Скажи, Люси, ты целуешься с Нацу?

— Скажи, Люси, ты целуешься с Нацу? — казалось бы логичный вопрос, но, стоп… Погодите-ка… — Чего?! — блондинка совсем не ожидала такого подвоха от маленькой девочки вроде Аски. Щёки покрылись предательским румянцем, а сердце пропустило пару ударов. — Папа с мамой всё время целуются, — ох уж эта детская непосредственность… — Ну как бы… э… мы ведь не мама с папой же, — выдавать что-то более вразумительное, зациклившиеся на картине совместного поцелуя мозги отказывались. — Нацу, это приказ! А ну целуйся. — Аска, ты лучше всех! — кажется, Хэппи неприлично счастлив для этой смущающей ситуации. Хвостатый мерзавец. После этого они наверняка ещё долго будут выслушивать бессмертное: «сладкая парочка». — А соплячка-то развита не по годам, — лицо у Саламандра сейчас крайне пофигистическое и невозмутимое. Ему-то что, хоть с Люси целоваться, хоть с врагами махаться, всё один хрен. — Вот именно, не станем мы этого делать. Ну уж нет, — прогнать из головы навязчивую картинку никак не получается. Вот же мелкая засранка. — Ты же сказал, что всё для меня сделаешь…— уникальное оружие всех детей — большие глазки, наполненные слезами. «Давить на жалость — запрещённый приём» — хотелось сказать Люси, но вот Нацу решил по-другому. Ещё бы, он своё слово всегда держит, по какому бы поводу его не брякнул. — Ну, оно ж не смертельно… «С такой миной целоваться не лезут!» — внутренняя Люси почти в истерике. — И то верно… Но дело вовсе не в этом! — вместо ожидаемой поддержки, внезапная подстава. — Погоди…. Ты ведь шутишь…. Нацу? — руки мелко затряслись от предчувствия надвигающейся беды. Надо было срочно что-то делать. Как нельзя вовремя под руку попался Хэппи. — Дети это ужас, — кота почти жалко, но это была месть за неуместную радость. — И так сойдёт! Ладно уж, главное, что ребёнок счастлив и больше не хныкает.

