▬۩۞۩▬
Дни в апреле пролетали, не успевал я и встретить с кофе рассвет, и проводить с чашкой чая закат. Моя ежедневная рутина разделилась на две части, одна из которых составляла работу. Читатель, мне предложили опубликовать свой собственный сборник стихов! И как только я прочёл это в письме, пришедшем ко мне в прошлый вторник, на лице моём показалось не сколько удивление, сколько детская искренняя радость, ведь об этом я начал мечтать ещё в давнем подростковом возрасте! Я мялся, наверное, как каждый не верящий в свой успех человек, искал отговорки минусы, но Пак Сарае вразумила меня и настояла на согласии. Издательство настаивало на встрече, но я не мог себе этого позволить, потому продолжал высылать свои письма и читать пришедшие ко мне. Пока мы обсуждали детали и финансы, созванивались по телефоне, я продолжал писать и редактировать: хотелось заполнить страницы сборника исключительно лучшим, теми строчками, которые у меня самого вызывали трепет. Вторую часть ежедневной рутины занимала Пак Саран: я посещал пьесы с её участием, рассекал вечерние улочки в её компании; она была моим покоем, счастьем и предметом обожания. Чувства мои стали расти, точно огонь разгораться, когда однажды я понял: моё присутствие так же важно Пак Саран, как и её присутствие для меня! И не стала бы она подпускать меня к себе так близко, будь я для неё просто развлечением или парнем, в котором она видела бы лишь собеседника. Утешьте меня, и скажите, что это не самоубеждение! И с каждым днём я замечал перемены в Пак Саран: то, как улыбалась она и как сверкали радостными огоньками её глаза, услышав она мой голос в коридоре театра, или то, как тревога читалась на её лице, стоило мне опоздать или не придти вовсе. Разумеется, я объяснялся в письмах или при следующей встрече, или же предупреждал заранее, но факт того, что Саран чувствовала печаль из-за моего отсутствия, заставлял меня ликовать! Не этого ли я желал с самого начала? Определённо. Я глупый и наивный парнишка, который всем сердцем желает быть с актрисой Пак. И кто бы мог подумать, что для счастья мне не хватало старомодной любви. Или всё же не в любви было дело? Возможно, мне не хватало Её? Саму актрису Пак в меньше, чем в метре от себя? Слышать её смех и чувствовать её касание? На самом деле, я ничего не смыслю в этом, не знаю силу любви и взаимосимпатии, я просто поступаю так, как мне говорит поступать сердце. Проводя время в компании друг друга, мы не могли наговориться. Это удивительно, как говорят об этом книги, и я искрился радостью, потому что приобрёл человека, с кем мог поговорить на каждую тему и обсудить каждый камушек, повстречавшийся на дороге. Произведения великих писателей, тема треклятой войны, архитектура разных стран и искусство в целом занимали наши разговоры. Саран подробней рассказывала, как Амура Селин начинала свой путь, какой была её жизнь в Нью-Йорке и кого она смогла поведать за период её учёбы; я узнал больше об её семье, об отце и их ссоре, узнал, что у Пак больше не осталось родственников в нашем мире и что жизнь её не так проста и сказочна, как могло показаться с самого начала. Я понял, что люди, добившиеся высоты любого уровня и в любой сфере, так же имеют тонну печального опыта за своими плечами. Ничто не преподносится на блюдечке, а успешность и людское уважение требует особую цену, не сравнимую с любой валютой и нулями в конце чисел. В свою очередь и я всё больше раскрывался Саран, делился с ней десятками занимательных историй. Они заметно отличались, все наши истории отличались от историй друг друга. Если мне рассказывали о событиях за рубежом, описывали и повествовали сумбурные и увлекательные истории с разного вида мероприятий, где гостями были одни творческие лица и богатенькие кадры, тематические балы по старым традициям, концерты и выставки, то я раскрывал прелесть простого и самого обыкновенного в нашей жизни, без пышных платьев, дорогих декораций