Госпожа, позвольте поработать

      Шлюха.       Дрянь.       Мразота.       — Убейся об стену, сучка!       Злость накрывает меня с головой. Ненависть с каждым томным вздохом, воспоминанием о счастливых деньках, проводимых с особой радостью в её компании, ещё ранее любимой всей душой, возрастает раз за разом, приводя меня в большую ярость. Стоит лишь на миг представить её невинный образ маленького ангелочка, которым всё это время она притворялась без особого напряга, мило улыбавшимся мне при каждой, ещё тогда, долгожданной встречи с девушкой моих грёз и мечтаний, это молодое прекрасное тело, громкие стоны сучки во время жарких ночей и красивые, такие живые глазки, ноющее чувство в паху заставляет меня присесть на диван. Нет, ни за что не позволю себе прикасаться к тебе в момент когда ты, чёрт возьми, начинаешь вставать и вздрагивать от моей сладкой муки. Пожалуй, глупо ругать часть себя, даже слишком. Это часть меня, так что, за возбуждение члена ответственен лишь я по большей части, удивительно, но факт. Поэтому, я просто встал с дивана и направился в ванную комнату. Да, мне просто необходимо выпустить пар, представить, как издеваюсь над этой потаскухой, как весело бью её по лицу. Садизм? Ничуть.       Она сама виновата, что предала меня, опозорила перед друзьями и выставила полным лохом и идиотом. Ещё и бросила меня, назвав слишком легкомысленной и тупой обезьяной. Даже попыталась обвинить в насильной краже её девственности, как заявил мне мой старый знакомый из полицейского участка. Блять. К великому сожалению, ну или радости, её невинность забрал не я, а какой-то левый проходимец, по крайней мере, я так считаю. Маринетт вполне заслуживает подобного мнения к себе, за все её поступки, гадкое предательство и наглые обвинения против меня, самого Адриана Агреста, сына известного дизайнера. Эта история напомнила мне сюжет одного аниме, которое посоветовал мне недавно друг, где одна сука втёрлась в доверие к парню, а затем предала его и обвинила в изнасиловании. Ха, видимо, подобный сюжет встречается в реальности. Нет, я его, конечно, знал, но никогда не думал, что подобное могло произойти со мной…       Хуже всего, что это был человек, которому я доверял больше всех…       Вот чёрт…       Маринетт Дюпэн-Чен! Чтоб тебя по кругу пустили! Вон из головы!       Почему её образ колышет меня, пробирает дрожь до самых пят? Почему я ощущаю пустоту в сердце, в душе?       Верно. Я ведь так любил её, а она просто бросила меня.       Снова поганое чувство гнева ко всему живому вокруг меня. Опять ярость поглощает меня, наставляет на неверный тёмный путь. Я знаю, что не должен этого делать, знаю, какими будут последствия после моих необдуманных действий и поступков, но не могу, не в силах сдержать этот накопившийся негатив.       Один за одним вещи падали, бились об пол и теряли свою значимость в этом проклятом доме. Вон, торшер с узорами цветов, похожих на лилии, мамина ваза, со странноватым орнаментом, в детстве просто обожаемая мною и ей самой, сейчас вдребезги разбита и валяется на сером дорогом ковре из, вроде как, натурального сукна. Красные розы валяются рядом в луже впитавшийся в ковер воды, а плакат с непонятной надписью «ORAORAORA» сорван со стены и с ехидной улыбкой разорван.       Много что ещё попадало в этот промежуток негодования со стороны. Пожалуй, мне нравится устраивать беспорядок в аккуратном, чистом доме отца. До недавнего времени, само собой.       На улице вечер. Облака закрывают заходящее за горизонт солнце, яркий красноватый оттенок лучей напоследок для нашего города. Я вижу многих через огромное панорамное окно и… даже эту сучку. Мне просто необходимо доставить ей неприятностей и насладиться небольшим триумфом в этой войне.       Я беру в руку теннисный мячик, со смехом подкидываю его вверх, а затем отбиваю ракеткой в сторону окна. Смеюсь как злодей из какого-то фильма, даже руки по обе стороны раскинул от удовольствия и вкушения криков глупой девицы. Мяч, к сожалению, не пробивает стекло, а просто отскакивает мне в голову. Ай, больно, между прочим. Ну конечно, у нас же бронированные стекла, как же я мог забыть об этом. Вау! Что ж, я разочарованно выдыхаю и открываю окно. Благо, пульт управления мне достался коварным способом, но не суть. Мне нужно нечто крутое. Пожалуй, такое есть. Однажды на чёрном рынке я купил странноватые вещицы, что-то типа самонаводящихся ракет, но на минималках и обычным глиняным шариком с датчиками. Вообще, странноватый вид двух шаров на веревочке с двумя буквами «J» выглядят необычно и со вкусом, классное дизайнерское решение, мне нравится. Хорошо будет, если оно в действительности правильно функционирует. Стоит попробовать их, может, что и выйдет из этого.       