Пусть этот поцелуй будет не последним

Стрелки часов лениво приближались к полудню. «Тик-так, тик-так», — сонно выстукивала секундная стрелка. Ее стук был медленным и тягучим, будто она тоже плавилась от июльской жары. Секунды, отмеряемые стрелкой, повисали в воздухе тягучими мазками, будто сыр на бутерброде в микроволновке. Или, если вам угодно более эстетическое сравнение, будто предметы на картине Дали «Постоянство памяти». Посетителям и сотрудникам Центрального Банка Нью-Йорка такие сравнения едва ли приходили в голову. «Тик-так, тик-так», — монотонно отмеряла время стрелка, приближая неминуемое. Ненавязчивый мерный стук оставался на задворках сознания, как нечто привычное. Время постоянно измерялось и уходило. Настоящее становилось прошлым. «Тик-так, тик-так», — приближалось будущее. «Тик-так, ти…» Секундная стрелка сгорела вместе с часами, висевшими в просторном холле банка. Сгорела в огне, который объял помещение сразу после прогремевшего секунду назад взрыва. Крики людей раздавались повсюду. Металлические конструкции здания нагревались и грозились вот-вот обрушиться на головы уцелевших. Едкий дым жег слизистые глаз, носа и горла. А жар опалял кожу до волдырей. Кто-то бросился к выходу, кто-то искал своих близких. Если с первого этажа еще было можно выбраться на улицу, где уже столпились взволнованные прохожие, то лестница, ведущая на второй и третий этажи, полыхала. Вдалеке уже слышались сирены пожарных машин, но люди, заблокированные на верхних этажах, были в панике. — Эми, быстрее, к пожарному выходу! — прокричала невысокая женщина лет сорока. — Мама, Тревор, я вас тут не брошу, — девушка тщетно пыталась помочь матери и отчиму выбраться из-под обрушившейся колонны. Дым щипал глаза, в горле першило, пламя распространяло удушливые волны жара, но девушка направляла все свои силы, чтобы помочь родным. — Эми, уходи, — молила ее мать, почти теряя сознание. Раздался звон стекла, и в горевшее помещение ворвалась чья-то тень. Фигура перемещалось быстро и ловко уворачивалась от пламени и плитки, падающей с потолка. — На помощь! Помогите! — прокричала Эми и закашлялась. В дыму она различила, что неизвестной фигурой оказался герой Нью-Йорка Человек-паук. — Пожалуйста, помоги им, сейчас тут все рухнет! — шепотом взмолилась она, показывая на мать и отчима. Человек-паук оценивал обстановку и пытался понять, как спасти всех троих, но вдруг женщина открыла глаза и пробормотала: — Сначала вытащи отсюда мою дочь, спаси ее. Эми пробовала сопротивляться, когда Человек-паук, коротко кивнув женщине, крепко схватил девушку и понес к ближайшему окну. Эми не чувствовала ощущения полета, не чувствовала мелких осколков стекла, впившихся в ее кожу, когда они вместе с Человеком-пауком прыгнули из окна, не чувствовала, как понемногу проясняется сознание, едва она глотнула свежего воздуха. Она чувствовала только одно: он не успеет. Чувство потери, невосполнимой утраты, глубочайшая печаль и скорбь объяли Эми, и где-то сквозь толщу этих чувств неукротимым пламенем бил страх. Эми знала, что едва ее ноги коснутся асфальта рядом с полицейскими, будет слишком поздно. Она не видела, лишь чувствовала, как Человек-паук постепенно ослабляет свою хватку и разворачивается, чтобы вернуться в банк за ее родителями. Взрывная волна впилась во все нервные окончания Эми через четверть секунды после нового взрыва. Девушка распахнула глаза и замерла. Второй взрыв был мощнее первого. Эми как в замедленной съемке видела, как здание обрушивается по кирпичику. И под каждым обломком умирала ее надежда. Возможно, оставшихся в здании еще пытались спасти. Возможно, Эми увели врачи. Возможно… Все стало абсолютно неважным, когда Эми поглотила тьма, пустота и боль.