и людей высшего сорта; я говорил о своей семье, говорил о вещах, которые повидал на природе, описывал жизнь с особой стороны, невидимой, благодаря которой можно было бы понять многое, но, увы, это было дано единицам. Или только мне? Не будем углубляться, ещё не время. В любом случае, я был рад знать, что и мои рассказы были ей инетесны, и слушала она их внимательно, интересуюсь некоторыми деталями. Должно быть, читателю интересно знать, что было между мной и Пак Саран? Что ж, с моих уст ещё не слетало всякого рода предложения, я лишь говорил о своих чувствах, показывал их серьёзность в поступках, а Саран тихо, из далека, не спеша шла по тропинки, которая вела её к раскрепощению передо мной. Я не торопил, потому что был уверен: в сердце её уже затаился паренёк, звать которого Чон Чонгук. Робкая и стеснительная в романтических отношениях fille** просто-напросто боялась признать для себя свои же чувства. Будь я проклят, если всё это самообман и иллюзия в моих мыслях. Однажды, когда судьба снова занесла меня в дом Пак Саран, я не удержался и спросил хозяйку о пустой комнате, в которой однажды запечатлел лишь деревянную мебель, такую как: мольберт, стул да стол. На стенах, на полу, опираясь на белёсую стену с картинами, были выставлены художественные работы как карандашом, так и пастельными красками, а, стоило мне оказаться у стола, как в глаза бросились эскизы человеческого тела, лица и каждая частичка, присущая ему. В тот день просмотра вечернего фильма в моей голове затаился вопрос, который я осмелился поднять лишь спустя несколько дней. Право, я завёл разговор иначе: — Амура Селин, — шепнул немного иронично. Сейчас объяснюсь: проведя друг с другом некоторое количество времени, мы расставили некоторые условия, точно книги на полке, в ряд. Заметил ли читатель, но я стал меньше называть Саран сценическим именем, потому что эта девушка стала для меня ближе, чем актриса Национального театра. Если её называли Амурой, — значит, это обязательно были либо зрители, либо коллеги. Как-то в разговоре мы затронули эту тему, и она легко ступала, точно лиса, по дороге, и лёгкий ветерок донёс до меня её слова, которые умоляли называть её настоящим именем, потому что, слыша «Амура», она мгновенно ощущала давление, ту часть себя, известную элитарному кругу лиц в городе, а не простую и настоящую себя Саран. С того момента я называл ей Амурой лишь тогда, когда открыто подтрунивал над девушкой. Итак, продолжим. — Что такое? — Пак Саран улыбнулась, должно быть, мысленно стукнув меня по плечу. Она лежала рядом, читала роман «Унесённые ветром», который совсем не привлекал моё внимание. Зато я, лёжа в полметре от неё, наблюдал за её чтением, временами посматривая в большое окно и на вид из него. Но даже весенний пейзаж не радовал глаз, как это делала Саран, лёжа на животе и согнув скрещенные вместе ноги (носочек её занимательно подрагивал, вызывая у меня улыбку). Мой ангел мягко перелистовал одну страницу за другой, разнося до того приятных и нежный звук перелистывающихся страниц. Ах! Как же чудесно и мирно мы проводили время в тот улыбчивый из-за яркого солнца день! — Ты… — я медлил, — ты когда-нибудь думала о том, как я выгляжу? Я удивился в ответ на удивлённое лицо Пак Саран, напряжение которого было заметно даже с моего ракурса. Я прикусил нижнюю губу в ожидании ответа. — Нет, — её ресницы захлопнулись, а после снова раскрылись, — т-то есть да, конечно. Тяжело ограничивать себя в этом. А ты? Ты представлял свою внешность когда-нибудь? Её волнение от поднявшегося вопроса забавляло меня, а ещё я понял, что, кажется, так ни разу и не говорил своему ангелу, что видеть себя в отражении я-то могу! — Разве я тебе не говорил? — я изумился от самого себя, был готов приложить рукой по собственному лбу. — Я могу видеть себя в отражении. Книга в её руках мгновенно оказалась закрыта, а заинтересованный взгляд — обращён в мою сторону. Мне было интересно