My Alive Fan Fiction.

— Мне жаль… Еле слышный шепот доносится до ушей. Господи, за что? За что мое сердце так колотится у меня в груди? За что я так сильно переживаю, что готова выплюнуть свой желудок из-за неприятных ощущений? За что я так все ненавижу, что стою еле сдерживая слезы? — Элизабет. Мое имя. Я первый раз слышу свое имя подобным голосом. Поднимаю взор на Луи и понимаю, что не смогу сдержать своих слез. Его глаза становятся голубыми, а точнее лишь один, ибо второй опухает, и синяк, что потихоньку образовывается на нем, перекрывает глаз. Кровавая дорожка стекает по щеке от раны на брови, что рассечена; волосы на лбу прилипли из-за выступившегося пота; дыхание все так же прерывисто и его вид полностью говорит «меня переехал десятитонный грузовик». Моя рука невольно тянется к волосам Луи и я убираю их со лба, после чего аккуратно провожу пальцем по крови, убирая дорожку. — Надо обработать… Медленно повернувшись, прохожу сквозь битые стекла в сторону кухни, где достаю аптечку из верхней полки. Не удается мне полностью повернуться, как я сталкиваюсь с грудью Луи. Его руки оказываются по обе стороны от меня, оперевшись о столешницу, и сантиметры между нами ничтожно малы. — Элизабет, — прикрываю веки, прежде чем говорить. — Пожалуйста, мне надо тебе помочь. — А тебе? Поднимаю голову, вновь встречаясь с взглядом Луи. Он не отрывает глаза от моих и я сглатываю ком. Как до этого дошло? Он видит во мне битую куклу, в то время как сам истекает кровью? — Нет, — хмыкаю, хотя мой вид говорит об обратном. — Так ты сядешь? — Ты всегда такая упрямая? — Ты всегда такой побитый? — Ты всегда задаешь вопросы, чтобы не отвечать на поставленные? — Ты всегда… Ох, Луи, — потираю переносицу, прикрыв веки. — Пожалуйста, мне надо обработать твои раны, а после убраться, потому что мне дурно от вида крови на тебе и я… — слезы опять возвращаются к глазам, но стараюсь совладать с собой и своим дыханием. — Сядь, пожалуйста. Пальцы парня дотрагиваются до моих дрожащих рук, которые сжимают коробочку с аптечкой, будто это спасительный круг. Липкий и вязкий страх обволакивал меня все это время, каждый раз, когда парни ударяли друг друга; каждый раз, когда я слышала звук битой вещи; каждый раз, когда кто-то из ребят издавал стон от боли. Но сейчас… Сейчас, когда Луи сцепляет свои пальцы вокруг моих запястий и тянет их на себя, я чувствую, что все становится спокойнее. Дыхание потихоньку приходит в себя и становится ровнее, после чего Томлинсон усаживается на стул, покорно ожидая моих действий. Я немного удивляюсь, потому что не слышу ни одной колкой фразы, ни единой шутки или комментария. Он безмятежно наблюдает за мной, пока я отхожу и беру стакан, наливаю туда воду и протягиваю ему. Мне так спокойнее. — Мне нужно выпить? — Ну, думаю, тебе не помешало бы, — слегка пожимаю плечами. — Говорят, вода всегда смывает все плохое: как внутри, так и снаружи. — Хорошо. Он отпивает и кладет стакан обратно на стол. Открываю аптечку и достаю оттуда бинт, перекись, зеленку и вату. Смочив предварительно вату перекисью, поворачиваюсь к Луи и пытаюсь удобнее держать руку, чтобы аккуратно обработать раны. Но судя по тому, что я делаю это на расстоянии, моя рука невольно дрожит и мне становится неудобно, так как пару капель от ваты падает на штаны Луи. — Боже, — Луи громко усмехается и качает головой. — За что? Он обхватывает мою талию руками и притягивает к себе, разместив у себя между ног. Я тихо ахаю, заставляя Луи расплыться в улыбке. — Из тебя некудышная медсестра. — Из тебя плохой пациент, — спокойно отвечаю, хотя табун мурашек проходит по всему телу, а на