***
Таня пришла в кабинет и непривычно постучалась. Там было все как прежде: сидел академик, за окном шел дождь. Сарданапал выглядел немного взбудораженным. У того же окна стояла Горгонова и подпирала стеллаж. Поклеп метался от дивана к столу директора. Таня стала у двери, которая тут же за ней захлопнулась. — Гроттер, объяснись! — скомандовал завуч. Таня промолчала. Она смотрела в окно. Капли скатывались по стеклу, и она осознала, что очень скучала по звуку дождевых капель. — Экзамены я назначу на следующую неделю, академик, — произнесла Горгонова, отрываясь от окна и проходя мимо Гроттер, даже не обратив на нее внимания. Доцент прошла мимо, провела пальцем по пыльному стеклу шкафа и вышла из кабинета, цокая небольшими каблуками сапог. — И верно, столько времени утекло! А ученики совсем расслабились, — произнес Поклеп. Таня вспыхнула, даже не подбирая слов, протарабанила: — Вы ведете себя так, будто не вас не было полгода! — Она всплеснула руками и теперь на нее смотрели все трое. Сараданапал молчал и смотрел. Таня похолодела. — Над нами был этот купол и мы сами пытались выживать! Расслабились? Мы каждый день просыпались и думали сначала о том, что нам есть, а потом как нам выбраться! — Разворовали мои запасы! — прорычал Поклеп. Горгонова взмахнула своими распущенными волосами и вышла. Гроттер вздохнула. — Нам нечего было есть. — Не сомневаюсь, что это ты лазила в моих документах, Гроттер, — прошипел он напоследок. Гроттер закатила глаза. — Я все равно по магическому следу проверю и если это ты, то ты проведешь в подземельях последние свои дни. Он тоже хлопнул дверью. Они остались вдвоем. Сарданапал так же мучал её этим непонятным взглядом, таким от которого мурашки по телу бежали. — Что тут происходило? — спросил он тихо. — Ничего особенного, мы просто чуть не сдохли. — Это не наша вина, это проклятие. — Это не уменьшает наших потерь. Они замолчали. Он поднялся с кресла, и Таня невольно вспомнила приятные подробности, как они с Гарри проводили время в этом кресле. Черноморов прошел к окну. Гроттер все еще стояла у двери, пытаясь сглотнуть подступающий ком обид и разочарований. — Что-то в тебе изменилось, Татьяна. — Гроттер даже глаза закатила, благо он не видел. — Я чувствую, что ты поддалась соблазну, уступила, проявила слабость. Недостойное поведение, я думал, ты сможешь, как моя лучшая ученица, восстановить мои порядки в этом замке на время нашего отсутствия, но в кабинете пахнет духами Лотковой… Гроттер задышала часто. — Я не… — Ты должна была помнить, что мы вернемся, но ты забылась. Что позволило тебе забыться? Я достаточно сделал для вас всех, чтобы ты понимала цену… — он притих. Чувство обиды нарастало, так бесстыдно ей манипулировать, вызывать чувство вины, жалости к себе. Она сильнее этого. — Твой отец никогда бы так не поступил, он знал цену долга. — У Гроттер запылали щеки, она уже не помнила себя. — Отец любил меня, — шепнула она. — И я тебя люблю, Татьяна, только ты этого не поймешь, ты не умеешь ценить, я в тебе этого не воспитал, — он развернулся к ней. Таня смотрела на него исподлобья с нарастающей злостью. — Но ничего, это мы быстро исправим… — Знаете, чьи чувства я ценю? — прервала она. Девушка чувствовала, что получит и не мало. Вы что, такое разочарование. Сарданапал Черноморов не терпит разочарований. — Гарри. Вы знаете, он любит меня, мы даже спали вместе. Я ценю. Я даже люблю его, знаете, как моя мать любила моего отца. Если вы меня сейчас под пытками заставить