго, как там его?.. Не помню! Все же в курсе, что Юрка просто обожает нападать со спины и всегда дожидается момента, когда его противник отвлёкся. Так почему я так сплоховала, а?! Куда смотрела?! Они даже Мурзика вырубить умудрились! Разумеется, после стольких лет в пробирке нужно огого времени, чтоб восстановиться полностью, ведь даже Кадис за восемьсот двадцать лет не в лучшем состоянии, но всё же… Грр!       — Вдох-выдох, Анна, спасители в пути, так что прекрати истерику, — Лорд возлежал на кровати и равнодушно следил за моими передвижениями.       — Меня незнамо чем напичкали, чтоб я не очнулась, прицепили к какой-то железяке и качают кровь без зазрения совести! — негодование продолжалось. — А ты мне «прекрати истерику»! У блохастого, между прочим, ситуация не лучше!       Экс-вожак оборотней находился не так далеко от меня — по крайней мере, тело Музаки было прекрасно видно. С другом Рейзела поступили практически точно так же, как и со мной, за исключением того, что его резать не стеснялись. Меня не трогали. Нет, кто-то попытался, но ценой колоссальных усилий нам с Лордом удалось активировать самозащиту, и незадачливого помощника Кромбеля впечатало в стену.       Не так давно выяснилось — ребята болтать при отключившейся мне не стеснялись — в прошлый раз план немца состоял в том, чтобы я привела Музаку в чувства. Ему неважно было, останемся мы или свалим, главное: у него была возможность связаться с экс-вожаком оборотней позднее. Короче, учёный поставил на то, что блохастый смиренно вернётся в Союз, если предложить ему то, от чего отказаться невозможно. Всё это «помесь ежа с дикобразом» рассказала Юрию, когда вставляла иглу мне в вену, чтобы начать откачивать кровь.       — Не ори, здесь хорошая акустика, тебя прекрасно слышно.       — Ло-о-орд! — разъярённо возопила я, прыгая к «сожителю» и предпринимая попытку вцепиться ему в шею. Мужчина, не будь дураком, успешно увернулся от моих ручонок и с тихим смехом скатился с кровати. — Вот какого чёрта ты лыбишься?!       Бывший правитель Лукедонии плавно скользил, избегая хватки, и через пятнадцать минут гоняться за постоянно в самый последний момент уворачивающимся Лордом порядком осточертело, так что я, вздохнув и объявив мировую, завалилась на кровать и принялась наблюдать за тем, что происходит возле моего тела. «Сожитель», на пробу повертевшись вокруг, вскоре опустился рядом. А что? Кровать большая, места хватит. Надо сбегать к холодильнику и что-нибудь вкусненькое достать, чтоб время ожидания Франки и компании прошло с пользой для моей расстроенной психики.       — Это поразительно! — Кромбель, умудрившись за время препирательств с Лордом подключить к моей голове какие-то провода, скакал от мониторов ко мне и обратно. — По всем показателям она без сознания, но феноменальная мозговая активность заставляет в этом усомниться.       — «Это поразительно», — передразнила учёного немца я. — Сам попробуй отключить мозг, если в твоей голове постоянно кто-то находится. Не сознание, а проходной двор. Кстати, мил человек, — я повернулась к «сожителю», — а почему мы не можем связаться с остальными?       — Во-первых, — Лорд протянул устало, — тогда от тебя начнёт исходить энергия Благородного. Ты же знаешь, что малейшее использование силы вызывает ауру. Во-вторых, когда все изменения в твоём теле тут же становятся известны Кромбелю, не хочется добровольно снабжать его информацией. И, наконец, в-третьих, ты реально хочешь их сейчас увидеть?       — Предупредить хотя бы надо, — задумчиво пробормотала я. — Или, думаешь, мы сами разберёмся?       — Сами разберёмся мы только с твоей смертью, — пессимистично и правдоподобно. — Хочешь мандарин?       — Откуда ты всё берёшь? — восхитилась я появившейся тарелке с фруктами и тут же потянулась к груше. — У тебя здесь VIP-условия, исключая, разве что, погодные, когда я думаю, а ты ещё жаловался.       — Обстановка обновляется по мере твоих смертей, — поучительно уведомил «сожитель», — изначально вообще складной стульчик только и был.       — Печаль-беда, — прыснула я, представив венценосную особу, сидящую на табуретке и вечно ворчащую. — Как думаешь, долго нас искать будут?       