Я поднялся в свою спальню, открыл ящики в кровати и достал пульт управления с одним из этих шаров. Тогда я не особо понимал, как они работают, но по ходу дела пойму. Уверенности у меня не занимать в подобных делах. Мне частенько приходилось рассчитывать лишь на свою интуицию, моего единственного советника в этом жалком мирке, которому теперь я могу доверять свою жизнь и чёртову судьбу. Не подведи меня, подруга.       Спустившись вниз по крутой лестнице, я подошёл к окну и посмотрел вперёд. Да, она все еще была там, сидела на скамейке и беседовала со своей подружкой, такой же сучкой, как и сама прогнившая и черствая притворщица в лице прилежной ученицы и пай-девочки в глазах родителей, учителей и друзей. Они и она — куски редкостных помоев, слабовольный, никчёмный биомусор и жалкое дерьмо, кормленные лживыми надеждами и слухами. Эти псы ещё и верят в них, а мне– никогда.       Ну и хуй с ними. Я им тоже отомщу за это.       Схватив мячик, я прокрутил его на пальце с особой злостью и грозной улыбкой. На долю секунды во мне закралось сомнение насчёт нормальной работоспособности изобретения, да и говорящего названия о самонаведении на цель. Вообще, мне не ясно, для чего в действительности делают эти необычные штуки, пусть продавец и сказал, что для сбивания фруктов с деревьев. По правде говоря, я не верю его словам, все же, дороговато для обыкновенной пулялки в дерево, к тому же, зачем делать специализированную фигню для фруктиков? Полагаю, что это создавалось именно для жестких пранков и развлечений над жалкими тупоголовыми созданиями. Как раз для шмары подойдет, ей точно понравится. Пускай только пискнет, я начну громко смеяться над этой сукой.       Взяв пульт управления, я нажал на зелёную кнопку, как и учил меня тот пацан. Да, вот оно. Я что-то дёргаю, какие-то рычаги, и, о чудо, это действительно работает! Как? Я не знаю! It's just working! Но это так классно, что на экране я вижу эту милую улыбку демонессы, которая строит глазки прохожим парням. Нажав на жёлтую кнопку, я что-то утвердил видимо, но я сам и не понял, ой, да не важно.       — Адриан, что ты делаешь?       Красная кнопка, ура! Я нажимаю на неё, удовлетворенно закрываю глаза и жду крик, девчачий крик этой курвы, порадовать себя её страданиями и болью. Слышу звук удара обо что-то, визжу как ненормальный, а после с предвкушением бегу к окну, посмотреть на плоды трудов. Ну, а что, я устал думать, это так трудно!       Какого здесь, мать вашу, происходит?! Эта шмара всё ещё мило улыбается своей подруге, тихо хихикает в маленький кулачок, а на лбу и спине ни царапины! Оборзела совсем, уже и боль не чувствует, а может и вообще уклонилась от сверхкрутого оружия. Я хватаюсь руками за голову, чешу растрёпанные волосы, громко кричу во весь голос имя этой шлюшки, а после покрываю её трехэтажным матом во всей своей красе.       Но если я попал не в Маринетт, то тогда в кого удалось? Звук же был…       — Б-бра…       — Феликс! Не-е-е-т! Не умирай! Не покидай меня!       Попал в Феликса. Ему, должно быть, больно, очень больно, но брат никогда не скажет об этом, а просто промолчит, будет терпеть. Он кладёт руку на лоб, потирает ушибленное место. Видит кровь на ладони, а затем падает на пол, закрывая красивые глаза.       Я с ужасом подбегаю к нему, ругаю себя за столь ужасный поступок. Моя вина в том, что я не удосужился проверить изобретение на улице, моя вина в том, что сейчас, мой милый, дорогой братик стал мишенью и сейчас валяется на холодном сером полу трупом. Ненавижу её! Ненавижу Маринетт! Он пострадал из-за этой суки и покалечился!       