отказаться от своих слов, я не откажусь. Он смотрел на нее спокойно, даже пугающе спокойно. — Я люблю его, слышите, под потолок меня подвесьте, закопайте заживо, но люблю! — выпалила она снова. — Татьяна, отправляйся к Поклепу, он знает, что с тобой делать… — Я всегда думала, что вы на моей стороне, что вы со мной заодно! — воскликнула она. — Но это касалось только ненависти. Вы воспитали её во мне, это чувство мести, но я почти избавилась от него! Я увидела свет в конце туннеля. Я сбегу к нему, как только сдам экзамены. И вы меня больше никогда не увидите, потому что вы со мной не заодно, а я верила вам, все время верила! А я просто перчатки, чтобы руки не пачкать… — Татьяна, спускайся к Поклепу! — уже настойчивее произнес он. Гроттер замолчала, но вдруг ей стало все равно, ей нечего скрывать. Она развернулась, вышла и пошла прямиком к Поклепу. За свободой шло наказание. Свобода наказуема. Но она не тряслась, потому что скоро все кончится и будет она, будет Гарри и их пыльная квартирка.***
Гробыня сидела за столом темных и пялилась на вновь горевшую разделяющую линию. Теперь она не видела белесого затылка Валялкина, но все равно смотрела, будто видела. В Зал зашел Поклеп. Девушка задержала дыхание. Гроттерша уже пропала, кто же следующий? — Валялкин, — произнес завуч тихо над светлым столом, но Гробка ожидала этой фамилии и поэтому напряглась. — Что вы делали в моем кабинете, Валялкин? Ванька поднялся. Сердце не билось, но он почувствовал, как сзади его сверлит взглядом Ягун, а также Склепова со своими страшными темными глазами. — Искал еду. — В документах? — эта наигранность Поклепа раздражала Ваньку. Он стоял как истукан перед ним и смотрел снизу вверх. — Пройдемте за мной. Это означало наказание. Никого просто так в кабинет Поклепа не отправляли. В подземельях обычно сидели нарушители, возвращались они оттуда либо другими людьми, либо сильно покалеченными. Они двинулись вдоль стола. У Вани даже сердце не колотилось и дыхание было ровным, он кинул взгляд на Гробыню, сидевшую за столом и моргнул. Та в свою очередь подскочила. — Стойте! — закричала она и, перепрыгнув через стол, кинулась в огонь разделяющей линии и уже через мгновение стояла перед ними двумя абсолютно невредимая. В тот момент у Ваньки сердце в пятки и ушло. — Это я рылась! Вот, хотела забрать, чтобы никто не нашел, — произнесла она уверенным недрожащим голосом, будто репетировала эту фразу до этого. Поклеп засомневался, но принял сверток и развернул его. Брови поползли вверх. Гробыня почувствовала, как напрягся Валялкин, пытавшийся не смотреть на нее. Она тоже смотрела не на него, а в обратную сторону. — Оба за мной, — скомандовал Поклеп Поклепыч. Он развернулся, и они оба последовали за ним. Гробыня цокала рядом с ним каблучками и теребила подтяжки. Валялкин был не в школьной форме, а в своей любимой футболке. Он повернул к ней голову и прошептал одними губами: «Зачем?». Гробыня заметила это и пожала плечами. «Заткнись», — так же губами изобразила она.***