месте пальцев парня остается горячий след. — Да неужели? — его брови удивленно вскакивают вверх. — Думаю ты первая, кто так отзыв… Ай! — моя рука тут же отдергивается от брови, к которой я приложила вату. — Прости-прости-прости! — дую на рану, чертыхаясь про себя. — Прости, Луи, я не хотела. Тебе очень больно? — Все хорошо, — Томлинсон кивает в ответ, призывая продолжать, однако по его лицу видно, что я слишком сильно надавила. — Правда, все хорошо, я слегка переиграл. Недоверчиво кошусь, но все же продолжаю свою работу. Осторожно дотрагиваюсь до раны вновь той же ватой, попутно поглядывая на Луи, который в свою очередь прикрыл глаза. Он дергается при каждом моем прикосновении, а я стараюсь держать себя в руках и не думать о том, что вытираю засохшую и сочащуюся кровь. Ненавижу себя за подобную слабость, в случае катастрофы или выстрела пули или какого-то случая, где придется спасать человека с кровью, то придется спасать и меня от обмороков при виде крови. Но Луи держится хорошо, даже слишком, судя по его напряженным плечам. Ему знатно досталось, и теперь я ненавижу еще и Мэтта за его бывшие занятия борьбой. Видимо, я шумно вздыхаю, от чего глаза Луи раскрываются и осматривают мое лицо, пока я заканчиваю с его рассеченной бровью. — Не смотри на меня так. — Как? — его глаза изучают каждый уголок моих глаз и губ. — Словно я подарила и заставила тебя съесть целую пачку конфет. — Возможно, я бы не отказался, — усмехнулся Луи, продолжая сканировать мое лицо. — Ты хмуришься. — Что? Вовсе нет, — тру брови и отхожу, чтобы взять бинт. — Наверное, тебе кажется, ведь у тебя глаз опухает. — Нет, ты хмуришься. Я знаю. Ты так делаешь, когда над чем-то сосредоточена, — мое удивление появляется и заставляет меня остановиться перед парнем. — Ты часто хмуришься за своей работой на ноутбаке. — Ноутбуке, — поправляю его и Луи недовольно цокает языком. — А еще ты очень часто говоришь то, что заставляет момент портиться. — Извини, — легкая улыбка трогает мои губы и я чувствую внутри тепло. Неужели Луи следит за мной в подобных вещах? Всегда приятно, когда люди замечают за тобой мелочи, вроде тех, что обычно делают тебя собой, имеют для себя особую ценность и радость, в то время как для остальных это лишь обыденная вещь. И нет ничего лучше чувства, когда кто-то замечает подобное; когда кто-то пытается запомнить эти мелочи, заставляя тебя радоваться и чувствовать себя тоже значимой. Но разве Луи это нужно? Нужно ли мне принимать это на свой счет или это лишь то, что и так лежит на поверхности? — Вновь хмуришься, — вырываюсь из своих мыслей и указываю на его руки. — Ну уж нет, — моментально поняв мои намерения, он вновь обхватывает мою талию и притягивает к себе, возвращая в ту же позу, что и до этого. — Так легче, разве нет? — его шепот касается моих губ, хоть он и смотрит снизу вверх. Господи бы избавил производителей этой мебели! Вообще этой кухни! Что за стулья, которые почти наравне с ростом среднестатистического человека? Луи, черт возьми, сидит, но даже этот факт не делает его на пару сантиметров ниже. Совсем немного разницы между нашими уровнями лиц, ощущение, словно он огромен и может меня обхватить в любую секунду полностью. Его пальцы все так же покоятся на моей талии и он не собирается меня отпускать. — Ты меня боишься? — спрашивает он скорее с беспокойством, нежели с интересом. — Почему ты так думаешь? — сталкиваюсь с ним взглядом, почему-то переходя на шепот, на что Луи улыбается. — Когда-нибудь ты научишься не отвечать вопросом на вопрос, но, пожалуйста, Рулз, пускай это произойдет прямо сейчас, — он вздыхает. — Так ты боишься