***
Вечер. На кухне тишина. Её изредка нарушал лишь звон тарелок и столовых приборов. Все делали вид, что пытаются наслаждаться замечательным ужином, но как-то не особо получалось. Всё было как-то до безобразия не так. Маша изредка переглядывалась с Максимом, подавая едва заметные знаки и тем самым заставляя его начать разговор, но он сразу же отводил взгляд и продолжал молча жевать. Женя исподтишка наблюдала за всем этим, чувствовала себя лишней, уже около получаса гоняя вилкой по тарелке кусок котлеты. Она любила бабушку и знала, что ей тоже нелегко сейчас находиться здесь. Ольга выглядела чертовски уставшей, несмотря на чудеса огуречной маски, и заставляла себя давиться овощным салатом. — Мам, — неожиданно разорвал тишину Макс, после того, как Маша тихонько пнула его ногой. — Мам, прости. Никто не пошевелился. Все перестали жевать, но по-прежнему смотрели только в свои тарелки. У Ольги моментально навернулись слёзы. — Прости, что не приехали сразу. Ты же знаешь, что у нас работа, но мы вот как только, так сразу. Иван со злости швырнул ложку обратно в тарелку с супом. Брызги попали на юбку Валентины. Та начала тихо чертыхаться и схватила пачку с салфетками. — Слышать ничего не хочу про эту вашу работу! — он значительно повысил тон. — Такое в семье творится, мать в депрессии, а у них, видите ли, работа! — Пап… — Маша попыталась что-то вяло возразить. Иван хлопнул ладонью по столу так, что Ольга подскочила. — Цыц, я сказал. От тебя, Манька, я вообще у шоке. А когда мы с матерью помрём, ты тоже по работах своих шелындаться будешь? — Пап, ну давай хотя бы не при ребёнке. Иван Степанович перевёл взгляд на Женьку. Та смотрела на него так, словно хотела знать всё от начала и до конца. Ведь кому-кому, а ей было не всё равно. — А вы дитё сюда не впутывайте, — продолжил он. — А то как с малыми сидеть, так она у вас взрослая! Спасибо, хоть приехать разрешили. — Иван Степанович, ну право слово… — Ольга севшим голосом попыталась помешать конфликту. — А вы за них не заступайтесь, Ольга Николавна, — отрезал Иван. — А шо бы Анатолич сказал, а? Если бы узнал, шо детям работа важнее, чем он? Валентина молча слушала и продолжала брать салфетки из пачки уже не для того, чтобы оттереть юбку. Ольга опёрлась локтями на стол, сложила ладони около рта, тем самым прикрывая дрожащие губы, и чуть отвернулась, чтобы никто не увидел её слёз. Действительно, что бы он мог сказать? — Errare humanum est, — спустя какое-то время произнесла она с едва заметным акцентом, вытирая слёзы и чуть улыбаясь. — Человеку свойственно ошибаться. Сенека Старший, «Контроверсии». Ведь таким он и был. Таким… невыносимо умным и любящим. Я права? Валя схватила уже неизвестно какую по счету салфетку из огромной пачки и утёрла слёзы. После этих слов всем за столом стало как-то спокойнее. Абсолютно каждый позволил себе улыбнуться, тем самым подтверждая достоверность слов Ольги. Да и ей самой стало легче. Пусть она ещё не смирилась, но теперь была точно уверенна в том, что признала это. Она откинулась на спинку дивана и посмотрела на свата. Тот смотрел на неё.***
Который час? Наверное, около двух ночи. Луна не виднелась в окне, лунный свет не отражался в деревянном зеркальце, пуская лунных зайчиков, как это бывало обычно. Между ветками свистел ветер, значит снова надвигался дождь. Слякоть и пробирающий до костей холод стали частыми гостями этой осенью. Ольга сильнее укуталась пледом. Это ведь было куда проще, чем встать и закрыть окно. Хотя, конечно, больше ей нравилось сидеть на кровати, подогнув колени, и слушать ветер, который так успокаивающе шуршал только по ночам. Она любила ночь. И осень любила тоже. Легонький стук в дверь. — Ба, не спишь? — Не сплю, — чуть удивленно ответила Ольга. — Что-то случилось? — Мне тоже не спится, — шепотом сказала Женя. — Можно? — Конечно. Она тихо вошла и закрыла дверь. Ольга чуть подвинулась, освобождая место. — Как же холодно