знать, что она разглядывала на тот раз? Стену, собственную подушку или плед, в который я был завёрнут? — Да ну! — девушка облизнула губы, заулыбавшись, и улыбка её кольнула мне сердце, распространив отчаянную любовь по всем конечностям. — Ты мне никогда не говорил этого! Ничего себе… — та задумалась, и мысли её мне были недоступны. — О чём думаешь? — Пытаюсь вообразить тебя ещё раз, но как же жалки эти попытки! — она развернулась и со стоном упала спиной на поверхность кровати. Молчание повисло в комнате. — Ты не думай, мне не так уж и важно знать твою внешность. Я пробыла в твоей компании почти что полгода! Твои мысли и поступки уже сказали мне о многом, поэтому я чувствую доверие к тебе, — лепетал ангел, устремив свой взгляд в потолок. — Просто… это так интересно! Разве, нет? Почему ты можешь видеть себя в отражении? Я будто бы странствую в волшебном мире уже с шести месяцев… — Конечно, я понимаю. Но я так же, как и ты, не знаю, по какой причине могу видеть себя в отражение. Я чувствовал, что должен был что-то да ответить, иначе бы Саран могла подумать, что её слова меня задели, но как бы не так! Отнюдь, на тот момент я думал и пришёл к прекрасной идее, которая зародилась в моей голове, стоило мне вспомнить про эскизы в соседней комнате. — Знаешь, что? — я раскутался и присел на кровать. — Ты сама меня и нарисуешь!▬۩۞۩▬
В той белоснежной комнате, как и в первый раз, пахло цветами. Я сидел на деревянном стуле, а напротив меня стояло зеркало в рост, Пак Саран же заняла свой «трон» напротив окна и мольберта. На холсте, как на опоре, лежал толстый лист бумаги, на котором спустя каждые пять минут прибавлялось ещё больше и больше деталей. И я, точно учитель, посматривал в зеркало на своё отражение, указывал и поправлял Саран: как лучше, как точнее. Тогда я понял, что, чем бы не занималась Пак Саран, я буду готов смотреть на это вечно: будь это чтение, уборка, игра в пьесе или прогулка на свежем воздухе. Но то, как с особым рачением она касалась карандашей с разной мягкостью стержня, как ловко орудовала ими, как сосредоточено было её лицо во время работы или как хмурились аккуратные брови и были поджаты полюбившиеся мне губы, — всё это вызывало во мне восхищение и приятную струнную игру слева в груди. И, сидя возле Саран, любуясь ею, я случайно узрел себя в отражении зеркала, такого… такого сияющего, слегка улыбающегося с чем-то необъяснимым во взгляде и видной рассеянностью даже в простом моргании. Тогда я улыбнулся сам себе. Вот так штука! Как же дивно и нелепо было «перебивать» Пак Саран, указывая, что нижняя губа несколько пухлее верхней, а к бровям стоит добавить ещё несколько волосинок снизу, или, к примеру, что, так называемое, слёзное озеро имеет иную форму, слегка заострённую. Мы пробыли в «комнате чудес» больше четырёх часов, за окном стало смеркаться, и нам пришлось включить свет. По окончанию работы Саран потянулась; вытянув руки вверх, та размяла голову и вздохнула. Я наблюдал за каждым её движением, даже помялся на стуле, на котором сидел, и выпрямил спину. Я ждал её реакции. Ждал потому, что, пусть и не точно, но она смогла передать меня на листе бумаги, передала мой образ, чтобы увидеть самой! И потянувшись, Саран снова села прямо, устремила взгляд в сторону так называемого портрета. Пак ахнула! — Не поверю! — замотала та головой, робко прижав руку к устам. — Как же… Саран развернулась ко мне, замахнувшись рукой, которая оказалась на моей коленке (я даже дёрнулся от неожиданности), а после, точно перепрыгивая, рукой поднималась выше, пока не коснулась моего лица. Её прохладная рука обхватила мою нижнюю челюсть, в то время пока я сидел с приоткрытым ртом, уставившись своими тёмными пуговицами на девушку перед собой. Почему она выглядела испуганной и до чёртиков удивлённой? Я отчётливо заметил волнение на её прозрачном, подобно слезе, лице. — Объясни мне, — я пробормотал с нервной улыбкой. — Ты не можешь быть