меня? Я молчу. Мы непрерывно смотрим друг на друга, в ожидании ответа, хотя правда для каждого, возможно, не имеет значения. — Тебе было страшно, — продолжает Луи. — Ты смотрела на меня… Я видел, что ты видишь то, что пугает тебя, — он наклоняется вперед, сокращая миллиметры между нашими лицами. — Так, что же, ты скажешь, что не боишься меня? — Я испугалась, — прикрываю веки, когда в голове всплывает образ гневного Луи и картинки драки. — Но не тебя, — вздыхаю и беру руку парня. — Ты был в гневе. На самом деле, я испугалась за тебя, — аккуратно забинтовываю костяшки, видя как кровь окутывает первые слои марлевой поверхности. — Я не знаю чего ожидать. Боялась, что ты, в конечном итоге, потеряешь сознание; что Мэтт позволит себе больше силы, чем следует; боялась, что мне не удастся это остановить и тогда… — Эй, — ладонь второй руки накрывает мои дрожащие пальцы, принуждая остановиться. — Я в порядке, — заканчиваю с узлом и продолжаю смотреть на забинтованную руку, не в силах произнести хоть что-то. — Мне жаль, что подобное произошло. И мне жаль, что ты вытерпела это, — Луи приподнимает мое лицо за подбородок, заглядывая в глаза. — Мне жаль, Элизабет. — Мне тоже. Луи большим пальцем поглаживает мою щеку, пока я смотрю на него. Вторая рука вычерчивает круги на талии, несильно и медленно притягивая ближе к себе. Поднимаю руку и убираю прилипшую челку с лица парня, после чего провожу по волосам пальцами, заставляя Луи прикрыть веки и тихо вздохнуть. Когда между нами буквально ничего не остается, я чувствую как кровь кипит в каждом участке моего тела, а сердце бешено колотится, разливая тепло и покалывания по низу живота. — Ты не должна меня бояться, — горячее дыхание трогает мои губы и его пальцы проникают под ткань футболки. — Я бы не навредил тебе. Это откровение заставляет меня издать что-то наподобие стона, хотя мне хотелось издать более глубокий звук или, по крайней мере, слово. Мое тело горит и единственное о чем я думаю — это то, что этот человек делает со мной. Ноги абсолютно не слушаются и кажется, что я готова рухнуть к нему в объятия, без малейших раздумий. Пальцы все так же покоились в волосах Луи, пока медленно не опустились, сцепившись за затылком с другой рукой. — Это я виновата, — тихо шепчу, ибо голос подводит с ужасною хрипотцой. — Если бы я не сказала все Хизер, возможно… — Ты не могла знать наверняка, — перебивает Томлинсон. — И всякое «возможно» сыпется. — Но ведь этого бы не было, — отстраняюсь, указывая на побитое лицо. — Мэтт бы не подрался с тобой, Хизер бы сама все рассказала, а ты, — обрываюсь, не понимая как дальше продолжит свою мысль. — Я бы что? — Ты бы не… Не услышал то, чего не следует. — Рано или поздно это случилось бы, ведь так? — недоуменно смотрю на него. — Все это. Ведь суть в том, что правда всегда выходит наружу. Как бы долго мы не пытались убежать, правда всегда настигнет нас. Ты не можешь вечно держать в узде ситуацию, контроль — вещь иррациональная. Если ты полагаешься только на разум, то твои чувства притупляются, — пальцы под моей футболкой замирают на мгновение и вновь опускаются до пояса штанов. — Контроль — есть разум; ты не должна постоянно думать о чем-то, что не в твоей власти. Последнее он произносит так тихо, прямо в губы, что кажется словно нас кто-то может подслушать. — Я не могу не думать, — тяжело выдыхаю, чувствуя как жгучие слезы возвращаются. — Мне кажется, что моя голова предназначена только для этого, только для того, чтобы я думала. Я и не знаю как перестать; как остановить тот вихрь, который проносится каждый раз; не знаю как прекратить! Горячие губы накрывают