Сегодня они уезжали. Гроттер в тот день сбежала наутро, оставив на его подушке свой запах. Они и не занимались с любовью — лежали в тишине, сплетали пальцы и целовались. Таня шептала на ушко ему пылкие признания, и Гарри ощущал, насколько она загнана, и что вот это пронзительное проявление чувств — единственное, что у нее осталось. В последний день её не хватало, той ее, не уставшей и не измученной, а той живой, немного загадочной и пылкой Гроттерши. Но её не было, и он бездельно мотался по замку в поисках то ли её, то ли чего-то, чем можно занять время ожидания. — Где Гроттер? — спросил Гарри, как только Ванька и Ягун вышли на жилой этаж. У него был сильно обеспокоенный вид. Ребята остановились около него и посмотрели так жалостливо, будто он прямо сейчас при них умирает. — Гроттерша не придет, ее не отпустили, — ответил Ягун. Гарри опустил голову. Поттер обернулся на них, эти двое стояли рядышком, дышали даже одновременно и смотрели на него с жалостью. Отвратительное чувство, а ещё более отвратительно было от ощущения беспомощности. Он не может ей помочь. Она одна. И ещё долго будет одна. Поттер перевел взгляд дальше по коридору, и там, в самой глубине, стояла она. «Стояла» — слишком громкое слово, скорее опиралась на стену, чтобы не упасть. Взгляд у нее был печальный, но как только она встретилась с ним взглядом, улыбнулась натянуто. Гарри почти кинулся к ней. Они обнимались, ее тело было податливым и мягким. Она не говорила ни слова, только позволяла целовать себя и прижимать к себе. Таня обняла его за шею, схватилась за него как за костыль и дышала ему в губы. — Что с тобой делали? — Со мной все хорошо! С чего бы им что-то со мной делать? — она улыбнулась очень не по-гроттеровски. Гарри напрягся и посмотрел на нее внимательно. Зрачки были большие и занимали почти всю зелёную радужку. Руки были неестественно холодные, и под губой у нее собрались капельки пота. — Прогуляемся? Шла она очень неуверенно, ступала на носок и постоянно улыбалась. Нет, это была не его Гроттерша. Она бы никогда не шла бы вот так почти на носочках, будто балерина, не улыбалась бы ему с такой глупостью в лице, не говорила бы, что все нормально. — Ты в порядке? — В полном, Гарри, ты же знаешь, я всегда в порядке! — она закружилась вокруг себя и засмеялась. Гарри схватил ее запястье и притянул ее к себе. — Чего? — глупо хихикнула она. — Что они с тобой сделали? — Ничего, Поттер, ты же видишь, я нормальная. — Поттер не дослушал ее, схватил за руку так крепко, чтобы она не ушла. И потащил за собой. Она не сопротивлялась. По правде сказать, нормальная Гроттерша тоже бы не сопротивлялась, потому что слишком сильно ему доверяла, но сейчас она просто волочилась за ним безвольным мешком. Он довел её до комнаты Ваньки и Ягуна, постучал в дверь свободной рукой с волшебной палочкой. — Чего пожаловали, голубки? — перед ними показался Ягун. — Ее чем-то накачали, сделай с ней что-нибудь, — объяснил Поттер. — Ты чего? Ничем меня не качали, я веду себя как обычно! — с той же улыбкой воскликнула Гроттер. Ягун затащил ее в комнату. Гарри прошел за ними и сел рядом с Валялкиным на кровать. Теперь трое парней смотрели на одну девушку, лежащую на кровати рядом с ними и глупо хихикающую. — Что тебе дала бабуся? — спросил Баб-Ягун. — Там не было Ягге, — ответила Таня. — Мне ничего не давали, я в норме, мальчики! — возразила она, пытаясь встать. — Ага, а я королева Елизавета! — сказал Ягун и положил ее обратно. — Лежи смирно, Гроттерша, будет не больно! Он стал водить руками над ее грудной клеткой и шептать странные наговоры. Потом его кольцо на секунду вспыхнуло, тот втянул носом воздух и поднес ладонь к ее рту. Достал небольшую бутылочку из прикроватной тумбочки, нашел он ее с трудом среди хлама. Потом шепнул что-то Тане на ухо и из ее рта, за его ладонью, двинулась струйка чего-то розового. Ягун поместил эту жидкость в бутылочку, понюхал и закупорил ее. — Яд. — Какой именно? — спросил