Лорд пожал плечами. Воцарилась тишина, прерываемая только звуками реального мира, на который мы могли лишь смотреть из Чертогов. Делать было катастрофически нечего. Играть не хотелось, всё, что могли, мы уже обсудили; через полчаса вообще раздалось посапывание «сожителя», и я раздражённо посмотрела на умиротворённое лицо бывшего правителя Лукедонии. Скажите на милость, ка-а-ак можно спать в подобных условиях? Я ему не мешаю, нет?       Нахохлившись и сложив лапки на груди, я откинулась спиной на подушки и принялась наблюдать за действиями Кромбеля. Там явно будет происходить что-то интересное, так как Музака решил прийти в себя. Оборотень, недовольно поморщившись, сел, осматривая помещение, и остановил свой взгляд на учёном. Немец, заметив, что Музака очнулся, кивнул. Та-а-ак…       Кромбель перестал выкачивать из меня кровь (я ужаснулась, увидев, сколько её, и удивилась, как такими темпами вообще ещё жива), вместо этого поставив капельницу с какой-то фиолетовой жидкостью. И что это такое?       Оставив меня в покое, учёный направился к оборотню. Музака, в свою очередь, просто сидел и ничего делать не собирался. На снующих по лаборатории людишек в белых халатах ему было откровенно пофиг. А вот это уже начинает настораживать. Ни капельки не удивлюсь, если сейчас вдруг выясниться, что Кромбель угрозами/обещаниями/шантажом (ненужное вычеркнуть) заставил оборотня работать с ним (не просто так же его в Союз вернуть хотели). Или на него. Короче, взгляд Музаки, обращённый к немцу, был преисполнен ненависти, но убивать учёного мужчина не собирался. Или он меня ждёт? Что вообще происходит?       Соскочив с кровати и буквально прилипнув к экрану, я вперилась пристальным взглядом в оборотня. Раскройте свои тайны, вы ж не в курсе, что даже в бессознательном состоянии я прекрасно знаю, что происходит вокруг. Об этом осведомлены только Франкенштейн и «сожитель». А, ну и Рейзел ещё, наверное.       — Где Гарда? — тихо и очень-очень грозно спросил Музака.       Во-от оно что… Теперь понятно, какой рычаг давления использовали, чтоб заставить экс-вожака умерить свой волчий пыл и стать послушной собаченцией. Право слово, Кромбель не дурак и знал, на что давить и что обещать. Терпеть ненавижу, когда играют на чужих чувствах и привязанностях. Мало того, что это нехило так действует на психику, так ещё не факт, что усилия окупятся.       Кстати, а кто такая Гарда?..       — Не волнуйтесь, вы скоро увидитесь, — ага, на том свете.       Я внутренне подобралась, пытаясь прийти в себя. Обычно это получалось само собой, но сегодня, видимо, придётся биться головой о стену.       Подмога не пришла, подкрепление не прислали; значит, выбираться из сложившейся ситуации придётся самим. Где наша не пропадала? И вообще, должны же хоть какие-то пути к отступлению иметься? В этот раз будет гораздо сложнее, чем в предыдущие, так как Кромбель иллюзий касательно моих сил не имеет и — более того — их переоценивает. Плюс полагает, что я — Рейзел. Точнее, Ноблесс. С одной стороны, он ушёл недалеко от правды, так как Лорд явно будет сильнее обычного Благородного или главы клана; с другой — я человек, чёрт вас дери!       — Вы сказали, что освободите её, если я останусь, — оборотень прищурился. О, самопожертвование, как прекрасно.       — Да? — учёный, казалось, искренне удивился. Ух, нехороший человек! — Боюсь, такого никто не обещал.       Пра-ально, когда о подобном разговаривают, всё нужно записывать на диктофон, чтоб предъявляться в качестве доказательств.       — Но встречу я вам организую.       Я до конца никогда так и не могла понять, категорически Кромбель плохой или нет. Вот с Музакой он, вроде бы, относительно сдерживает своё слово. Но является врагом номер один для нас, и, хоть убейте, я ничегошеньки не помню о том, почему же он злюка. Хочет стать богом нового мира? Так отговорить — и дело с концом. Стремление исполнить свои цели — похвально, если они не отражаются на жизни остального человечества.       Зато понятно, почему оборотень позволил себя вырубить без боя. Видимо, когда у них состоялся разговор с М-24, на который меня не пригласили, погибший друг М-21 каким-то образом передал предложение Кромбеля Музаке. Тот… Не знаю, наверное, хорошенько всё обдумал и решил согласиться, а тут я со своим перемещением.       