мои губы, в то время как руки Луи притягивают все ближе к себе, словно желая пропустить мое тело через его собственное. Наш поцелуй продолжается дольше минуты, мои пальцы зарываются в его волосах и сжимают их на затылке, на что получаю глухой стон Луи. Мы теряемся вовсе, к тому же мне катастрофически не хватает воздуха, но это не мешает нам, поэтому продолжаем. Он грубо целует и прикусывает мою нижнюю губу, от чего на сей раз я издаю стон. Чувствую улыбку Луи на губах и открываю глаза, когда тот отстраняется. — Ну, по крайней мере, ты не сможешь думать о чем-то в ближайшее время, кроме этого, — он злостно ухмыляется и встает с места. — Я постараюсь сделать так, чтобы ты не думала ни о чем. *** — Я предлагаю взять перерыв. После того, как мы окончательно закончили убираться, а это было еще одним из удивительных событий в это утро — Луи Томлинсон убирается у меня дома! До этого все мои просьбы и мольбы о том, чтобы парень хоть немного старался поддерживать чистоту были услышаны только веником и шваброй, которые беспрекословно выполняли свою работу в моих же руках. Однако час назад, когда Луи сам предложил убраться, первое время я даже не поверила в происходящее. — Что? Думаешь, я настолько жесток? — Ты почти что за все времяпровождение здесь ни к чему не притрагивался. — Я постепенно настраивал себя морально на сегодняшнюю уборку. И тем самым нам удалось быстро выкинуть разбитую мебель, немного подправить косяк двери и собрать осколки от битых вазочек. Луи даже согласился притронуться к швабре, что вызвало еще бурю моих эмоций, а у него лишь цокание языком и закатывание глаз. Великий преступник, а за собой убираться не любит: разве не все заметают после себя следы или типо того? Усмехнувшись собственным мыслям прохожу в ванную, чтобы привести уже себя в порядок. Я благодарна Луи только за то, что он не затрагивает те темы, которые прозвучали с утра. И даже ту правду, что он услышал о себе до сих пор витает в воздухе, но парень благосклонно избегает, точно так же, как и я. Мне не удалось и слова выронить после его выходки на кухне, а точнее нашего поцелуя. Чертова злостная ухмылка Томлинсона не дает однозначного ответа на мои вопросы: действительно ли он сделал это, ибо чувствует что-то или решил помочь, так как я нуждалась в этом? О, я так надеюсь, что не второй вариант. Нет-нет, чувство жалости — самое отвратительное чувство. Нет ничего хуже, когда кто-то хлопает тебя по плечу, когда ты стоишь в слезах, и сочувственно кивает головой, якобы понимая твои чувства. Или дают помощь, как бы больше для отпущения собственных предубеждений. Господи, нет. Холодная вода окутывает с головы до ног, когда забираюсь в ванну и включаю кран. Все тело пробирает маленькая дрожь, мне приятно, но все же решаю переключить на более теплую воду. Усталость немного отходит на второй план, и несмотря на то, что я не спала всю ночь, моих сил хватает на оставшийся день. — Рулз, где моя толстовка? — Иисусе! — от испуга подпрыгиваю на месте и закрываю все свое тело, хотя нахожусь за шторкой. — Господи, Луи, какого черта ты здесь делаешь?! — Я вроде как сказал, что ищу свою толстовку, а ты промолчала, — слышится голос парня сквозь шумящую воду. — Вот я и решил спросить второй раз. — А ты не мог бы спросить, когда я выйду? — А ты не могла бы сразу сказать, чтобы я не ждал столько времени? Пожалуйста. Закатываю глаза. За что мне это? Боже, забери свое чадо от меня, иначе «возлюби ближнего своего» сейчас будет работать в обратную сторону. — Кажется она в комнате, первый комод, — жду ответа, но его не следует долгое время. — Луи? Выглядываю из-за