таким… таким красивым, — я обомлел, чуть не свалившись от её заявления. Саран замотала головой, аккуратно проходясь рукой (как бы то ни бало дико) по моему лицу и посматривала на портрет, нарисованный собственной рукой. — Не верю, хоть убей! Не верю! Я не имел понятия, как реагировать на эмоциональность, разрастающуюся перед собой: благодарить за комплимент, просить прощения или сделаться обиженным. — Что ж, тогда не смотри, — я пожал плечами и схватил свой портрет с мольберта, но прохладная рука перехватила лист, чуть не порвав его. Саран пробубнила что-то вроде: «Ещё чего, у автора работу забирать!», а после повернулась ко мне спиной, орудуя с папками и рисунками на рабочем столе. — Я даже не знаю, как теперь быть. — О чём ты? — я нахмурился, слегка пододвинувшись к Саран. — Имею ввиду, что я ныне и не знаю, как вести себя с таким красавцем. Кажется, судьба не желает нам общего пути, Чон Чонгук. Услышав ехидную шутку, который пролепетал нежный голос, я посмеялся и замотал головой, как бы избавляясь от гнусных мыслей. А ещё я обхватил чужую талию руками и притянул к себе, взглянув на нас двоих в зеркало. Она была так прекрасна в моих руках, а я был так прекрасен, взаимодействовав с ней. Саран тоже взглянула в зеркало, но, увы, так и не смогла увидеть то, что видел я. Впрочем, должно быть, пыталась представить, когда на мгновение мы замолчали и просто смотрели в зеркало напротив нас. Получилось ли у неё это сделать или нет, к сожалению, я так и не узнаю.▬۩۞۩▬
Был такой период, недолгий, но всё же был, когда я мог по несколько дней не видеться с Пак Саран. Ожидание томило меня, и не меня одного, при каждой встрече я видел, как с тревогой и сильными эмоциями меня встречал ангел, скорее желающий оказаться в моих объятиях. И я мучался в те дни, потому что мне не хватало Саран, а когда получалось встретиться, несколько часов в день казались ничтожными и слишком быстротечными. Для нас двоих не хватило бы и вечности. Причина была одна и заглавие ей «Работа». Так как публикация моего сборника стихов была на носу, да и причём в ограниченные сроки, которые мне установило издательство, вследствие чего я днями на пролёт занимался рукописью и редакцией. Жонглировать работой и Саран мне было не по душе, поскольку я привык совмещать два моих стимула жизни, однако, так как ныне работа была невероятно важна, приходилось жертвовать. Саран не обижалась, всё понимала, знала, что этот сборник важен для меня, точно родной сын, да и сама она была моим основным толчком к этому, буквально дотаскивая меня до телефонной трубки и набирая нужный номер, и лишь однажды она выкинула забавную штуку: «Откуда мне было знать, что с этой публикацией я лишусь тебя». Точно ребёнок, она хныкала мне однажды вечером, когда мы сели попить горячего какао у меня в квартире. Тогда Саран сама пришла ко мне, потому что, как она сказала, заскучала одна в доме. По этой же причине пришлось устроить перерыв на следующий день, но из-за этого же — пожертвовать сном в предстоящую ночь. Но я не пожалел: луна была особо красива той ночью, необычайно яркой, чуть ли не ослепляющей. На двадцать минут я даже отложил работу, взял завалявшуюся и покрытую пылью в моих мыслях сигарету, кружку кофе и, погасив свет, позволил себе полюбоваться ночным видом из окна. Медленно и изящно облака перетекали по небу, и я мог их видеть благодаря всё тому же яркому и очаровательному серпу на небе. Закончил я работу в десять утра, сна не было ни в одном глазу, да и бежать мне нужно было уже через два часа, чтобы повидаться с возлюбленной. Я пообещал Саран прогуляться в мой выходной и сходить по магазинам. Мне вспомнилось, что, кроме цветов, я так ничего и не дарил стоящего Пак Саран, и от этого же чувствовал негодование. Мы встретились в начале первого дня, прошлись пешком, взяли одно мороженное с пятью рожками, и как же я хохотал про себя, когда продавец в панамке отдавал большое по размерам мороженное