Незабудки

Сэр Люк Блэкуэлл происходил из знатного и древнего рода и обладал огромными богатствами и прекрасным загородным поместьем. Аристократ вполне бы мог назвать свою жизнь счастливой, если бы не несколько обстоятельств. Он благодарил судьбу за то, что у него появился наследник — рождение мальчиков в его роду за последние четыре поколения было событием очень желанным и редким. Из-за болезни, над которой гадали лекари на протяжении нескольких столетий, наследники появлялись на свет мертвыми или погибали в первый год жизни. Если же наследник выживал, то это было самой великой радостью для всей семьи. И повелось очень рано находить всем юным лордам невест из числа родственниц. Избранница сэра Люка не принадлежала тому кругу, где вращались богатые и почтенные леди и джентльмены. Родственники находили его выбор чуть ли не революционным. Невеста была сестрой профессора Уайта, человека благородного, честного и образованного, но пользующегося странной репутацией. Упрекали его в демократичности, обижались на его излишнюю прямоту в суждениях. Называли его беспардонным сумасбродом, который чуть ли не приглашает слуг за обеденный стол, считали чудаком. Двери «лучших домов» Лондона были закрыты для профессора, проявляющего такой дурной тон, но аристократические друзья очень его любили за доброту и простодушие. На избранницу сэра Люка знатные леди смотрели косо и с толикой презрения. Несчастная Мэри чувствовала это и после свадьбы и предпочитала тихую деревню своему родному городу. Близкородственные браки прочно укрепили в роду Блэкуэллов еще один наследственный недуг, поражающий разум. Сэр Люк жил в ожидании того дня, часа, минуты, когда в нем проснется этот ужасная немощь и поразит сознание. Думая о своем покойном отце, сэр Люк вспоминал, что час его настоящей смерти наступил именно тогда, когда старик лишился разума, когда вместо благородного судьи осталась пустая телесная оболочка. С великим страхом сэр Блэкуэлл ожидал и своей «смерти». Временами сэр Блэкуэлл, работая в своем кабинете, поднимал голову, отрываясь от бумаг, и останавливал взгляд на портрете своего отца, который был так похож на него: те же рано поседевшие волосы до плеч, высокий лоб, острые скулы и прямой нос. Даже серые грустные глаза судьи Блэкуэлла были такими же, как у Люка. Сэр Люк бы с удовольствием убрал бы эту картину на чердак, выбросил бы её прочь, но позволить этого себе не мог. Он глядел на этот портрет, словно на своё отражение в зеркале, будто бы ощущал призрачное присутствие своего отца. Сэр Люк был уверен, что он повторит судьбу батюшки и что жизнь Энтони будет схожей с его… Сознание внушало ему мысль, что нужно что-то изменить, но Блэкуэлл был не в силах внести в свою жизнь перемены. Ему было отрадно предаваться воспоминаниям счастливых дней, ловить теплую грусть, глядя на медальон с портретом покойной жены. Огорчение принес ему и визит некоего юриста мистера Габриэля Аттерсона, который обратился к нему по вопросу наследия городского дома Уайтов. Мистер Аттерсон, представляя профессора Уайта, упоминал несколько статей, оспаривающих майорат, но сэр Люк твердил одно: «Дом брата моей жены перейдет по наследству моему сыну! У профессора есть лишь одна дочь, а, значит, дом перейти ей во владение не может!» Сэр Блэкуэлл предложил Аттерсону встретиться с его адвокатом, чтобы обсудить с ним дело и все остальные нюансы наследования. Дело дома Уайтов было поистине сложным, и мистеру Аттерсону предстояло затратить много сил и времени, чтобы восстановить справедливость. Женщины по-прежнему не имели права владеть собственностью, — это был факт, и нотариус терялся в решениях, что же можно было бы посоветовать семье Уайтов. Со слов доктора Джекилла Габриэль знал об изнуряющей болезни профессора Уайта, чей темперамент и эмоциональные переживания только подбавляли масла в огонь, ухудшая его и без того слабое здоровье. В случае его смерти, дом перейдет к Блэкуэллам, а жена профессора и дочь, не имея никакой собственности и средств к существованию, окажутся в бедственном положении. Сидя в своей конторе за стопками бумаг, мистер Аттерсон размышлял о семье его клиента и о сэре Блэкуэлле. Ему было искренне жаль бедного профессора, миссис Уайт и мисс Эмили в особенности. Найдется ли в Лондоне такой благородный и добрый человек, который возьмет в жены бесприданницу? Эмили Уайт была образованной девушкой и зарабатывала сама, чтобы содержать семью, что было большой редкостью для юных леди высшего света. Но найдется ли ей удачная партия? Ведь удачный брак смог бы спасти семью Уайт от разорения. Для нотариуса также осталось загадкой то, почему и без того богатый Люк Блэкуэлл, обладающий особняком в Лондоне и поместьем, желает заполучить дом на Клавертон-стрит. Это наталкивало его на некоторые подозрительные мысли, и мистер Аттерсон решил встретиться со своей старой знакомой, которая приходилась родной сестрой его умершей невесте и слыла очень разумной и сообразительной мисс. Нотариус написал короткое письмо и запечатал его в конверт, обозначив на нем: «Мисс Эбигейл Говард». Посыльного ему звать не пришлось — он пришел сам, вручив ему послание от племянника Ричарда.