шторки, высунув только голову. Луи стоит над моими вещами, открыто рассматривая мое нижнее белье, которое я оставила рядом с полотенцем. Я моментально чувствую, как мое лицо заливается краской. Буквально за две секунды. — Луи! — голубоглазый тут же поворачивает голову и его улыбка достигает ушей, словно он Чеширский кот. — Прекрати пялиться на мои вещи, Луи! — Ага. — Я же закрывала дверь, как ты вошел вообще?! Выйди, пожалуйста, я купаюсь. Голая. Тебя даже это не смущает? — И что такого? Ты стесняешься? — он скрещивает руки на груди, показывая, что не желает никуда выходить. — Купайся, я что, чем-то мешаю? — Мне нужно, чтобы ты вышел! Ради всего святого, выйди! — Зачем? Ты же за шторкой, я ничего не вижу, — заговорщицки улыбаясь, отвечает Луи. — Тем более, мне надо с тобой поговорить. — Здесь?! — показываю на ванную, продолжая краснеть. — Отличное место для переговоров! — Знаешь, — он как ни в чем не бывало опускает крышку туалета, присаживается и смотрит вперед, как бы о чем-то раздумывая, чем вызывает раздраженный вздох. — Я подумал над твоими словами сегодня, — мое дыхание замирает. — Может, нам следует отдохнуть? Я бы хотел прогуляться и попробовать что-то новое, — облегченно выдыхаю и тру переносицу. — Хорошо, — сдаюсь я, понимая, что Луи никуда не уйдет, и закрываю шторку, намыливая свое тело. — И куда бы ты хотел пойти? — Не знаю. Я многого еще не знаю. И мне бы хотелось, чтобы это впечатлило и тебя, — невольно хмурюсь; ему хочется, чтобы и я была рада? — Ну знаешь, с учетом того, что ты действительно много делаешь, надо бы отдохнуть. Мне не хочется, чтобы ты выдохлась, так и не найдя способ помочь мне. Ох, ну да, конечно. Закатываю глаза своим собственным глупым чувствам и мыслям. Конечно, Элизабет, с чего ты взяла, что этот человек тревожится о твоем здоровье, проблемах и вообще думает о тебе? Глупышка, наивная и глупая девочка. «Ты не должна бояться меня». — Ну так что? Ты случаем не обо мне там думаешь? — Да, — сипло произношу, качая головой, будто бы мои мысли смоет оттуда. — Господи, точнее нет. Я соберусь и мы выйдем. Пожалуйста, только без твоих ворчаний и желательно без твоего присутствия здесь. Я пять минут купаюсь в полной тишине, наслаждаясь, как капли воды сталкиваются и стекают дальше по всему телу. Хм, идея куда-то сходить неплохая. Нам обоим нужно развеяться и, как бы грубо и ужасно не звучало, лицо Луи нам очень поможет. Его глаз слегка припух, потому теперь трудно представить, что он полностью схож с собой. Что ж, идей для наших прогулок много. Главное выбрать такой, где будет комфортно нам двоим и туда, где никто не будет лишний раз давить своим присутствием. Выключаю кран и выжимаю свои волосы. — Думаю, океанариум подойдет. Ты видел когда-нибудь рыбу-клоуна? — тишина. — Здорово, ты решил меня игнорировать? — вновь тишина, на что я закатываю глаза. — Знаешь, очень некультурно… — останавливаюсь, выглядывая. Луи просто вышел. Без слов. — Господи, Луи! Ты хуже, чем брокколи в салате! — кричу, попутно чертыхаясь, и слышу заливистый смех за дверью. Выбравшись, быстро заматываю себя в полотенце. Смотрю на себя в зеркале и охаю. И давно у меня этот маленький синяк на губе? Судя по всему, Луи не рассчитал (или же специально рассчитал) силы, потому что нижняя губа немного припухла и виден след от укуса. Говнюк. *** — Так значит, брокколи? — отпивает от своего молочного коктейля Луи. — И чем же тебе не угодили мои зеленые друзья? — Что, прости? Твои зеленые друзья? — мы идем рядом, рассматривая каждую рыбу, что есть в этом огромном месте. — Да, ты не знала? Я люблю брокколи, так что ты проиграла, — возмущенно