Брак по принуждению

К удивлению Элайджи, который попрощавшись с братьями после распития последней бутылки бурбона отправился в спальню, она оказалась совершенно пуста. Нахмурившись, Майклсон оглядел комнату, качая головой. Он был уверен в том, что Габриэлла, ускользнув из гостиной направилась именно сюда. Конечно, от внимания вампира не ускользнуло недовольство жены, которой совсем не пришлось по вкусу единство присутствующих на совете мужчин, включая ее собственного брата в отношении судьбы пытавшегося развязать войну Эрика Леннарта, но Элайджа надеялся, что разговор в спокойной обстановке исправит ситуацию. По всему выходило, что Габи считала иначе и на переговоры настроена не была. Первородный убедился в этом ближе к полуночи, когда ведьма наконец появилась в спальне, дуя губки. Она даже не взглянула на мужа, пройдя к туалетному столику и Элайджа закатил глаза, поражаясь упрямству своей хрупкой жены. — Я уже начал волноваться, что ты заблудилась, принцесса, — пытался пошутить он, поймав взгляд Габриэллы в зеркале и начав снимать рубашку. Но его остроумие, как и обнаженный торс, не произвели привычного эффекта на Габи, в глазах которой блеснула сталь. — Волноваться? Ты? Не смеши, — процедила она, прищурившись, — на совете я заметила, как ты печешься обо мне и моей семье. Ты мог бы меня поддержать, встать на мою сторону! — Леннарт перегнул палку, ты сама это понимаешь, и назад пути нет, — холодно отозвался Первородный, задетый злым тоном жены, — и откуда вдруг такая любовь к отцу? Тебе напомнить, что это именно он выдал тебя замуж за монстра? Ведь только так ты меня называла первые месяцы нашей жизни! — Пусть так, — взвилась Габриэлла, вскочив на ноги и повернувшись к мужу лицом, — но он мой отец! Да, он помешался на власти, натворил глупостей, но это не повод убивать его! На руках твоих братьев не меньше крови, ты и их захочешь остановить, как моего отца? Один Никлаус чего стоит! — Никлаус? — криво усмехнулся Элайджу, — занятно. Ты видимо забыла, что была влюблена в него и хотела именно за него выйти замуж, не за меня. Или я что-то путаю? Крыть Габи было нечем, и она громко хлопнув дверью скрылась в ванной, где обхватив себя руками, попыталась выровнять дыхание, зная, что столь сильные эмоции могут негативно отразиться на малыше. Учитывая то, магия какой силы сейчас жила в ней, волноваться будущей матери было противопоказано. Прохладный душ сделал свое дело, возвращая ведьме спокойствие. Габи понимала, что должна злиться не только на Элайджу, а на всю семью Майклсонов, на брата, но именно поддержку мужа она искала и не получила. Мужчины вновь решили все за нее, не посчитав мнение Габриэллы весомым, забыв что она больше не была безобидным ребенком, а стала самой сильной ведьмой в истории, пусть еще не полностью раскрывшей силы. Злость вновь начала закипать в ее крови. Возможно, всему была виной недавно обретенная магия, которая не всегда поддавалась контролю молодой колдуньи, а возможно гормональные всплески, которые были свойственны ее особому положению. Так или иначе, когда дверь душевой кабины отворилась и на ее пороге показался Элайджа, Габриэлла вновь была на взводе. — Габи, не злись, тебе вредно волноваться, —ступив вперед, Первородный, явно настроенный на перемирие, прижал жену к своему обнаженному телу и начал целовать ее шею, — к тому же, я знаю, как улучшить твое настроение… Пока губы вампира изучали нежную кожу ведьмы, его ладони скользнули вниз, и Элайджа стиснул округлые ягодицы Габриэллы и притягивая ее к своему паху. Желание Первородного было более чем очевидно, но как оказалось у златовласой упрямицы был иной план, и волна магии прошла сквозь Майклсона, заставляя его стать на колени. — Пожалуй ты прав, это улучшит мое настроение, — протянула она, глядя на мужа сверху вниз. Элайдже совсем не пришлась по вкусу шутка жены, но уж больно ему хотелось вернуть ее расположение, и закинув одну девичью ножку себе на плечо, он нежно поцеловал животик ведьмы, а затем опустился ниже. Пальцы Первородного развели нежные складки меж дрожащих бедер и сжали клитор, вызывая вскрик ведьмы. Но то было лишь начало. Миг спустя пальцы сменили жадные губы, прильнувшие к сосредоточения ее женственности, а мужской язык проник в горячее лоно, дразня чувствительную плоть откровенными прикосновениями. Габи едва стояла на ногах, опираясь руками о плечи вампира, оставляя на них следы от ногтей, который тут же заживали, пока Элайджа умело доводил ее до пика, жадно лаская ее языком и руками. Мутное, обжигающее наслаждение накрыло ее совсем скоро, и Габриэлла задрожала всем телом, еще сильнее впиваясь ногтями в сильные плечи. Шум воды едва заглушил женский крик, когда ведьма на миг потеряла связь с реальностью, расслабившись в крепких объятьях мужа, успевшего подхватить ее руки, не позволяя упасть. — Не благодари, — с дьявольской улыбкой проговорил он, а затем потянул руку Габи к своей восставшей плоти. Тонкие пальцы обвели головку налитого члена и, крепко сжав его у основания, совершили несколько ритмичных движений, отчего Майклсон издал рык, прикрыв глаза от удовольствия, но к его удивлению продолжать Габриэлла не стала, отводя ладони в стороны. — Я и не думала тебя благодарить, — процедила она, словно не замечая ошеломленного выражения лица вампира, — много чести для предателя. После чего, небрежно оттолкнув от себя Элайджу, Габи укуталась в пушистое полотенце и направилась в спальню. В полной тишине, несколько секунд Первородный пытался прийти в себя и понять, что именно произошло. Поведение упрямой ведьмы не укладывалось ни в какие рамки. — Габриэлла, ты перегибаешь! — прорычал он, вихрем последовав за женой в спальню, где та расположилась в постели. Едва контролируя свою злость и неудовлетворенное желание, вампир шагнул к жене, но наткнулся на невидимую стену. — Габриэлла, это уже слишком, — холодно проговорил Элайджа, стискивая зубы от полной злорадства ухмылке, которая играла на девичьих губах. — Ты был прав, мне нельзя нервничать, — протянула она, не сводя с разъяренного вампира самодовольного взгляда, — вот и не нервируй меня. И еще, я хочу сегодня поспать одна, а тебя ждет смежная комната. На миг в спальне воцарилось ледяное молчание, пока Майклсон изучал лицо жены, улыбка которой успела потускнеть по мере того, как его собственное превратилось в ледяную маску. — Смежная комната, значит? — вскинул бровь Майклсон, наконец полностью придя в себя, — это вряд ли, принцесса. В нашем городе вполне хватает спален, готовых принять меня. Доброй ночи. И вихрем облачившись в рубашку и брюки, Первородный исчез из комнаты, оставляя Габриэллу в одиночестве.