Ванька. — Не убивает, действует, как наркотик, смягчает, успокаивает, снимает сильную боль. — Почему же яд? — спросил Гарри. — Вызывает привыкание и галлюцинации, — Ягун убрал бутылку в ту же тумбочку. Таня резко закашлялась и пришла в себя. — Какого хрена я здесь… — она перевела взгляд на Поттера и не улыбнулась. Теперь в ее глазах он прочитал что-то больше глупых улыбок и ужимок, на него смотрела та прежняя Гроттер, смотрела с любовью и нежностью. Гарри сел рядом с ней на колени. Таня привстала на локтях. — Тебя накачали обезболивающим и отпустили, — ответил Ягун. — Ненадолго, — сказала Таня, почти неотрывно смотря на Гарри. — Мне дали времени до вашего отъезда. — Осталось пара часов. Гермиона как раз обговаривает последние детали с Макгонагалл, — сказал Гарри. Ягун и Ванька переглянулись. — Пойдем мы пожалуй, а вы тут прощайтесь, — сказал внук Ягге. — Ну как подобает прощайтесь, я даже готов пожертвовать вам свою кровать. — Ты такой благородный, Ягун, — Таня посмотрела на него исподлобья. — Спасибо. — Ладно, Поттер, уже может и не увидимся! — Валялкин протянул ему ладонь. Гарри поднялся, попрощался с одним и с другим, пожал им руки, они по-свойски обнялись, похлопали друг друга по плечу. И двое друзей покинули их. Таня смотрела на Гарри самым проникновенным взглядом, которым когда-либо его одаривала. — Я заберу тебя. Полетели со мной, — Гарри снова сел перед ней на колени. — Нет, — она замотала головой. — Я останусь. Я должна остаться. Кто, если не я? — Тебя мучают, накачивают ядами, подвешивают под потолок, бьют! Ты думаешь, я в здравом уме оставлю тебя здесь? Я не могу смотреть на твои страдания. Я говорил с Дамблдором, спрашивал, как я могу тебе помочь, но он не помогает, впервые в жизни, когда мне действительно нужна его помощь, я боюсь за тебя… Они помолчали. — Я приходил к Сарданапалу, но он не пустил меня, Тань, — простонал он и взял её лицо в свои руки. — Очнись, тебя надолго не хватит. Таня улыбнулась. — Я люблю тебя, Поттер. Давай просто займемся любовью. — Гроттер, ты чокнутая. — Таня потянула его к себе на кровать Ягуна. — Я серьезно засуну тебя к себе в чемодан и увезу. — Увози, с тобой хоть на край света в чемодане, — улыбнулась она, кладя руку ему на грудь. Они лежали вместе в обнимку на немного узкой кровати. От нее пахло сыростью. От него как обычно пряностями. Она пыталась запомнить каждый сантиметр его тела, будто бы это их последний миг. Будто бы.***
Таня выбежала из подземелий даже не думая, что её кто-то заметит. Она помчалась по лестнице атлантов и остановилась в коридоре у кабинета Сарданапала. Они как в фильме смотрели друг на друга. Гарри сразу её заметил, как только огонь её волос сверкнул в коридоре. И глаза её блестели как два драгоценных камня. Они скоро должны были шагнуть в камин и оказаться снова в Англии, и Поттер не хотел туда возвращаться, он банально хотел к ней. — Гарри, пойдем, — позвала Гермиона и сама нырнула в кабинет Сарданапала. Рон зашел за ней и подозвал Поттера за собой. Но Гарри смотрел на Таню, и вот так они оба как два ребенка пялились друг на друга, даже не думая ни о чем другом. Она прикоснулась пальцами к губам и поцеловала их. — Мистер Поттер! — услышали они голос Макгонагалл. Таня кивнула, и Поттер, оторвав от нее взгляд, повернулся к профессору. Та тоже скрылась за дверью и тут Гарри хриплым голосом произнес: — Напиши мне. — Напишу. И он тоже зашел в кабинет. Сверкнули четыре зеленые вспышки, и Таня с воплем осела на пол.