вскидываю брови. — И, черт, это очень вкусный напиток. — Знаешь, было бы легче пить, если бы ты не выбросил трубочку из его горлышка. — Ага, чтобы я был похож на тех голубых голубков, которые стояли рядом с нами в очереди? Ну уж нет, — я смеюсь. — Скажи, я что, похож на них? — Честно говоря, да, — Луи театрально вздыхает и прикладывает руку на сердце. — Ты типичный голубок. — Ты могла бы просто вырезать мне сердце и бросить его под машину, но ты предпочла более изощренный способ — пытки. И чем же это я, «типичный голубок», типичен? — Ну, — останавливаюсь и осматриваю его с головы до ног. — У тебя женственные лодыжки. — Что?! — кричит Томлинсон, чем приковывает к нам внимание посетителей. — Чего смотрите, ни черта у меня не женственные лодыжки! — Луи, успокойся, — пытаюсь унять парня и при это сдержать смешок. — Иначе вызовут охрану. — Вот как, сначала мне открывают такую страшную тайну, а теперь я должен успокоиться и быть тише? Знаешь, Рулз, ты плохо знаешь, как успокаивать меня. — А что такого? Всего-то лодыжки, — пытаюсь скрыть улыбку, выбрасывая пустой стакан из-под коктейля в урну. — Тем более, я не сказала, что это плохо. — Ты себя-то слышишь? Это плохо, еще как плохо, — он опускается и принимается стягивать вниз резинки своих спортивных брюк, закрывая лодыжки. — Я был как ходячий гей-радар! — Ты и остаешься как ходячий гей-радар, — я смеюсь и пару детишек осматриваются на нас. — О, малютки, вам лучше не слышать эти взрослые разговоры, — наклоняется Луи у одному из них. — Кто-то в блестящих трусах и волосатыми руками придет за вами, если вы так же будете подслушивать разговоры взрослых дядечек и тетечек. — Луи, — посмеиваюсь, смотря как маленькие дети разбегаются с криками. — У тебя прекрасная манера общения с детьми. — А что? — пожимает плечами Луи. — Я хотел как лучше, тем более подслушивать не хорошо. Знал бы он сколько фанфиков написано про Луи, где его ориентация является нетрадиционной. На миг задумавшись, представляю, как даю Луи прочесть данные работы и встаю как вкопанная. Покачав головой, чтобы прогнать эту забавную картины, получаю странный и удивленный взгляд рядом стоящего человека. Томлинсон и я проходим мимо стеклянных комнат, за которыми плавают рыбы. Умиротворение, которое царит в этом здании, помогает мне расслабиться и на пару мгновений забыть о существовании жизни за пределами этих стен. Луи мирно шагает рядом со мной, рассматривая каждую рыбу и спрашивая обо всех них. Пару раз мы забавляемся, когда сравниваем друг друга с каким-то рыбами, после чего начинаем спорить из-за того, какая из акул лучше и опаснее. — Почему акула-молот? — спрашивает Луи, остановившись у стекла, увлеченно рассматривая морскую сущность, и тыча в него пальцем. — Потому что у него характерная отличительная черта, а именно его голова, которая внешне напоминает молот. Ее еще называют гладкой молотоголовой акулой или обыкновенной молот-рыбой. — Обожаю, когда ты включаешь горячую учительницу, но боюсь, мисс Рулз, голова этой акулы ни черта не напоминает молот. — Как же? Смотри, если приподнять ее, то очень даже похоже, — пожимаю плечами, смотря как акула проплывает мимо и наворачивает круг. — Складывается впечатление, что ее голову просто сплюснули булыжником. И она напоминает больше лопату. — Это не избавляет ее от исключительности. — Да, — он задумывается, преподнося пальцы к губам. — Да, ты была бы акулой. — А ты морской звездой, — фыркаю. — Почему акула? Ты ведь даже не знаешь какая моя любимая рыба. — Потому что я этого хочу. Тем более, я многого о тебе не знаю, но это не дает мне повода молчать с тобой. — Ты же