Та-а-ак, пора перестать пинать балду и приниматься за работу, иначе мы рискуем застрять здесь на неопределённый срок.       Интересно, как мне привести себя в чувства? Осточертело смотреть на собственную физиономию, на которой и следа умной мысли нет. Судя по тому, что видно в зеркале, мне вполне нравится ситуация, в которой я нахожусь: умиротворённое выражение лица, грудь мерно вздымается и опускается, дыхание спокойное и ровное; так и не скажешь, что Кромбель забрал кучу крови, а теперь экспериментирует.       Со всей силы ударив кулаком по «стеклу», я охнула, схватившись за голову. Она отозвалась жуткой болью, но в то же время мелькнул проблеск сознания. Ясное дело: во мне столько снотворного, что в здравом уме и свежей я не очнусь чисто по определению. Что ж, остаётся только долбиться. Вооружившись стулом, я, под сонным взглядом разбуженного «сожителя», принялась дубасить табуреткой по преграде между мной и внешним миром. Видимо, кому-то это надоело, и моё желание исполнили.       Сперва ощущения были точно такими же, как когда я пришла в себя в холодильнике Франкенштейна: тело болело, в голове тараканы устроили вечеринку, забыв согласовать её проведение со мной. Неприятное, ужасное, отвратительнейшее ощущение. Плюс ко всему ещё и аппарат, к которому я была подключена и который транслировал малейшие изменения в организме на экран, громко и раздражающе запищал.       Я открыла глаза, ощущая, что вокруг тела собирается алая энергия — сила «сожителя». Это было велением воли, Лорд к нему не имел никакого отношения. С тихим полувскриком-полустоном мне удалось освободиться от оков и проводов: под тяжестью энергии Благородного они просто расплавились, не причинив вреда оголённой коже.       Разумеется, тут же рухнула на колени, так как ноги отказывались держать. Тело всё ещё было вялым. Кромбель забил тревогу, Музака же просто сидел и не знал, что ему делать: бросаться помогать мне — потерять шанс увидеться с Гардой и освободить её из лап Союза; пытаться меня убить — так оживу, да и подобными действиями он перечеркнёт вернувшуюся было дружбу. Ведь, если рассуждать логически, учёному немцу информацию о нас конкретно оборотень не сливал, под нож решил лечь самостоятельно, так что, фактически, предателем его назвать нельзя и вред он причинил только себе. Ситуа-а-ация…       Поздравьте: я сумела подняться и даже не завалилась в какую-либо сторону по пути. Перед глазами наконец-то всё прояснилось, и я тут же рванулась в сторону, избегая загребущих ручонок Кромбеля. Понятное дело, убивать меня он не собирался, я ему ещё нужна. А вот подпортить шкурку злодей не против. Нужно же ему меня вновь отправить в бессознательное состояние, верно?       — Ну уж дудки, — сила клокотала, бурлила, словно искала выход или ждала позволение выйти из берегов, накрыть собой всё, что попадёт под раздачу.       «И всё равно рано, — как-то… разочарованно и порицающе изрёк Лорд. — Тебе не хватит мощности, Ань».       — Зато желания — завались, — процедила я сквозь сжатые зубы. Глаза застилала уже знакомая кровавая пелена, от которой в прошлый раз меня спас Раджек. Интересно, что будет в этот?       «Предлагаешь сидеть и ждать спасения? — продолжила уже в Чертогах. — Неизвестно, что учинит Кробмель и сможет ли Штейн обратить процесс, так что я беру всё в свои руки».       Из дальнейших событий я сделала два вывода: во-первых, никогда и ни при каких обстоятельствах не стоит игнорировать слова «сожителя», если они касаются тех аспектов, в которых он отлично разбирается, ибо приведёт это к печальным последствиям; во-вторых, использовать козырь с высвобождением энергии только тогда, когда это действительно необходимо, ибо и себе сделаю плохо, и другим достанется.       Что происходило — того не ведаю. Окружающий мир исчез, и осталась только кровь. Умом я понимала, что моё тело сейчас действует по собственной воле, что оно врезается в стены и летает из стороны в сторону, в некоторых моментах давая фору самому М-21; физической боли не было. Сознание и тело разделились, мне досталась роль стороннего наблюдателя, который только и может, что оценивать происходящее. Даже звуки — и те отошли на второй план.       