Подсолнухи и горы

— Что ж, спасибо всем, что пришли. Увидимся в следующий раз. Спасибо! Чонха спустя два часа откладывает кисточку в сторону и внимательно смотрит на свою работу. Сонун не дал им никакого задания. Как поняла Чонха, иногда они рисуют на определенную тему, но чаще всего Сонун предлагает своим «ученикам» нарисовать что-то, что отражает их эмоции и чувства. И, честно говоря, Чонха очень давно не сидела так минут пятнадцать, невидящим взглядом глядя на холст, совершенно не представляя, что ей рисовать. Очевидно, в таких случаях она всегда рисует то, что у неё лучше всего получается — подсолнухи. Ведь ничто так лучше не может выразить её эмоции и чувства — это очевидно! Но ничего не выходит. Чонха чувствует себя расстроенной, и у неё рука не поднимается опустить кисточку в желтую краску. Тогда она закрывает глаза и глубоко вздыхает, и до сих пор, не представляя, что ей нужно нарисовать... начинает рисовать. Люди, сидящие рядом с Чонхой, встают и поднимают свои картины, а после вешают их на стены прямо поверх плакатов, рисунков и прочих бумаг. Чонха делает то же самое, а потом возвращается на свое место и начинает собирать свои вещи: она всегда носит с собой собственные краски и кисти — все-таки свои материалы всегда удобнее использовать. Разумеется, она не может таскать полный набор акрила, но несколько тюбиков у неё всегда с собой — просто так, на всякий случай. Как раз в тот момент, когда Чонха пытается управиться с молнией на своей сумке, которая постоянно заедает, Сонун внимательно осматривает все работы и застывает напротив рисунка Чонхи. Разобравшись с наконец с молнией, Чонха тоже видит, как Сонун внимательно смотрит на её работу. Она не может удержаться, и вместо того, чтобы быстро ускользнуть следом за последними пациентами в коридор, останавливается за спиной Сонуна. На картине Чонхи нарисована птица: большая птица с огромными крыльями — она парит высоко в небе среди облаков и смотрит куда-то ввысь. Птица необычная — не та, которую можно встретить на улице; она словно героиня старой сказки — волшебная птица, которая, возможно, умеет исполнять желания или делает что-то подобное. По крайней мере, так казалось Чонхе, когда она видела, как девушка из соседнего дома рисует её на стене. На той самой Стене. — Красиво, — говорит Сонун, не поворачивая головы. — Но почему не радужная? — Так захотелось, — отзывается Чонха. Птица нарисована в фиолетовых тонах — а небо за ней темно-синее. Та самая девушка рисовала её совсем не так. И даже для Чонхи это совершенно нетипично. Она видит, как Сонун лениво усмехается, а потом поворачивается к ней. — Что ты тут делаешь? Следишь за мной? — Он хитро прищуривается. — Много чести, — отвечает уязвленная Чонха, складывая руки на груди. Сонун красноречиво поднимает бровь. — Ну, может немного, — сдается Чонха, пальцами показывая это самое «немного». — И зачем? Чонха неопределенно пожимает плечами, а Сонун снова хитро улыбается, словно знает что-то, о чем не знает Чонха. — Раз уж ты тут… Не хочешь прогуляться? Тут есть парк недалеко, — предлагает Сонун, неожиданно серьезно увлекшись разглядыванием пола. — Да! — моментально соглашается Чонха и тут же думает, что она переборщила с энтузиазмом в голосе. — То есть, да, почему бы и нет? Сонун кивает, все так же разглядывая пол. — Классно. — Он поднимает голову. — Только сначала мне нужно прибраться. Подождешь меня? — Я могу помочь, — тут же торопливо предлагает Чонха. — О! Спасибо, — отвечает Сонун и снова улыбается. Чонха совершенно глупо улыбается в ответ. *** Парк действительно находится недалеко — буквально за углом. И хотя Чонха никогда раньше в нем не была, этот парк мало чем отличается от любого другого небольшого парка. Как только они пересекают ворота, то сразу оказываются под густыми зелеными кронами деревьев — те растут вдоль дорожек, и большинство имеет толстые стволы. Сама дорожка вымощена темно-красной плиткой и прямо около входа отходит в две стороны, и оба «ответвления» совсем узенькие — рассчитаны не более чем на двух человек. Сонун и Чонха молча выбирают одну из дорожек и неторопливо идут куда-то вперед. — Ты ведешь уроки живописи в этом центре? — нарушает молчание Чонха. — Да, — отвечает Сонун. — Тебе понравилось? — Ага. Кажется, медсестра на входе решила, что ты пригласил меня, чтобы я тоже попробовала проводить уроки, — усмехается Чонха, словно говорит что-то смешное — на самом деле «весело» выходит скорее от неловкости. — Она даже дала мне визитку. — Она решила, что ты хочешь стать волонтером, — поясняет Сонун. — А можно? В смысле, стать