читал мой детский дневник, — Луи громко смеется, а я несильно бью его в плечо и скрещиваю руки. — Перестань! Это был очень подлый поступок. — Если ты не заметила, то я сам достаточно подлый человек. Но в твоем дневнике мало что описано. Как насчет того, чтобы написать еще парочку слов? — Не легче ли спросить то, что тебя интересует? — Кхм, — Луи задумывается на долгое время, рассматривая огромный аквариум дальше. Проходит две минуты, после чего раздается голос Луи: — Что ты делаешь обычно, когда чувствуешь себя подавленно? — Оу, необычно… Так, ам. Обычно иду в парк или в книжный магазин, где провожу много времени; ем любимую еду или отправляюсь на Форсаж. — Форсаж? — непонимающе смотрит парень. — Да, это место, рядом с озером. Правда находится дальше от города, поэтому дорога к нему занимает полчаса. Но там невероятно, — опускаю взгляд на маленьких рыб, которые скопились рядом. — Оттуда бывает видно как взлетают самолеты на ночное небо полное звезд. А ты сидишь в тишине, вокруг деревьев, и наблюдаешь за этим. Повернув голову, ловлю изучающий взгляд Луи на себе. Легкая улыбка трогает его губы и он кивает головой. — А форсаж, потому что в прошлом году мы с друзьями смотрели в том месте фильм с таким названием. Как только главный герой стал разъезжать на высокой скорости в своей машине, так сразу над нами пролетел самолет, отчего Мэтт перепугался. — Я бы хотел увидеть самолет, — уверенно заявляет Луи. — И то, как этот громила пугается. Хотя больше конечно его перепуганное лицо, — ухмыляется он. — Что ж, достойно. Твоя очередь. Я долго раздумываю какой задать вопрос. Мои виски пульсируют от возбуждения, любопытство возрастает и мое желание слушать Луи тоже. — Ты любил когда-нибудь? — сразу слышу фыркание и фразу «как банально». — Да ну, брось, Луи! Я серьезно. Ты на страницах истории совершенно другой, а в реальности… тоже другой. Так, где же настоящий ты? У тебя были какие-то чувства к любящему человеку? Ты можешь сказать, что с легкостью отпускаешь близких? А твои друзья? — Эй-эй, полегче, — посмеивается Томлинсон, поправляя свою челку. — Дала волю чувствам. Вроде же один вопрос должен быть? — я нехотя киваю, мне совсем не хочется упускать такую возможность и получше раскрыть Луи. — Тогда выбирай только один. Я раздумываю какой из вопросов задать первым, какое бы охарактеризовало его и его отношение к чему-либо получше, потому прикусываю губу. Морщусь, потому что боль от укуса дает о себе знать. — Зная, что ты можешь помочь своему любимому человеку, но навсегда потеряешь его — ты бы стал проявлять эту помощь? — Томлинсон глубоко вздыхает и задумывается. — Смотря в чем. Я отпущу человека, если того требуют обстоятельства. Тем более, я не так сильно привязываюсь. — То есть, ты в принципе мало, что чувствуешь по отношению к человеку? — Я не чувствовал любви, как таковой, если ты об этом. Я легко могу отказаться от той привязанности, которую вызывает во мне человек, — он хмыкает и поворачивается ко мне. — Мне никто не интересен; все идут по одному шаблону и всем нужна лишь безоговорочная, безграничная любовь, которую никто, никогда и ни за что не дает, а лишь желает получить. И не было человека, который вызвал бы во мне хотя бы мысль, что я могу позволить себе и тому человеку любить друг друга. Не было случая, Рулз, чтобы я захотел остаться. Наши глаза сталкиваются. Мне так хочется увидеть в них хоть что-то, хоть что-то отдаленно напоминающее любовь, радость, ту же самую привязанность. Но я сталкиваюсь лишь с глазами наполненными печали, отчаяния и нет ничего мучительнее ожидать от человека услышать одно, а слышать обратное.