в хрупкие руки миниатюрной девушки. — Благодарю! Саран улыбнулась и пошла дальше, и я за ней, только я не смог устоять: обернулся ещё несколько раз в сторону продавца мороженого: мужчина, выпучив свои орбиты, не верил, что Пак осилит эту сладость сама. И он был несомненно прав. Прогулочным шагом мы дошли до дверей недурственного на вид магазина, то, что он был для женщин, я мог понять по маникенам, виднеющихся ещё в окнах из далека, модные нынче платья были надеты на эти манекены. Мы зашли внутрь, и, признаюсь, почувствовал я себя тогда ужасно некомфортно, лишь уверенная Пак Саран, шедшая рядом, успокаивала во мне беспокойную душонку. — Я действительно могу выбрать всё, что угодно? — шёпотом поинтересовалась она. — Разумеется. Признаться, я не чувствовал волнения по поводу суммы покупки, потому что знал: Саран не позволит себе дорогую вещь за чужие деньги. Но если бы и позволила, то я не стал бы отказываться или переубеждать её, всё же я не каждый день баловал Саран подарками. Выбрав себе два платья, Пак направилась в сторону примерочной, однако, её слова заставили меня приземлиться на диван из-за потрясения: «Обещай, что не будешь подглядывать!». И ведь Саран до последнего не уходила за телесные шторы примерочной, пока я не выдал желаемое обещание. Сказать честно, у меня подобных идей и в мыслях не было! Вот только после её слов и озвученного обещания, это обещание ой как хотелось нарушить. Оба платья смотрелись на Саран чудесно! Я мало смыслю в моде, но первое, как мне казалось, превосходно соответствовало ей: длинное в пол, ажурное, с нежным цветочным рисунком и другими деталями, на которых моей памяти, увы, не хватило. А вот второе платье было чуть короче, примерно до колен, чёрное и с белым горошком, некий ретро-стиль, который вызывал ностальгическую улыбку. Саран раскрывала шторы, якобы чтобы пройтись и разглядеть себя в отражении получше, но я понимал, что ни к чему это было, она позаботилась и о моём выборе, в котором, по правде сказать, не нуждалась. Я даже привстал с дивана, когда она первый раз вышла за пределы примерочной в длинном платье: до того оно красиво смотрелось на ней, делало ещё более нежной и женственной. Сам того не заметил, как мои ноги привели меня к ней, и я, уместив свои руки на её плечах, проигнорировал её дрожь, прошедшую по телу, и взглянул на нас двоих в отражение. И снова грудная клетка затрепетала, и жизнь показалась ещё прекрасней и веселее. И зачем людям опиум и несчастный морфий, когда для того, чтобы почувствовать лёгкость и счастье достаточно просто полюбить? Вышли мы из того магазина с двумя пакетами, которые Саран несла сама. И я хотел ей помочь, но больно людно было на улице в обеденное время. Мы прошлись ещё по нескольким магазинам, погуляли в парке, пополдничали в приятном на вид заведении, посмотрели бесплатную выставку в одном ближайшем сквере города и в начале восьмого вечера отправились на трамвае до ближайшей остановки к дому Пак Саран. И я был готов провести с ней время до самой полуночи, а потом отправиться обратно в свою лачугу для сна, как вспомнил, что мне нужно было отправить некоторые записи в редакцию. Выдавив извинение и обещание вскоре вернуться, я помчался обратно в свой дом, стараясь игнорировать проскользнувшую тревогу и, кажется, обиду в её карамельных глазах, которые не желали выходить из моей головы. Дома я принялся за сборку некоторых документов, рукописей, которые упаковал в один большой конверт и, выйдя на улицу, отправил всё добро в почтовый ящик. Там же, совсем рядом, была размещена телефонная будка, через которую я обычно звонил в редакцию. И в этот раз решил оповестить их, что все нужные бумаги отправлены, и благо я сделал это! Потому что, как оказалось, я забыл главное: выписать чек. Выругавшись от досады, я снова поплёлся в дом, подписал несчастную бумагу, подумал, что неплохо было бы сполоснуться под струёй прохладной воды, затем что порядком