Энергия аристократа атаковала Кромбеля раз за разом, и в какие-то моменты я осознавала, что увечья мы с немцем получаем в равных количествах. Сила Копья и Благородного плохо совместимы, потому представить боюсь, что случилось с теми, кто находился с нами в одном помещении. Музака, как бывший вожак оборотней, стопроцентно смог бы защититься, а вот простые смертные учёные… Не о них думать надо!       В какой момент была задействована ментальная сила и что она сделала — понятия не имею. Просто тело, поняв, что находится на пределе своих возможностей и продолжать снабжать «сожителя» жизненной энергией не может, резко поменялось местами с сознанием, и завершающая атака последовала уже от него. Звук сразу же вернулся: кажется, это был взрыв. Оглушающий, поражающий, всеобъемлющий. Земля тряслась, здание рушилось, раздавались крики.       В конце битвы подоспел Франкенштейн с компанией таких же отбитых на голову глупцов, готовых отдать свою жизнь за другого: модифицированные, Роярд, Ландегре и Кертье-старший. Кромбель, поняв, что в нынешнем состоянии ему со всеми не справиться, ибо потрепало нас знатно, предпочёл побег. Юрий, выбирающийся из-под завалов, ничего сделать не успел: оставшаяся энергия Благородного устремилась к нему, и вскоре тело блондина продырявили алые копья. Да и сомневаюсь я, что прибывшие отпустили бы этот сгусток проблем с миром.       Последнее я помню, потому что начала приходить в себя, лёжа на горке бетонных кусков и придавленная чем-то тяжёленьким. Состояние — ужасное. Настроение — великолепное. Франкенштейн даже с сомнением на меня покосился, когда я вяло захихикала. Это нервное.       Музака обнаружился неподалёку. Не сказать, что вид виноватый, но относительно раскаивающийся. Докопавшись до истины, Штейн высказал всё, что он думает о принятии самостоятельных решений, а после пошёл откапывать меня, пообещав устроить оборотню профилактическую воспитательную беседу дома. Короче, я была рада слышать, что они, как в старые добрые времена, снова начали препираться.       К откапыванию моей тушки присоединились остальные, и Раджек, как тот, кому Эрга Кенезис приказала за мной присматривать, взял меня на руки, когда все осознали одну простую истину, что в ближайшее время передвигаться самостоятельно я не смогу. Заметьте, на теле практически не осталось живого места, но отбрасывать коньки я не спешила. Раны очень медленно затягивались, да и то потому, что энергии на врачевание практически не осталось. Но её хватало для того, чтобы я находилась в сознании и числе живых.       — Знаете, а красивое небо, — молвила я, устремив взгляд в звёздную бесконечность. — И луна полная. Никто телескоп не захватил?       — Шеф, а вы точно не родственники? — задал уточняющий вопрос Тао боссу. Видать, подумал, что подобные странности — наследственное.       — Мы — нет, — ответил Франки, терроризируя взглядом мою макушку. — Про другого — не знаю.       «Я уже говорил, что Раскрея — мой единственный ребёнок! А портить характер окружающим любишь ты!» — ответил Лорд, и я краем глаза заметила, как Штейн поморщился.       — Значит, среди первостепенных задач — поиск Гарды? — Музака встрепенулся, услышав знакомое имя. — Мы ведь не оставим её?       — Тао, — Франкенштейн повернулся к хакеру.       — Понял, — кивнул компьютерный гений.       Путь продолжался. За пределами города куда-то спешить надобности не было. Ребята ускорились только тогда, когда показались первые строения.       — Знаешь, Раджек, — смотря на подбородок Кертье, заметила я, — твои глаза при лунном свете сияют так же ярко, как звёзды, — и на этой счастливой лирической ноте я отключилась.       А через несколько часов блаженного сна, за время которого тело успело если не полностью, так относительно восстановиться, Франкенштейн с милой улыбочкой меня разбудил и уведомил, что война войной, а полугодовые экзамены никто не отменял. Прибить ухмылявшегося владельца Тёмного Копья не позволили и практически полное отсутствие сил, и скорейшее исчезновение мужчины из комнаты. Так что, наскоро приняв душ и позавтракав, я, под сочувственными взглядами ГМО, которым перепало несколько выходных (Музаку завалили работой), отправилась в школу, по пути жалея, что не умерла ночью.