***

Прошла неделя плодотворных занятий Историей с юным Говардом. Эмили была очень рада, что ее ученик оказался очень способным. Мисс Уайт удалось прогнать из головы лишние мысли и полностью погрузиться в работу. После последней встречи в размышлениях Эмили непроизвольно и часто появлялся образ мистера Энфилда. Матушка Уайт подмечала, что её дочь стала еще более замкнутой и молчаливой, а при любом упоминании о том благородном джентльмене она краснела и старалась поскорее перевести разговор на другую тему. В конце недели мистер Энфилд снова прислал мисс Эмили букет незабудок. Сердце девушки сжималось от трепетной радости. Эти робкие знаки внимания были очень приятны ей, но в то же время они смущали её и погружали в водоворот мыслей и воспоминаний. Чтение книг и подготовка лекций отвлекали её, заставляли спуститься с небес на землю и вырывали из мечтаний. Эмили не ожидала, что её урок в этот обыкновенный вечер так сильно затянется. Девушка вышла на улицу, и в холодном воздухе растворились гулкие удары Биг Бена, раздавшиеся ровно восемь раз. По улицам крались сумерки, сгущался влажный туман. Эмили вышла на Кавендиш-сквер. Это была просторная площадь, уложенная ровными плитками, с красивыми малоэтажными домами и особняками. Здесь же и находился театр. Дочь профессора Истории вздохнула: ей так и не довелось ни разу в своей жизни побывать на представлении, в то время как её ровесницы каждую неделю бывали в театре и отзывались о пьесах и операх тепло и с восхищением. Рядом со зданием театра стоял зазывала, на все лады расхваливающий новую постановку по трагедии Шекспира. — Леди и джентльмены! Спешите увидеть это чудо — великую трагедию человеческой судьбы! Эмили отошла влево, сторонясь праздной толпы, и пересекла площадь, оказавшись у домов. В конце площади виднелась вывеска паба. Девушка нахмурилась и поспешила поскорее пройти мимо этого злачного заведения. Оттуда слышались пьяные крики и звуки бьющегося стекла. — Дебошир! Вешать таких надо! — закричал суровый бас внутри здания вперемешку с грохотом и женскими криками. Кто-то стремительно вылетел из паба, чуть не сбив Эмили с ног. Та вскрикнула от неожиданности. От столкновения с этим человеком её удержала лишь доля секунды, и она еле удержалась на ногах. — Сэр! Аккуратнее! — перепуганным голосом выпалила мисс Уайт. Мужчина, стремительно вырвавшийся из таверны, резко обернулся и одарил встречную взглядом, исполненным такой злобы, что Эмили вздрогнула. Какого было её удивление, когда она узнала в этом прохожем мистера Хайда, но теперь он был одет в пальто с накидкой, а на голове у него возвышалась шляпа-цилиндр, а на руке висела трость с серебряным набалдашником. Эдвард повернулся к девушке и сделал шаг назад, оглядывая свою знакомую с ног до головы. — Какая встреча, мисс Уайт, — усмехнулся молодой человек и приподнял свой цилиндр в знак приветствия. — Что вы делаете здесь в такой поздний час? — Добрый вечер, мистер Хайд. Я иду домой, — тихо ответила Эмили и, переведя взгляд на его левую руку, прикрыла рот ладошкой. На белой перчатке на запястье виднелось темно-вишневое пятно. — О-о… У вас, кажется, идет кровь… Может, я смогу чем-нибудь помочь? — Пустяки, — отмахнулся Хайд и шагнул к своей собеседнице. — А помочь вы можете, мисс Уайт. Вы же не торопитесь? Не успела Эмили ответить, как Эдвард схватил ее за руку чуть выше локтя и поволок девушку за собой. От непривычной близости мисс Уайт оторопела. С ее губ сорвался удивленный вздох. Она словно онемела. — Куда вы меня ведете?! — спросила Эмили, но дернуться в сторону не посмела, будто ее сдерживала какая-то невидимая сила. Мистер Хайд не отвечал и стремительно шел вперед по малолюдной улочке, продолжая тащить за собой перепуганную барышню. Поравнявшись с одним из двухэтажных домиков, он остановился. Эмили мельком взглянула на старую вывеску и облегченно вздохнула — это была лавка аптекаря. За стеклом витрины горел радостный желтый свет, во всю стену стояли шкафы с разноцветными бутылочками, а где-то в глубине помещения сидел и сам аптекарь. На мгновение Эмили вспомнила, как она малышкой гостила с родителями у доктора Джекилла. Странный спутник тем временем