волонтером? — интересуется Чонха. Сонун кажется слегка удивленным. — Э-э-э, конечно, — немного погодя отвечает Сонун. — А ты что, хочешь? — А почему нет? Мне нравится рисовать, и я совсем не против помочь! Сонун как-то неловко отводить взгляд. — Да, но… понимаешь, большинство пациентов… у них онкология, — неловко заканчивает он, виновато глядя на Чонху. — А-а-а, ясно, — тихо отвечает Чонха. Они снова идут молча. — Тебя не было два дня в школе, потому что ты был тут? — меняет тему Чонха. Сонун качает головой. — Нет, на самом деле я был у мамы, — признается парень. Чонха слегка натянуто улыбается в ответ и отводит глаза в сторону, лихорадочно пытаясь найти другую тему для разговора. Вместо этого Сонун сам решает продолжить: — Ты, может, знаешь, что моя мама бросила нас с отцом три года назад, — спокойно говорит он. — Да, я знаю, — сглатывает Чонха. — Она переехала в другой город, — не замечая смущения Чонхи, говорит парень. — Пригласила меня погостить на недельку с её новой семьей — я свалил на следующий же день. — Они плохо с тобой обращались? — неловко спрашивает Чонха. — Не-а, наоборот — они очень старались сделать вид, что все нормально и что все так и должно быть, — в голосе Сонуна чувствуются нотки раздражения.— Но разве это нормально, если женщина вдруг ни с того ни с чего решает, что не хочет больше жить со своим мужем и сыном? И нормально, если она тут же выскакивает замуж и через год рожает себе нового ребенка? Чонха внимательно слушает парня, глядя себе под ноги. Она понимает, что ему явно необходимо выговориться. — А потом она приглашает меня к себе, чтобы я смотрел на то, как она делает все то же самое, что делала с нами, в своей новой семье, — едко заканчивает Сонун. — Уж лучше бы у меня вообще не было матери, — в сердцах говорит Сонун. Все еще глядя себе под ноги, Чонха качает головой. — Ты это не серьезно, — возражает она. — Даже если ты обижен на свою маму, она… ну, знаешь, она у тебя все равно есть и она остается твоей матерью. Сонун резко останавливается, и Чонхе тоже останавливается и поворачивается к нему. — Чонха, прости… — Парень аж бледнеет. — Я не это имел в виду. Я совсем забыл, твоя мама… она ведь… — Умерла, — заканчивается за него Чонха и совсем немного печально улыбается: — Все в порядке. Нет, правда, все нормально. Сонун закрывает глаза и откидывает голову назад. — Прости, я идиот, — признается он и догоняет Чонху, после чего они вместе снова идут вперед. — Ничего, — снова повторяет Чонха. — Мы дома обычно не говорим об этом. Но, знаешь, иногда… мне нравится вспоминать о ней. И я думаю, что мне это нужно. Просто чтобы не забывать. — Ты скучаешь по ней? — спрашивает Сонун. Чонха несколько раз быстро кивает. — Конечно, — с готовностью отвечает она. — Мне было девять, когда она умерла из-за рака. Сначала я думала, что никогда не смогу привыкнуть жить без неё. Это так странно: просто её вдруг не стало. Но со временем… я просто научилась думать не о том, что её нет, — а о том, что она была и как много хорошего она сделала для нас с отцом и Джису. Они снова замолкают. — Ты права, — наконец говорит Сонун. — Это было глупо. Я люблю маму. Просто мне обидно — не только за себя, но и за отца. — Это нормально, что ты можешь злиться на человека, — отвечает Чонха, поворачивая голову в сторону парня и заглядывая ему в глаза. — И это не значит, что ты перестаешь его любить. Это лишь значит, что тебе не все равно. Они выходят к небольшому искусственному прудику посреди маленькой площадки. Прудик вымощен булыжником, по кругу его окружают скамейки. А через сам прудик протягивается миловидный выпукло выгнутый мостик — туда-то и поднимаются ребята, а потом останавливаются прямо посередине. Они оба кладут руки на перила и смотрят вперед, на растущие перед ними деревья, за которыми виден город и частично медицинский центр. — Можно тебя спросить кое о чем? — интересуется Сонун. — Да. — Ты нарисовала сегодня птицу, — начинает Сонун. — Почему? Чонха вздыхает — она уже какое-то время ждет этого вопроса. — Я думала о Минсоль-щи. Медсестра обмолвилась, что она вела тут занятия до тебя. — Да. Это она придумала эти занятия — говорила, что это может поднять настроение пациентам. Чонха неожиданно прячет взгляд. — Ты помнишь, как она всучила нам кисточки и велела рисовать, а мы испортили её птицу? — смеется Сонун, увлекшись воспоминаниями. — Кажется, её это совсем не расстроило. А стоило бы — мы просто отвратительно рисовали тогда. По крайней мере, ты точно, — поддразнивает он. Чонха пытается улыбнуться, но у нее не особо получается. — Ты тоже