Восьмой

      Рёв поезда и темнота. С осознанием произошедшего невозможно жить. От этого не отмыться. От яда не избавиться.       Логан с неимоверным усилием открывает глаза и понимает, что Смерть сегодня к нему неблагосклонна. Он не может проронить ни слова, а перед глазами вспыхивают лица друзей, которые, как ни крути, погибли по его вине… от его рук. Не важно, кто наслал на школу иллюзии. Он, Логан, должен был распознать угрозу и спасти хотя бы тех, кто сумел спрятаться! Не важно, кто нанёс решающий удар, чтобы больше никто не поднялся, никто не очнулся — он должен был его предвидеть и не доводить ситуацию до пиковой точки.       Налитая свинцом голова разрывается от боли, и дикий крик вновь врезается в пустое небо, словно всё правильно.       Как это может быть правильно?!       На ватных ногах, с невидящими и ненавидящими весь белый свет глазами, он бредёт по знакомой дороге, по которой какое-то время назад бежал навстречу собственной гибели, лишь бы больше ничего не чувствовать. Вымолить прощение собственной кровью.       Хэнк. Он убил его первым. И не важно, что оба не осознавали, с кем борются.       Шторм. Его Шторм. Та, что подарила ему новую возможность полюбить — твёрдую, как лёд, и прохладную, спасающую от жара былых ран.       Неужели это тоже часть чьего-то циничного плана, который предписывает Логану терять тех, кого любит?       Нет. Он всё-таки мёртв. Росомаха мёртв.       Чем ближе знакомые стены, тем тяжелее его шаги, тем, кажется, тише вокруг. Горячий комок больно давит горло, а невыплаканные слёзы снова катятся по щекам — Логан их не чувствует.       Сквозь пелену ему мерещится собственное упрямство. Сейчас его на лестнице встретит Чарльз и спросит, осознал ли нерадивый ученик свои ошибки.       За воспоминаниями он позволяет себе улыбку, почти не заметив, что уже стоит у незапертых школьных дверей.       Здесь навечно остался Курт.       В холле погибла Джубили.       Сколько Логан лежал возле железнодорожных путей, значения не имеет. Это неправильно. Это слишком подло — вот так уйти. Слишком… просто?       Чем ближе шаги, тем ощутимее становится застывшее время. Школа лежит в руинах, следы крови на стенах, полу и потолке.       Полиция уже была здесь и, наверное, достаточно давно.       То, что всё же устояло в родных стенах, душит Логана пустотой. Хочется в клочья разорвать установившуюся тишину и проснуться от этого дикого сна, в котором какой-то бесчестный «актёришка из дешёвого театра» возомнил себя имеющим право использовать Людей Х себе на потеху.       Его смех. Он почти реален в голове Логана.       Чем ближе шаги, тем страшнее тишина. Она рисует жуткие картины, в котором Росомаха слепо расправляется то с одним, то со вторым, принимая всех за врагов. Должно быть, в их глазах он тоже был околдован, но разве теперь это важно… Не иллюзии жить с непомерным чувством вины.       Он не слышал, как Шельма вдруг тихо назвала его по имени перед тем, как он вспорол ей грудь. Теперь это чётко звучит в сознании, как и довольное хихиканье Мистерио.       Вот здесь она лежала. В углу. Будто бы заснула на груди своего возлюбленного.       Теперь они могли безболезненно касаться друг друга...       Казалось, ещё вчера Гамбит шутил про то, что может завоевать любую, и что девушки всегда «западают на плохишей». Собственно, за это он периодически и получал крепкую, полную любви, пощёчину.       Под грудой вещей обнаружилась чудом уцелевшая фоторамка. С неё большими золотистыми глазами на него смотрит Рэйвен.       Позже, в альбоме, что хранится в рабочем столе Чарльза, Логан увидит фото Джин — тогда ещё маленькой девочки с мудрыми глазами.       Биение сердца болью отзывается в висках. Ещё один поворот. В здании огромная дыра с этой стороны. У Логана подкашиваются ноги, и становится невыносимо сдерживать крик отчаяния.       Здесь всё закончилось. Здесь царит самая дикая тишина.       Возле руин он оставил лежать бездыханное тело Скотта. Лишь сейчас его память достаточно точно может воспроизвести в сознании всё произошедшее.       — Чарльз?       Никогда голос Логана не звучал так осиротело. Он чувствует, как нечто знакомое окутывает обожженные нервы, баюкает, осторожно прощупывает их, явно боясь разбудить своим вмешательством безжалостного убийцу.       Логан понимает: профессор скрывается от него среди этих седых камней крепости, в которой мутанты ещё недавно жили в мире и были в полной безопасности.       — Ты вернулся, — слабый шёпот шелестит за спиной, но это неизмеримо мучительно: посмотреть в глаза тому, кого он так надеялся увидеть живым. — Логан…       — Чарльз, — он срывается, падая на колени, и крепко прижимает Ксавье к себе. — Боже, Чарльз… Это не я, слышишь? Я никогда бы… Господи, прости меня…       По-прежнему небесно-голубые, но полные слёз глаза смотрят на него в упор. Воистину, только этот человек может даже сейчас находить причины верить ему, выражать сочувствие.       — Ты… Ты давно здесь? Сколько меня не было?       — Не знаю, — шепчут сухие губы.       Чарльз отводит взгляд к ближайшей груде обломков.       — Они не нашли его. И меня не нашли. У меня хватило сил.       — Кого не нашли, Чарльз?       — Эрика. Я хотел сам его похоронить, — его голос мгновение дрожит, а во взгляде вдруг вспыхивает испуг. Тонкие пальцы сжимают виски, — Логан. Логан, уходи. Уходи, я погублю тебя. Я слишком слаб, чтобы сдерживать это.       — А что, если я хочу этого, Чарльз? Я заслужил…       Профессор давит приступ, опускает голову и замирает. Он не чувствует, как Логан уносит его прочь отсюда на руках и опускает на цветущую траву в тени густых деревьев.       В сознании телепата продолжает крутиться одно и то же: никто не понимает, на чьей находится стороне.       Мистерио забавляют способности Магнето. Он крутит им, как хочет, не давая опомниться. Их силы с Логаном равны — и это единственное, что ещё способно надоесть. И, наконец, надоедает. Перед тем, как свернуть шею Скотту, Логан срывает с него очки, высвобождая дар невероятной мощи. Его дар. Его проклятие, как он всегда говорил. Эрик падает, пронзённый его алым лучом, и крик Чарльза мешается с хохотом врага.       — Эрик, — из последних сил Чарльз создаёт иллюзию себя возле лежащего.       — Вот и всё, дружище, — последний раз он смотрел на него так, когда обрёл едва ли не единственное светлое воспоминание в своём измученном сердце.       — Эрик…       — Освободи её, Чарльз. Тебе больно, я чувствую… Эта боль пытает тебя.       — Я должен... Должен сдержать. Ради всех нас. Эрик, я, - он едва сдерживается от того, чтобы признаться в бессилии. Эрик прав. Собственный дар убивает его.       Сердце рвётся, словно сотканное из игл, каждую из которых медленно вынимает из общего клубка кто-то незримый.       — Живи, дружище, — эта какая-то предательская, но такая родная улыбка действительно дразнит спровоцировать приступ, что способен, должно быть, стереть не только школу с лица земли.       — Я не могу. Так неправильно, Эрик, — он так отчаянно цепляется за его имя, будто это способно остановить хлынувшую из раны кровь.       — Ты дашь ему победить?       Телепат зло оглядывается, оставаясь единственным, кто хоть что-то понимает в происходящем.       — Прости меня за всё, Чарльз. Слёзы подступают к глазам, но он их проглатывает. Снова.       — Знаешь, это совсем не больно…       Дальше была темнота. Для обоих. Для всех.       Логан извлёк тело Эрика из-под обломков. И он, и Чарльз знали, что больше сюда не вернутся. На тонких губах Магнето застыла какая-то полудетская улыбка. Последний раз он так улыбался, когда просил Чарльза ради эксперимента пустить ему пулю в лоб.       Казалось, что вот-вот он откроет глаза и тихо посмеётся, когда лучший друг будет снова обвинять его во всех смертных грехах, будет пытаться придушить в отместку за эту подлую инсценировку.       Чарльз ждал. Ждал с абсурдной, до боли наивной, отчаянной надеждой, но сердце друга больше не билось.       Логан боялся сейчас его окликнуть. Боялся заговорить и через несколько часов после похорон.       Чарльз не покинул маленького бугорка с массивным камнем в изголовье даже когда начался дождь, будто прося этот ливень смыть и спрятать пережитое под землёй.       Он всё не сводил взгляда с буквы «Х», начертанной на надгробии. Восьмом. А, если быть более точным, то десятом. Сколько лет уже прошло после гибели Рэйвен и Джин… У последней, впрочем, и нет никакой могилы — только памятный знак.       — Лучше бы я был среди вас. Вместо вас, — шепчет Чарльз одними губами, заботливо поправляя небольшой букет белых астр. — Простите. Я должен был уберечь… Я... Погубил...       Его голос стал хриплым. Сердце ухнуло вниз, сознание помутнело, словно память сама собой решила стереться. Покрасневшие глаза устремились к единственной, кроме его собственной, живой душе. Последней ниточке жизни, ради которой Чарльз Ксавье ещё готов дышать.       Логан молча сидит на лестнице и безучастно рассматривает свои руки, наблюдая как с ладоней стекают капли…       … только, кажется ему, совсем не дождя.