В их первую встречу, за его черным костюмом и напускной бравадой, на фоне раздающегося рядом восторженных охов сотрудниц и шепотка:"Это Эйч! Ах, красавчик!», Молли замечает лишь горько-пронзительный взгляд его голубых глаз.
Почему-то болезненно ёкает сердце, но Молли лишь судорожно втягивает носом воздух и поправляет идеально сидящий на себе костюм.
Выше чувств она всегда ставила логику, теперь же она стажёр-агент Эм и сантименты ей совершенно ни к чему, да и эгоистичные красавчики в идеальном черном костюме, никогда не были в ее вкусе.
***
Эм не замечает когда Эйч ставится ее единственной нерушимой константой.
Они с ним абсолютно разные. Как инь-ян, как солнце и луна, но Молли чувствует, что он становится тем единственным человеком, за все это время, которому она доверяет.
Чувство — неизведанное и на редкость глубокое просачивается куда-то вглубь ее, струится по венам и бередит сердце.
Молли ощущает, как бездна засасывает ее с головой. Ей становится страшно.
А Эйч смеётся стоя с ней рядом, и говорит о том, что мол: «Ну, уж в пустыне эту дыру точно никто не заметит.»
***
Она злится. Так по-детски нелепо: на себя, на Эйча и его гребаную самоуверенность, на то, что они застряли посреди этой огромной пустыни.
Злится на то, что мистер идеальный костюм идеален и без него. Даже стоя в закатанной по локоть белой рубашке и брюках в центре огромной пустыни.
Эм старается на него не смотреть. С помощью Пешкина она усиленно разыгрывает обиженную, и в этой ситуации ей видится все это единственно возможным выходом.
— Ты когда-нибудь любила? — его вопрос своей неожиданностью разрывает звенящую тишину душной пустынной ночи.
Эм выпрямляется, сердце колотится сбито-болезненно, она вскидывает голову и встречается взглядом с потемневшей синью его глаз.
— Никогда. Любовь это сплошная химия, порой с элементами физики и ничего больше. Быстро проходит. Меня таким не заинтересуешь. Спокойной ночи. — она отворачивается от него накрываясь двумя пиджаками. Его пиджак пахнет мятой и немножко цитрусами, Молли вдыхает его запах, лёгкие сдавливает от какой-то болезненной нежности, а в глазах предательски начинает печь.
Ложь ещё никогда не давалась ей столь тяжело.
***
Их недо-сотрудничество заканчивается,
иронично, в городе влюбленных. В Париже.
Генри всё-таки зацепило. Молли упустила момент когда, сейчас он выглядит на редкость бледным, лёжа на носилках, ярко лишь выделяются кровавые кляксы, которые пропитали его рубашку.
— Возвращаешься в Нью-Йорк с повышением? Я слышал, О говорила. Поздравляю коллега, — он усмехается, болезненно морщась.
— Пока нет. Я останусь, пока ты на ноги не встанешь. Не могу же я оставить лондонское управление ЛВЧ без его главы, — Молли улыбается, чувствуя прикосновение его руки к своей.
***
Она приходит к нему тогда, когда вечерние сумерки полностью поглотили город.
В его палате, тишину прерывает лишь периодическое пиканье приборов.
Эм садится на край его кровати, ловя себя на мысли о том, что во сне Эйч выглядит на редкость уязвимым.
— Ты всё-таки пришла, я ждал, — он довольно ухмыляется и смотрит на нее из-под ресниц.
— Напарников не бросают, Эйч. Я отдала медсестре мандарины. Завтра съешь, — она кивает на дверь и поджимает губы.
— Спасибо, Молли, — Генри улыбается и едва-едва ощутимо прижимается губами к ее руке.
Она ложится с ним рядом, утыкаясь носом в его ключицу, ощущая как его руки бережно обнимают ее и прижимают к себе.
В этот момент Эм почему-то вспоминает детскую песенку, про лондонский мост, который падает.