Mine

Пролог. Одинаковые сны

      Засыпая, Джон чувствовал ее теплое, едва уловимое, дыхание на своей щеке. Именно в этот момент он понял, что нет ничего, что смогло бы заставить его отказаться от нее. Какое теперь значение для него могли иметь долг, честь, слава, гордость, когда тепло ее улыбки и нежные взгляды были предназначены только ему? «Она моя королева», – сказал себе Джон. – «Только моя».       Джону снова снился Винтерфелл. Он шел по крипте с Медвежьим Когтем в руках, светящимся бледным пламенем. «Ты не Старк», – поворачивали вслед ему головы каменные короли Зимы. «Ты не Старк», – услышал он ясно голос отца у статуи Лианны Старк. «Ты не Старк», – услышал он нежный, мелодичный девичий голос, – «и ты никогда им не был». За стенами крипты, куда ему не было входа, он слышал истошные крики и звуки битвы. Живым нет места рядом с мертвыми, но жив ли он? Джон часто задумывался об этом и все же отгонял эту мысль, от которой у него начинала болеть голова, стоило ему задуматься о том, что было после удара ножом в сердце. По каменному полу крипты змеей стелился леденящий холод. Они близко, подумал Джон, и резко проснулся, оттирая холодный пот, выступивший на лбу. Но все то время, что он снова бродил по крипте среди мертвых предков, его не покидало странное ощущение тепла, согревающего его. И сейчас, когда он проснулся, оно никуда не пропало. «Я искал его всю жизнь», – подумал Джон, и, посмотрев на Дейенерис, он увидел, что она тоже больше не спит. И это тепло исходило от нее.       – Ай! – тихонько воскликнул Джон, когда Дени прижала свои ледяные ступни к его ноге, и рассмеялся, глядя на тревожную улыбку в ее глазах.       – На Севере всегда так холодно? – Дени, укрывшись шкурами, наблюдала за перемешивающим угли в жаровне Джоном.       – На Стене мне казалось, что кровь в венах стынет, – Джон забрался под меха, позволяя Дени удобно устроиться на его плече. – Но Винтерфелл построен на теплых источниках.       Дени затихла, слушая рассказ Джона о хранящих тепло стенах старого замка, о розах, что росли в оранжереях и о прудах в Богороще, не замерзающих даже в самый лютый мороз. Джон гладил ее по спине и чувствовал, что Дейенерис напряжена. Наконец, она заговорила.       – Мне приснился странный сон. Я шла по подземелью среди статуй, и с его пола поднимался пугающий холод. Я никогда там не была, но я знаю, что это был Винтерфелл. И я до сих пор не могу согреться, – она переплела свои ноги с ногами Джона.       Воздух в каюте стал таким вязким. Джон недолго молчал, а затем, затаив дыхание, спросил:       – Я часто вижу этот сон. После… всегда что-то происходит. Нехорошее. Ты что-то слышала, там, в подземелье?       – Почему они так говорили? – шепотом спросила она. Дени знала, что его сон сродни ее драконьим снам. И тут же она поняла, что ответ на этот вопрос был чересчур болезненным для Джона. Она прикасалась к его шрамам, нежно ведя по ним своими пальчиками, будто стремясь загладить ту боль, что она ему причинила.       – Я – бастард с фамилией Сноу, а не Старк. Так что они правы, – хрипло сказал Джон. – Я не хочу говорить об этом. Не сейчас.       – Мне не важно, кем ты родился, – спустя несколько долгих мгновений сказала Дейенерис, обжигая его своим дыханием. – Для меня важно то, каким ты стал. Сейчас не имеет значения, что ты был мальчиком с именем бастарда, а я – гонимой принцессой-попрошайкой. Важно то, что сейчас есть ты и я, и ты – мой.       От страсти в ее словах у Джона закружилась голова. Она стала для него наваждением, вожделением, страстью и слабостью, затронув самые потаенные глубины его сердца, пробудив в нем темное начало, усиленно загоняемое им в глубь разрубленного кинжалом сердца; он желал подарить свой свет всему миру, а весь мир ей. «Нет, она не моя королева», – в ушах Джона начал нарастать шум, когда она коснулась губами его век, – «она просто моя».       Тень из снов Дейенерис сегодня обрела лицо.