взмок от беготни за весь прошедший день да подустал от бессонной ночи и насыщенного дня. Подумав, что ничего мне не сделается от быстрого принятия душа, я позволил себе это и выбежал с влажной головой на улицу, с мыслью, что голова может высохнуть и при быстром шаге под палящим солнцем, а там уже, когда я отыщу треклятый банкомат для отправки чека в издательство, помчусь стрелой к дому Пак Саран, с которой обещал себе и ей провести время. Я не сказал бы, что искал тот банкомат приличное время, даже наоборот, всё прошло прытко, ведь мне самому было не comme il faut*** задерживаться надолго, — я уже чувствовал вину перед важной для меня девушкой. И, наконец, когда я отправился в сторону нужного дома, я заметил, как начало смеркаться. «Неужели я настолько задержался?» — удивился я сам себе и ускорил свой шаг, чувствуя выговор в свой адрес и минутную обиду по отношению к себе. Когда я подходил к знакомому дому, на улице уже было темно, точно это был не вечер, а глубокая ночь. Отчего-то не постучав в дверь, я прильнул к цветку в горшке, который стоял на крыльце у окна, и достал в его нежной листве ключ. Об этом запасном ключе Саран меня как-то предупредила, «на всякий случай», — как сказала она мне однажды, и я, лишь пожав плечами, принял это, точно комплимент. Ведь ну надо же! Мне доверили секрет бытового типа! И вот, воспользовавшись ключом, пусть, возможно, это был и не верный поступок, я без предупреждения вошёл в тёмный коридор и запер за собой дверь. В доме было тихо, точно ни одной души в нём не было, и я, насторожившись, прошёл дальше: сначала заглянул в гостинную комнату — никого не было, потом прошёл в кухню — всё так же, тогда до меня дошло озарение, что, должно быть, Пак Саран не дождалась меня и уснула. Именно поэтому я тихонько побрёл в её комнату, со скрипом приоткрыв дверь. Затаив дыхание, я выглянул и убедился про себя: на кровати благодаря лунному свету и в основном фонарям на улице я запечатлел Саран, одиноко свернувшуюся в комочек на двуспальной кровати. Она была раскутана, и отчего-то я подумал, что было бы лучше укрыть её. Под симфонию скрипучих досок на полу я прошёл в комнату, присел на кровать и, немного полюбовавшись природной красотой возлюбленной, взялся за лёгкое, набитое воздушным пухом одеяло, как, казалось бы, крепко спящая Саран раскрыла свои глаза и больно резко приподнялась на лопатках, ахнув. — Чонгук? — вымолвила та, испуганно оглядевшись. — Скажи, ты тут? Признаюсь, я немного растерялся, да что там! Сам перепугался от неожиданности, ведь мгновение назад Пак посапывала сладким сном. Поэтому с волнением, но я ответил: — Да, это я. Извини меня, я припоз… — по нужде я прервал свою речь, право, нужда эта была одна: кинувшаяся в мои объятия Саран, — я припозднился, — договаривал я, обнимая прямо-таки ошарашенную (от испуга что ли) девушку за оголённые плечи. — На то были причины, но это не важно, как видишь, я пришёл, как и обещал! — Да!.. — бубнила где-то за ухом Саран. — Так долго… я уже подумала, что не увижу тебя сегодня, — точно хныча, жаловалась Пак, сжимая сильнее, и я наслаждался этим моментом. Должно быть, я впервые почувствовал, что до того был нужен и важен кому-то. Почему же? Чем заслужил? Посчитав, что способен задохнуться от собственных чувств и жара чужого тела, я отпрянул и хорошенько взглянул на до того странную по поведению Саран перед собой. — Ты не больна? — я серьёзно запереживал и дотронулся губами её лба, но его температура не показалась мне похожей на ту, что бывает при температуре. — Нет, кажется, нет. — Тогда я ещё раз хорошенько взглянул на Пак Саран: белая сорочка слезка задралась, открыв вид на ноги, волосы, собранные в косу, были растрёпаны, на правой щеке всё ещё виднелся отпечаток от подушки, а сами щёки даже в при плохом уличном свете казались румяными, губы, столь мной любимые, были до того алые, что хотелось их поцеловать, да неуместно это было в тот