разжал пальцы на её плече. — Вы поможете мне? — спросил мистер Хайд тихим голосом, вкладывая ей в руку шиллинг. — Купите там марли или что-нибудь эдакое… Я подожду здесь. Мисс Эмили, я надеюсь на вас. На этих словах он закусил губу и странно втянул воздух. Эмили перевела взгляд на его левую перчатку. Кровавое пятно расползлось еще больше, и перчатка окрасилась в вишневый цвет. Эмили испуганно закивала и толкнула дверь аптеки. Зазвенел дверной колокольчик, и аптекарь оглянулся, приветливо кивнув посетительнице. Мисс Уайт дрожащим голосом изложила свою просьбу, положив на металлическое блюдце монету, а продавец вручил ей моток туго свернутой марли и бросил на стол сдачу. Мысли Эмили словно запутались в клубок, сердце билось с такой силой, будто готовилось выскочить из груди. Хайд ждал её рядом с выходом. Улица была практически безлюдной, и у Уайт по спине бежали мурашки. — Я могла бы помочь завязать рану, — тихо предложила Эмили, приблизившись к молодому человеку. Тот молча кивнул, протянул ей руку и достал небольшую бутылку спиртного из-за пазухи. Эмили находилась в полной уверенности, что она делает доброе дело — оказывает помощь пострадавшему в пьяной поножовщине. Эдвард молчал, рассматривая девушку прожигающими глазами. Встретившись с ним взглядом, Эмили нахмурилась и опустила голову, аккуратно стягивая испачканную в крови перчатку. Молодой человек резко отдернул руку и зашипел от боли. На тыльной стороне запястья зиял косой глубокий порез — Кто это сделал? — спросила мисс Уайт. В голосе девушки слышалось неподдельное сочувствие. Мистер Хайд, заметив, как в уголках её глаз собрались блестящие слезы, только усмехнулся в ответ. Эмили смочила кусочек марли бренди, протерла рану и потом крепко замотала запястье Эдварда в несколько туров. — О, mon ange, как мне вас благодарить? — кивнул Хайд, и уголки его тонких губ приподнялись в улыбке, от которой у Эмили по телу прошелся холодок. Что-то в ней было отталкивающее, но что именно, девушка понять не могла. Она осмелилась еще раз посмотреть ему в лицо, тщетно надеясь отыскать там черты доктора Джекилла. Ведь это мог быть его сын — об этом шептались слуги доктора. Но образ Генри Джекилла так сильно отличался от этого необычного молодого человека, что видела перед собой дочь профессора Уайта. Доктор Джекилл был высок ростом, строен, плечист. Седина тронула его светлые волосы лишь на висках. Благородное лицо доктора с правильными мягкими чертами можно было назвать красивым, а люди видели в его внимательных серых глазах лишь безграничное тепло и доброту. Мистер Хайд являлся почти что полной противоположностью Генри. Эдвард Хайд даже на каблуках на целый дюйм не доставал до мисс Уайт, которая была ростом немного выше своих сверстниц. Этот господин обладал субтильным телосложением. У него были длинные, узловатые и худые руки. Несхожее с доктором Джекиллом лицо, оттененное черными волосами, носило отпечаток чего-то необъяснимого, отталкивающего. Больше всего мисс Уайт поражала кривая улыбка мистера Хайда с заостренными зубами, как у настоящего монстра. Эмили пыталась найти хотя бы что-нибудь общее с доктором Генри, но это было бесполезно. — Пообещайте мне, что больше никогда не будете драться с пьяницами, — жалобным голосом попросила мисс Уайт, сложив ладони вместе, и склонила голову набок. — Зачем вы ходите в такие места, мистер Хайд? Это же так опасно… Вы можете навредить себе. — Вам не понять этого, мой маленький ангел, — Эдвард развел руками. — Ведь там никогда не бывают такие милые леди, как вы… Дрянное пойло, грязные стаканы… Сердце королевства. — Ужасные места, — покачала головой Эмили, а мистер Хайд рассмеялся в ответ. Его негромкий хохот на пустынной улице отозвался эхом, и сердце Эмили схватил липкий страх. За разговором с этим джентльменом Эмили и не заметила, как он увлек её совсем в другую сторону. О ужас! Эмили и так сильно задержалась! Какое волнение для родителей! Мысленно упрекнув себя в рассеянности, мисс Уайт остановилась. Невольная участница променада мистера Хайда поступила весьма легкомысленно, продолжая путь вместе с этим странным господином, а туман всё сильнее и сильнее застилал улицы. — Какая