Чувствую сильную боль в груди, волнение и страх. Насколько я легкомысленная и тупая обезьяна понял именно в тот момент, когда вспомнил, что даже не узнал у торгоша, насколько сильным может быть урон или отдача от шара. Прекрасно, я ещё и выстрелил в противоположном направлении. Дрожь проходит по телу словно электрический заряд, а по спине прокрадывается холодок. Я нервно сглатываю, но ком в горле никуда не отступает, он предательски грызет меня и душит, не оставляет меня ни на миг. Наклоняясь к Феликсу, ощущаю пот в ладонях, руки начинают противно трястись. Стоит лишь прикоснуться к холодным губам и бледным щечкам брата, как чувство вины подступает всё с большей силой. Зачёсанные назад волосы чистые, как всегда, а свежий запах одеколона от бледного худого тела кружит голову. Ты всегда, брат, выглядишь столь официально и прекрасно. Вечно я всё порчу. На лбу видна кровь, она сочится из неглубокой ранки на видимом участке прямиком из середины головы. Пальцы пачкаются о красную яркую кровь, а сам Феликс не открывает глаза. — Фели-и-и-кс! Вернись ко мне! Вернись в деревню, в наш колхоз! — со слезами на глазах кричу я ему, приподнимая лёгкое тело. Его голову осторожно перекладываю на колени, а после нежно сдуваю волосы с раны, которые выбились из общей колеи. — Брати-и-и-к! Не игнорируй меня, семпай! Заметь меня!       — Адриан Агрест, соизвольте пойти нахуй, — грубо отвечает он мне, одаривая смачной пощёчиной. — Мне не важно, что ты сделал со мной, но ты посмел разрушить мамино наследие, надругаться над матушкой её и наставлениями. Больной ублюдок.       — Прости меня! Пожалуйста, не умирай!       — С глаз долой.       — Но братик!       — Вали отсюда. Отец все равно всё узнает, кусок дерьма.       Больно. Очень больно. Родной брат посылает меня куда подальше, меня, мать твою. Я не понимаю, почему ко мне такая ненависть? Подумаешь, разбил мамину дорогую вазу, а теперь что?       Вот чёрт. Я отпускаю Феликса и закрываю глаза, в попытках скрыть свой стыд от окружающих.       Кажется, я начинаю понимать Феликса. Как же низко и эгоистично поступил я по отношению к чувствам брата и отца. Они всегда любили мать, а я навредил последним воспоминаниям и единственным напоминанием о её пребывании в этом поместье.       Я вспомнил. Тогда, когда родился Феликс, ей подарили красные розы и зелёную вазу. Я всё ещё помнил о картине, которая недавно сгорела от моих рук. Там была Эмили, я слышал всегда её звонкий нежный голос, всегда успокаивающий меня и брата, её колыбельные и песни. Я чувствовал сладкий душистый аромат её лавандовых духов, прикасался к бледным холодным рукам. Белоручка.       Хах, ну да. Я собственными руками убил всё, уничтожил последние подарки жизни всем нам троим напоследок, перед уходом в мир иной. Я забыл её наставления.       Я мразь. Самая настоящая мразь.       Пусть я и не был столь сильно близок с матерью, как и с отцом в целом, Феликс, я уверен на все сто, точно любил её больше всех нас вместе взятых.       Помереть мне нужно за такое отношение к ним, к брату. Он младше меня на два года, я старший в семье и должен показывать пример. Но я лишь навредил ему и морально, и физически. Я принёс боль ему, а себе только удовольствие от «Ломать! Крушить!» Да. Теперь я ничего, абсолютно ничего не чувствую сейчас. Какой-то момент сожаления проглянул, не спорю, но в этот промежуток времени мне было всё равно, ноль эмоций.       Бесчувственная скотина.       Проходит второй час. Всё это время я пытался вымолить прощение у младшего, но всегда получал жестокие отказы. Благо, кровь перестала идти, да и рану он позволил мне обработать как подобается. Хоть я и разгильдяй, но уроки об оказании первой помощи не прогулял, по чистой случайности, само собой.       Боль снова настигла меня, когда я оглядел комнату. Хочу увидеть маму, обнять её.       Отец вернулся в дом после длительного отсутствия, увидел весь этот беспорядок, бесчестие, неуважение к маминым вещам и травму братика. Всё же, мне удалось скрыть наличие проклятых шаров, хоть что-то хорошее.       Как я и думал, Феликс не соврал. Отец всё увидел собственными глазами и мне в тот же час сказал: «Убирайся отсюда, ты позор нашей семьи, моя ошибка. Ты мне больше не сын. Если не соберёшь свои вещи в течение двадцати минут, тебя вышвырнут отсюда без всего.»       