момент, и я, скрепя сердце, ограничил себя в этом. — Нет, я в порядке, — Саран подняла глаза по направлению ко мне, и я смог увидеть в них сияние, которое ещё никогда прежде не видел. — Едва-едва я убедила себя, что ты больше не придешь и что не стоит ждать, — она говорила тихо и от этого я ещё сильнее чувствовал себя подлецом, пусть и не случилось ничего страшного, — и я прилегла, подумав, что сон будет единственным способом скрыться от одиночества. Вот только и во сне я не смогла расслабиться, кошмар приснился, что до сих пор волоски дыбом стоят! — Ну иди сюда, — я снова окутал несчастную объятиями, а она, будто этого и ждала, прижалась так, что я мог ощутить биение её сердца. — Не расскажешь, что за кошмарный сон тебе приснился? Саран затрясла головой, ещё сильней прижавшись ко мне, и тогда мне показалось, что рядом была не девушка двадцати трёх лет, а ребёнок, самый настоящий, желающий тепла и ласки, нуждающийся в поддержке и защите. Я стал поглаживать её растрепавшиеся волосы и для большего эффекта, оставлять слабые поцелуи у виска. — Нет-нет-нет! Не хочу говорить, это было ужасно, Чонгук… — Саран выдохнула мне в шею и задрожала, точно вот-вот была готова расплакаться. «Этого ещё не доставало», — думал я и удивлялся эмоциональности моего ангела. Что ж такое ей приснилось, что я и не знал, как вселить в неё покой? Должно быть, что-то действительно ужасное. — Ну, полно тебе… — я улыбался, стараясь своим тихим и спокойным голосом передать это спокойствие и Саран, — теперь ты не одна, я тут, и ты в моих объятиях, слышишь? — Слышу, — слабо донеслось до моих ушей, но после этого Пак Саран и впрямь успокоилась. Примерно с минуты мы просидели так, не выпуская друг друга из объятий. Но даже без дрожи её тела я ощущал волнение, импульсами которое доходило до меня от чужого стана; я также чувствовал её сердцебиение, до того сильное, что ненароком чуть не перепутал его со своим. Отчего-то и я стал дышать глубже и чаще. Сглотнув тугую слюну, я понял, что пора уже было отстраниться. И я отстранился, покосившись в её полуоткрытые глаза, румяные щёки и всё также алые губы. Облизнувшись, я подумал, что не смог бы вернуться домой без прощального поцелуя, поэтому, пройдясь носом по огненной щеке, я коснулся губ Саран своими, оставив на них поцелуй, потом второй и третий, там и Саран стала мне отвечать, ухватившись ладонями за мою шею, как делала это всегда. Своим языком я подхватил её и тогда окончательно забылся, утонув в необъяснимой словами сладости и тяге к прекрасному. Дыхание сбилось, руки, прежде опирающиеся об кровать, теперь блуждали по чужой талии, сминая белую сорочку, а не услышав возражений, я перешёл и на ноги, их горячая кожа обжигала ладони, как и Пак Саран — всего меня. Помимо сбитого дыхания, я прочувствовал, как все мышцы напряглись в моём теле и, признаться, я стал возбуждение стало накатывать на меня от всего происходящего, что было со мной впервые с ней. Охмелённый Пак Саран, я не успел отстраниться, как она снова прильнула ко мне и с придыханием выпалила: — Стой же, — оставила поцелуй на щеке, — не уходи, — дрожащей ладонью прошлась по щеке и поцеловала в угол рта, — не останавливайся! Прошу… От услышанных слов я растерялся в очередной раз за тот загадочный вечер, сам же чуть не вздрогнул на кошачьи глаза напротив. Почему же кошачьи? Потому что горели в темноте они также ярко и маняще. И тогда я со страхом подумал, что всё это было сном. Саран вздохнула и слегка отстранилась. — Не уйдёшь? — она выдала тихо, и до того невинно, что прошедшие минуты могли показаться мне порывом фантазии. Я прочистил горло, и впервые за долгое время с Саран ощутил смятение. Уйду — расстрою её и себя, а если останусь рядом, то не избежать нам иного и намного тесного контакта. — Я не уйду… _____________ *…бо́льной — любая активная игра с мячом (баскетбол, волейбол, футбол и т.д.). **Fille (фр.) — девушка ***Comme il faut (фр.) — комильфо