Обманщики

Рони казалось, что ей никогда еще не было так плохо. Кто-то из самых близких ее людей оказался обманщиком: не то Бирк солгал ей тогда, не Маттис лгал ей сейчас. И пусть кто-то из них стал обманщиком поневоле, это не помогало ей, не могло сделать все проще. — Рони, он совсем холодный, и у него не бьется сердце, — снова сказал Маттис. — Мне жаль, дочка, но он едва ли вернется в мир живых. Лицо Бирка было совсем белым. Так всегда бывает, когда замерзаешь и лежишь в снегу очень долго; Рони знала это, но всегда была уверена, что ни с ней, ни с Бирком ничего подобного не случится. Это был их лес — да, со множеством опасностей, но они жили в нем одни, без помощи, когда были еще детьми. Теперь они выросли, а Бирк вдруг вздумал умереть? Не может такого быть. Бирк обещал ей вернуться и принести с собой маленький подарок, а он никогда не обманывал ее прежде. Неужели он обманет ее впервые, погибнув? Рони, как в детстве, хотелось кричать и топать ногами. Она не собиралась верить в эту глупость; тогда что же, Маттис, ее отец, врал ей, утверждая, что Бирка уже не вернуть? Рони знала, что он не специально, ведь он ничего не знал об обещании Бирка. — У него не бьется сердце, и он не дышит, — повторил Маттис; еще недавно смерть наследника Борки, его некогда заклятого врага, вызвала бы у него лишь злорадство вместо искренней грусти, но все изменилось с тех пор. Все изменилось, и что теперь? Рони отстранила Маттиса и сама наклонилась к груди Бирка. Она тоже не слышала биения сердца, но это ничего не значило; если Бирк обещал — он должен был найти способ остаться в живых, даже пусть без сердца, только будет все же немного грустно, останься он без сердца. Как же он будет любить Рони? — Он сказал, что вернется, — сказала она. — Так оно и будет. — Но он вернулся. Просто… — Маттис запнулся. Рони нашла Бирка совсем недалеко в лесу, но он потерял силы и замерз; его нога была сломана, и он не мог идти — пришлось ползти, а ползти, как известно, гораздо труднее, чем бежать. Рони знала это и по себе, но все равно злилась на Бирка — неужели он не мог постараться чуточку сильнее? Ведь он дал слово. Как он посмел его нарушить? — Это не считается, — отрезала Рони. — Пока это совсем не Бирк. Он станет Бирком, когда очнется и расскажет, что случилось. А пока я попрошу маму найти все теплые одеяла в замке. Нужно будет сходить на половину Борки и тоже взять у него одеял. — Мне придется сходить к Борке и рассказать, что его сын умер, — Маттис в отчаянии вцепился в свою бороду. — Он не такой стойкий, как ты, моя девочка, он будет в отчаянии… Рони раздраженно махнула рукой. С чего это ей быть в отчаянии? Еще слишком рано, чтобы быть в отчаянии, и вовсе не нужно прежде времени пугать Борку. Она подбросила дров в огонь и разложила одеяла от Ловисы. — Нужно просто отогреть его. Маттис смотрел на нее так, словно опасался, будто Рони лишилась рассудка. Рони не была глупой — она отлично знала, что если нагреть мертвое тело, оно не оживет, но сейчас было совсем другое дело! Кто угодно мог уйти из жизни, но только не Бирк — по крайней мере, не так и не сейчас. — Я посижу с ним ночью. Хочу быть рядом, когда он отогреется и проснется. Маттис отошел в сторону и что-то принялся говорить Ловисе; та молчала, а потом взяла Маттиса за локоть и вывела прочь. Поверила ли она Рони или просто решила оставить ее одну, чтобы та в конце концов сама все осознала? Рони не собиралась раньше времени скорбеть над бездыханным телом своего названного брата. Бездыханным ли? Рони вскочила на ноги и вытащила из-под половицы спрятанный там засушенный лист — их память о последнем лете. Как жаль, что очередное лето прошло и наступила очередная зима, а зимой можно замерзнуть до смерти. Она поднесла лист к носу Бирка, и лист задрожал, задетый слабым дыханием. Рони, конечно же, так и знала. — Когда тело сильно замерзает, биение сердца становится таким слабым, что его можно не заметить, — говорила Ловиса утром, вместе с Рони растирая спину и руки Бирка. Рони ликовала: — Бирк не обманул меня. Получается, папа, это ты меня обманул. — Маттис только взмахнул руками: — Это первый раз в моей жизни, когда я совсем не против быть обманщиком! — А Бирк, дрожа и клацая зубами, добавил: — Я тоже обманул тебя, Рони. Обещал вернуться с подарком, но потерял его по дороге — сам не знаю, где. Я мог бы украсть его, как настоящий разбойник, но мы с тобой ведь пообещали друг другу, что никогда не станем разбойниками… Поэтому я собирался немного заработать честным трудом, чтобы потом его купить, но во мне узнали сына одного из грабителей, что наводил страх много лет. Я не хотел драться, за мной погнались, потом спустили свору собак… Окончание истории вы знаете. — Так что это был за подарок, который стоил стольких усилий? — нетерпеливо спросила Рони, любопытство в ней боролось с укором. Бирк улыбнулся и нетвердыми пальцами взял лист — тот самый, который показал Рони, что он еще дышал. — Сейчас я понимаю, что зря все это затеял. — Бирк вдруг ощипал засохший черенок и завязал его в кольцо. — Достаточно было и этого. — Вот именно, — сурово подтвердила Рони. Кольцо село ей на палец как влитое. — Еще не хватало, чтобы ты умер, и мы больше не смогли быть вместе! — Как же я рад, что Борке придется сообщать не о твоей смерти, а совсем о другом, — пробормотал Маттис, все еще ошеломленный случившимся. — Постой-ка, ты сказал… что в тебе узнали сына Борки? Это значит, что и в Рони узнают мою дочь, и вы оба в большой опасности? — Не беспокойся, папа, — отмахнулась Рони. — Мы обязательно что-нибудь придумаем вместе. И докажем, что мы с Бирком совсем не такие. Главное, что Бирк вернулся ко мне. И, кстати, я прощаю вам обоим ваши обманы — но это в последний раз!..