И куда я пойду, а, старик? Друзей у меня нет, девушки нет, парня нет, брата нет. У меня ничего нет, алё! Может, я и заслужил своё изгнание в мир дерьма и тупых созданий, но чтобы прям в действительности меня выгнали из дома на улицу…       Я начал собираться так быстро, как мог. Вещи летали по комнате. Время поджимало, не дадут мне форы даже на минуту дольше. Мой отец — слово. Если не успею собрать манатки, меня в самом деле выбросят на улицу без чемодана. До сих пор не ясно, с чего бы такая резкость, такое ужасное наказание. Мне тяжело оставлять Феликса в таком подвешенном состоянии, хочется поддержать его и попытаться восстановить всё это. Это возможно, но мне не позволят прикасаться к дорогим вещам матушки.       Я больше не могу здесь оставаться, стоило лишь понять собственную ошибку.       Мама не простит.       Никогда.       Не понять Адриану чувств отца.       Тупица.       Мне удалось положить в большой чёрный чемодан кругленькую сумму. Это были мои деньги, заработанные честным путём в казино. Я не мухлевал, а хитрил. Так что, я чист перед законом, никто не заподозрит меня. После положил рубашки две, чёрные брюки и прочую одежку со средствами личной гигиены. Об этом даже рассказывать не хочется, ибо это такая скукотень, а большинство даже на листочках что-то пишут, так аккуратненько, чтобы не забыть. Подумаешь, ну забудешь ты телефон или компьютер, новый купишь. Я никогда не парился об этом, мне же всегда покупали, так почему другим это так трудно достать? Удивительные люди, такие нищеброды.       Ну или я просто дурак, который не ценит ничего. Просто повезло с благосостоянием семьи, а на деле я– ничтожество.       — Сволочь, — с особой жесткостью и грубостью в след отвечает мне Феликс. Я вижу его нежные дрожащие губы, они покусаны, даже чересчур. Его руки в напряжении, он с особой злостью сжимает их в кулаки и отворачивается. — Видеть тебя не могу.       Феликс… За что ты так со мной?       Ты выгоняешь меня из дома. По твоей правой щеке скатывается слеза, хоть и пытаешься скрыть этот неоспоримый факт. Мне больно смотреть на тебя, ощущать твои страдания на себе.       Почему я настолько ужасен?       Нет… клянусь, это не я! Во всем виновна Маринетт, это её вина, не моя, я же знаю прекрасно. Она всегда обманывает всех, врала мне все эти полгода.       Не прощу эту сучку за то, что сотворила со мной, с братом и отцом. Ты отобрала у меня всё, стоило мне преподать урок твоей лживой сущности.       Сижу в метро с большим рюкзаком за спиной. Я жду, смиренно жду, чтобы раз и навсегда уехать отсюда, из чёртового города, убежать от проблем и собственных неудач. Мне необходимо доехать до нужного места, чтобы потом подбросили меня до аэропорта. Благо, мне восемнадцать, прокатит.       Подхожу к вагону и понимаю, что он не довезёт меня до пункта назначения. Снова я в дураках, снова судьба выставляет меня полным лохом. За что мне это? За то, что просто побесился? За разрушение маминых любимых вещей? За эгоизм?       Тупой пацан. Ты никогда не сможешь ничего понять, Адриан. Даже семья для тебя ничего не значит, не то что совесть.       Это что, моя совесть? Её нет, тьфу ты.       Нет, не совесть.       Видимо, у меня уже крыша съезжает от этого всего. Хватит думать, действовать надо, мне везло часто и сейчас повезёт.       «Убирайся из дома. Ты мне больше не сын.» — прокручивал у себя в голове слова отца, отречённо ожидая электрички в другой город. Кинув взгляд на стену с рядом стоящим мусорным пакетом, замечаю объявление и срываю листовку с белого столба. Рассмотрев его, я усмехнулся своей гениальности. В нём было сказано о кастинге к некой девушке, на имя которой мне плевать с колокольни. Хлоя Буржуа — это очередная папина дочка, я в этом уверен на все сто процентов. Только вот, почему-то, кастинг проводится загородом, под Парижем.       Что ж. Быть дворецким у такой девки с кучей денег, судя по содержанию, было бы неплохим временным вариантом. Пожалуй, стоит попробовать. Если я сумею купить вазу мамы, то верну радость брату. Если смогу вернуть картину, её улыбку…       Не важно. Раз уж это кастинг, то будут конкуренты. Значит, мне нужно избавиться от них и получить законное место.       Необходимо вернуться в дом.       — Госпожа, позвольте поработать! — с ехидным лицом проговариваю я, убирая скомканную листовку в передний карман джинс.