жалость, мисс Эмили! Ах да, вы же торопитесь домой! Было очень глупо, с моей стороны, надеяться, что вы составите мне компанию! — задумчиво произнес мистер Хайд, развернувшись к своей спутнице. Мисс Уайт вздрогнула и покраснела от негодования и переполнявшего ее стыда — мужчина стоял к ней очень близко. Он коснулся пальцами худенького подбородка Эмили, чуть приподнимая его, и прищурил глаза, будто бы залюбовавшись её лицом. Эмили застыла на мгновение, позволяя Хайду коснуться пальцами её темных волос. Девушку объяла дрожь, но через долю секунды она встрепенулась: — Что вы себе позволяете?! — крикнула Эмили и, упершись ладонями в грудь Хайда, оттолкнула его и вырвалась из объятий. Эдвард удивленно развел руками. С лица молодого человека не сходила кривая ухмылка, но он молчал, а у Эмили появились слезы в уголках глаз, готовые вот-вот сорваться. — Вы пьяны, мистер Хайд! — воскликнула девушка и сжала кулаки. — Идите домой, отоспитесь хорошенько!.. Прощайте! Прощайте навсегда. Я больше не хочу вас видеть! Прощайте! Эмили, утирая слёзы кружевным носовым платочком, побежала в обратную сторону, не оглядываясь. В её мыслях было только одно — убежать подальше от этого странного господина. В сердце теснились глубокое разочарование, грусть, страх — выходка мистера Хайда шокировали мисс Уайт. Соткавшийся в ее воображении образ эксцентричного джентльмена, который вызывал у неё некоторую симпатию, несмотря на нечто необъяснимо отталкивающее в его внешности, изменился, растаял: теперь мистер Хайд представлялся ей опасным человеком, чуть ли не безумцем. Эмили гадала, как же он мог ассистировать доктору Джекиллу, как же дядюшка Генри мог работать вместе с этим странным человеком и доверять ему? А что, если кто-то заметил её с Хайдом? Как джентльмен мог поступить так низко, выказывая непристойности? От этой мысли Эмили становилось плохо, а к горлу подкатывал слезный комок. Эмили, быстро шагая к дому, мяла в руках носовой платок, время от времени вытирая слезы. Горько ей было и от сожаления о своем поступке, что она увлеклась разговором и проследовала за ним на пустую улицу… На тихой Клавертон-стрит Эмили смогла отдышаться и прийти в себя. Она неторопливо дошла до своего дома. На расспросы родителей Эмили отвечала односложными «да» и «нет», а на вопрос, почему она так запыхалась, мисс Уайт сказала, что ей хотелось быстрее попасть домой, а в вечерние часы сгущается туман и на улицах становится мрачно и страшно. — Эмили, — обратился к дочери профессор, — совсем недавно прибегал посыльный. Он принес опять цветы и вот сие, — профессор Уайт кивнул на стол, на котором лежала небольшая открытка, украшенная голубой атласной лентой. — Что это, papa? — спросила девушка с любопытством и подошла к столу. — Мистер Энфилд приглашает нас на праздник, — заулыбалась миссис Уайт. — Не правда ли, это чудесно? — По мне — ничего хорошего в этом нет! — выдал профессор. Эмили, поблагодарив родителей за ужин, вышла из комнаты и направилась к лестнице, глухо ударяя каблуками. Она унесла открытку с собой, и миссис Уайт заметила, как заметно посветлело от радости её лицо. — Всё будет, как обычно, — на это подобие настоящего бала приедут заносчивые франты с разряженными в пух и перья толстыми афродитами и будут коситься на нас, как на животных в клетке. — Дорогой Джеймс, зачем ты так говоришь? — с сожалением вздохнула миссис Уайт и отложила вязание в сторону. — Мы уже несколько лет не бывали на праздниках… Что было, то прошло. Я не вижу ничего плохого в том, что этот благородный джентльмен пригласил нас на своё празднество. Эмили нужно выходить в свет… К тому же, мистер Энфилд… — Лучше оставаться старой девой, чем выходить замуж за пустоголового бонвивана, — проворчал отец. Миссис Уайт опустила глаза, вернувшись к вязанию накидке. Профессор вскинул брови, устроился в кресле поудобнее и продолжил: — Разве ты не помнишь, с каким холодом и неприязнью нас с тобой встречали на балах? Всё из-за того, что у меня не стало денег… — Зато мы узнали, кто является твоими настоящими друзьями, — проговорила женщина. — И я уверена, если ты познакомишься с мистером Энфилдом поближе, то ты изменишь свое мнение о нем.