*** Вечером того же дня ***

В доме у Люси, как всегда, горел свет, хотя самой Люси там ещё и близко не было. Как обычно, Нацу с Хэппи уже зависали у неё, разграбливая холодильник и пачкая постель. Впрочем, Хартфелия и не была против. Она уже давно привыкла к их шумной компании и даже иногда грустила, когда напарники по каким-то своим причинам не приходили к ней. Жить-то одной, конечно, здорово, но куда лучше возвращаться домой, когда тебя там уже ждут, даже если вы виделись всего несколько часов назад. Наверное, Нацу тоже это знал, поэтому и уходил из гильдии всегда первым. — Я вернулась, — сбрасывая сапожки и вешая сумочку, сообщила Люси. Настроение было приподнятым. — Что делаешь? — проходя мимо своей комнаты в ванную, чтобы помыть руки, интересуется девушка у своего напарника, который, как и ожидалось, сидел в кресле. В руках Нацу держал стопку исписанных листов, которые заклинательница мгновенно же распознала, как свой роман. — С возвраще… — договорить Саламандр не успел, так как был припечатан ногой в лоб, мгновенно засмущавшейся, а от того ещё более вспыльчивой, Люси. — Сколько раз говорила, не трогать его?! — прижимая к себе новую главу, словно святой грааль, пробурчала блондинка. — Ты так не дашь мне сдержать моё обещание перед Леви, дать ей прочитать книгу первой, — продолжает недовольно бурчать, упаковывая бумагу в специальный ящик со специальным тугоплавким замком. Продавец, который недавно продал ей этот футляр, уверял, что ни один огонь и ни одна отмычка не смогут его вскрыть. Насчёт отмычки было неизвестно, но вот оплавленные крепления явно намекали на то, что мерзавец соврал и десять тысяч драгоценных были потрачены впустую. — Извини, мне было скучно, — невинно улыбаясь и ероша розовые волосы на голове. — По лицу не видно, что ты раскаиваешься, — скептически. — Кстати, а где Хэппи? По моим вещам вы обычно на пару шаритесь. Синего кота, действительно, в комнате не наблюдалось. А судя по тишине, наполняющей квартиру, его вообще не было в доме. — Сказал, что будет вымаливать у Шарли поцелуй, чтобы как-то залечить психологическую травму. Видите ли я его морально изнасиловал, — маг скрещивает руки на груди и хмурится. Ему явно пришлось не по душе, что друг, тем более Хеппи, на него обиделся. — Можно подумать, я был в восторге. — Ну, а зачем ты к нему с языком полез? — осуждающе. — А зачем ты им заслонилась? — обижено. Они смотрят друг на друга почти обвиняюще. Внезапное сражение взглядов, высекающее искры и накаливающее обстановку в комнате. Карие против серо-зелёных. Первым уступает всё же Нацу. Он тцыкает и отводит взгляд. Ему не хочется ссориться ещё и с Люси. Тем более, что она вовсе не обязана была ввязываться в последствия его проигрыша. Хартфелия вздыхает. Ей тоже совсем не хотелось ругаться, ведь Саламандр сегодня проявил себя действительно как заботливый взрослый, несмотря на всё его ребячество. В какой-то момент Люси даже подумала, что когда у её напарника будут дети, он станет прекрасным отцом. С таким папой им точно никто не будет страшен. — Нацу, целоваться должны люди, которые любят друг друга, понимаешь? Это не просто так, — девушка пытается сгладить ситуацию и разрядить обстановку, поясняя то, что для неё было очевидно и важно, как и для любой порядочной девушки. — Я знаю, — Нацу всё ещё дуется, скрестив ноги и руки в кресле, глядя в сторону. — И что не так? — серо-зелёный взгляд возвращается к ней, неся в себе большой вопрос и недоумение. Люси кажется, что, несмотря на его слова, Драгнил всё-равно не понимает о чём она говорит. Как будто само слово «любовь» для них имеет разное значение. Любовь к другу и любовь к мужчине или женщине это ведь вовсе не одно и тоже. В свою очередь, он тоже не понимает, что именно из очевидного для него остаётся неясным для Люси. Вот такой вот замкнутый круг из взаимного непонимания. — В каком смысле, что не так? — Ну, почему мы не можем поцеловаться? — Нацу, мы напарники, друзья, товарищи, понимаешь? Это не та любовь, что нужна для поцелуя, — если не сказать ему прямо, то он никогда не поймёт. И Люси уже даже немного теряет терпение. В основном, потому что сердце снова сбоит в работе, а щёки розовеют от смущения. Повисает неловкая тишина, когда они снова смотрят друг на друга. Оба озадаченные, немного растерянные. В чем же собственно дело первым доходит до, что поразительно, Саламандра. Он расслабляется, перестаёт скрещивать руки и снова широко улыбается, как умеет только он: всем своим внутренним ребёнком. И как делает это только для неё: со всей душой нараспашку. — Люси, ты круче, чем друг! Он даже не смущается. Для него это так просто и естественно, как солнце в ясный летний день, как огонь, что горит у него внутри. Люси закрывает глаза рукой, понимая, что только что получила признание в любви. Совсем не такое, каким она его себе представляла, о каком мечтала. Признание в стиле Нацу. Совершенно не романтичное и не возвышенное. — Так что, можно тебя теперь поцеловать? Она не отвечает, всё ещё продолжая закрывать глаза рукой, а для парня уже и не нужно разрешения. Всё ведь выяснили. Саламандр легко оказывается рядом. Его присутствие, как всегда, ощущается пробежавшей по телу волной тепла и мурашек. Его дыхание, обжигающее и проникающее в лёгкие, окутывает, когда он наклоняется ближе. Его губы, сухие и чертовски горячие, настойчиво и аккуратно сминающие её. Его руки, сильные и уверенные, нагло укладывающиеся на ягодицы. Всё равно, что целовать огонь, который тебя никогда не обожжёт. — Нацу, ты дурак… Обречённо выдыхает девушка, облизывая губы. Она только что похоронила все мечты о великой и прекрасной любви, наполненной стихами и романтическими прогулками под луной, подарками на день святого Валентина и милыми безделушками с заданий. Такого здесь точно не будет. Что ж, зато эта любовь будет полна надёжности, поддержки, веры, защиты и заботы. Всего того, что по-настоящему ценно. Хотя почему будет? Она такой и была. С того момента, когда Нацу начал заботиться и переживать о ней больше, чем о других согильдийцах, с тех пор, когда даже упоминание о том, что его напарница будет плакать выводит его из себя, с тех пор, когда он становится всё сильнее и сильнее лишь для того, чтобы никакой больше урод из будущего не смог убить Люси. Его любовь это та, где поступки всегда показательнее слов. Нацу собирается отстраниться, довольный полученным результатом, но у Люси другие планы. Она снова находит горячие губы, не давая увеличить расстояние между ними. Сама впускает его горячий язык в свой рот, позволяет прижаться теснее, зарывается пальцами в его волосы и жадно целует в ответ. С ним трудно быть робкой. Когда его огонь так близко, тяжело быть приличной. Когда его жар распространяется по всему телу, невозможно быть сдержанной. Они загораются вместе, сливаются, пылают единым огнём, что всегда связывал их. Огонь души. Огонь родства. Пламя доверия. Искры любви. P. S. — Пф, сладкая парочка, — доносится ехидное со стороны окна. Ушат ледяной воды будто оказывается за шиворотом держательницы. — О, Хэппи, а мы тут мою психологическую травму лечим, — саламандр улыбается, как ни в чём не бывало. Боже, Нацу ты такой… Нацу.