скучаешь по ней? Поэтому птица была такой темной, верно? Чонха кусает губы. — Скучаю, — говорит она. — Но не только поэтому. — Почему еще? Чонха шумно сглатывает. — Потому что, — она несколько раз быстро моргает, — мне очень жаль. Сонун наконец-то замечает, что у Чонхи глаза на мокром месте. — Прости меня, — снова повторяет он. — Я опять совершенно не думаю… У стыду своему Чонха неожиданно понимает, что начинает реветь: слезы ужасно щиплют глаза, а голос предательски начинает дрожать. — Мне так стыдно, — вдруг резко выпаливает она, словно боится, что если не скажет это сейчас, то в другой раз не сможет. — Как я могла так поступить? Я ни разу не пришла к ней в больницу, когда её привезли сюда. Я так боялась, что она умрет от рака, как умерла мама, — и я думала, что не выдержу этого во второй раз. Как я могла так поступить? — повторяет Чонха, и в этот раз её голос звенит слезами. — Чонха… — Я никогда себе этого не прощу, — всхлипывает Чонха. — Она была так добра ко мне, а я бросила её. Я такая эгоистка! Она, наверное, ненавидела меня, но я ненавижу себя еще больше. В этот момент Чонха не видит почти ничего вокруг из-за слез, которые застилают её глаза и градом катятся по щекам. Она честно пытается остановиться, потому что представляет, насколько глупо она сейчас выглядит, но ничего не может с собой поделать. Она понимает, что все равно не смогла бы обойтись без этого сегодня, после того как медсестра сказала о Хан Минсоль. Она так старательно избегает этого имени последние пять лет — но стоит ей его услышать… Сонун делает шаг к ней и обнимает, и Чонха бессовестным образом размазывает слезы по его рубашке. — Все хорошо, — утешает её Сонун. — Все будет хорошо. Через какое-то время девушка приходит в себя и даже более-менее успокаивается — во всяком случае, она успокаивается настолько, что ей удается принять из рук Сонуна салфетку, которую тот достает из своего портфеля, и начинает вытирать лицо. — Прости, — погодя хрипло говорит она, выдавливая неловкий смешок. — Кажется, сегодня не мой день. Я просто расстроилась из-за мамы, а потом из-за… — Все в порядке. — Кажется, Чонха и Сонун меняются ролями. — Я все понимаю. Чонха окончательно успокаиваются, и они снова поворачиваются в сторону деревьев. — Чонха, прости, но ты должна знать, — говорит Сонун, — что она не ненавидела тебя. Чонха поворачивает голову и смотрит на парня. — Нуна понимала: она знала, что ты не приходишь из-за мамы. Она все понимала, — повторяет Сонун. — Все равно это не оправдание. — Может быть и да, — соглашается Сонун. — Но она все равно тебя любила — и она понимала. Я точно это знаю. На душе Чонхи вдруг становится легко. Глупо, но в этот момент ей почему-то кажется, что её соседка — человек, который научил её рисовать, — стоит рядом с ней и Сонуном и улыбается. — Спасибо. — Чонха кладет свою руку на руку Сонуна, которая лежит на перилах. — Спасибо. Парень сначала удивленно смотрит на их руки, а затем крадет свою вторую руку еще сверху. А потом смотрит на Чонху и улыбается так, что девушка совсем не против остаться так стоять и смотреть на него ближайшие пару лет. Правда, в конце концов она резко краснеет и отнимает свою руку, а потом быстро отводит взгляд в сторону. Сонун кашляет. — Есть одна вещь, — говорит он. — Я, правда, давно должен был это сделать, но… В общем, погоди секунду. Парень начинает рыться в своей сумке и достает из неё обычную с виду кисть, а потом протягивает её Чонхе. — Когда нуна умерла, — начинает он, — она сказала, чтобы я разделил между нами её материалы. Но я… в общем, я немного жадный, — смеется он. — И это все, что осталось. Чонха берет в руки кисть и вертит её в руках. Она помнит эту кисточку — кисточку, расписанную крошечными птичками, покрытыми сверху лаком. Девушка любовно проводит рукой по рисункам, а потом берет и весьма ощутимо бьет ею Сонуна по голове. — Ауч. — Парень потирает лоб. — За что это? — И он еще спрашивает? — возмущается Чонха. — Захапал себе все и теперь недоволен! Сонун громко смеется. — С возвращением! — улыбается парень. — Эту Ким Чонху я знаю. Девушка с улыбкой закатывает глаза. — Нам пора домой, — напоминает она. — Как скажешь, — соглашается Сонун. Чонха поворачивается, чтобы пойти обратно, но Сонун останавливает её, беря за руку. — Такая Чонха нравится мне больше, — улыбается он. — Не плачь больше, — просит он и проводит рукой по её щеке. — Будь всегда счастлива. И всегда рисуй свои ужасные желтые подсолнухи. Уже начинает темнеть, а парень и девушка все стоят на крошечном мостике в маленьком парке и не могут сдвинуться с места.