тут у тебя. Давай окно закрою, простынешь ведь, — хозяйственно произнесла Женя. — Нет-нет, не надо. Возьми лучше из шкафа одеяло, этого будет достаточно. Она сменила курс, открыла дверцу огромного шкафа и громко охнула. Оттуда прямо ей на голову вывалилась целая стопка вещей Юры, которую она какое-то время рассматривала, словно видела впервые. Затем узнала полосатый свитер, который папа несколько лет назад купил ему в подарок на Новый год. «Он ужасен, — говорил он, глядя на чередующиеся ярко-зелёные и фиолетовые полосы. — Значит дедушке точно понравится». — Можно я надену? — Да, — не успев избавиться от удивления в голосе, ответила Ольга. Пока Женя заново складывала одежду, Ольга подумала, что отдалилась от неё за это время, что их общение уже не будет таким, как раньше. Но Женя явно намеревалась доказать обратное. — А тебе идёт, — подметила она, заметив на Ольге светло-серую рубашку Юры. — Спасибо, — ответила та уже чуть смущённо, стараясь натянуть плед повыше. Женя как раз нашла одеяло и наконец уселась рядом с бабушкой, прикрыв по большей части её. На подоконник стали изредка падать капли дождя. — Как ты? — тихо, но не шепотом, спросила Женя. — Нормально, а как ещё?.. — Ба, не ври. Скучаешь? Ольга ответила не сразу, потому что почувствовала себя школьницей. Носит его вещи, спит на его подушке, цепляется за каждую мелочь, напоминающую о нём, и вместе с тем просит свата привезти ей её же вещи, не может вернуться в их квартиру, потому что там прошла вся жизнь. — Не знаю, Евгеша. — Ты главное знаешь, что? Ты всегда помни, что у тебя есть мы. Она сказала это быстро. Создавалось впечатление, что она не хотела произносить это вслух, ведь звучало, как цитата из ужасно сопливой книги. Но она действительно так думала и больше всего на свете хотела донести до бабушки то, чего не смогли все остальные, якобы взрослые. — Особенно твои родители. Вот они всегда рядом, — Ольга не давала волю чувствам, стараясь сохранить свой привычный тон с лёгким налётом презрения. — Не бери в голову, я тоже на них ужасно злюсь. Хочешь, я останусь с тобой? — она посмотрела на неё глазами, полными уверенности и некой надежды. — Завтра же скажу родителям, что не вернусь в Голландию, и буду жить с тобой, чтобы… тебе было легче. — Когда же ты успела так вырасти, Евгеша? Ольга чуть улыбнулась, отчасти потому, что не хотела показаться чересчур уязвимой. Это было слишком заманчиво. Да, она хотела. Банально хотела возвращаться домой и всегда слышать что-то вроде: «Ты пришла? Чего так поздно сегодня?». Но не имела права. У ребёнка же вся жизнь в Голландии: учёба, семья, друзья. Что толку торговаться? Надо убедить её в том, что поводов остаться нет. — Я обещаю тебе, что справлюсь с этим. — Уверена? — Естественно, — Ольге показалось, что такой ответ её вполне устроил. — Конечно, пройдёт какое-то время, но… Я так по тебе соскучилась, Евгеша. — И я по тебе. — Я могу тебя о чём-то попросить? — едва слышным шёпотом произнесла Ольга, вытирая слёзы краешком пледа. — Всё, что угодно, бабуль. — Полежи со мной. Просто побудь рядом, пока не уехала. Женя поправила одеяло и позволила бабушке себя обнять. Её руки вновь дрожали. Ольга наконец заметила, как изменилась её внучка. Из крохотной принцессы за шесть долгих лет она превратилась в неразговорчивую, но понимающую девочку. Но как же она на неё похожа! Евгеша была настолько стремительной, что шла против генетики и с годами всё больше становилась похожей не на родителей… а на бабушку. Такая же миниатюрная, хрупкая, с тёмно-русой косой. Чуть позже она станет копировать стиль речи бабушки, пополняя свой лексикон изысканными словами и выражениями. Освоит в высшей степени английский и музыкальный инструмент. Но в раздумьях о будущем между кредитами и музыкой выберет последнее, и Ольга сделает всё, чтобы не дать внучке повторить своих ошибок. Ведь Евгеша — лучшее, что у нее осталось. Она — маленькая копия её самой.