Season Of Fall

Я стою по ту сторону окна и все вижу. Как прибывает Джеймс, осматривается и занимает место для наблюдения. Как ждет. А потом появляется Саванна. Я долго всматриваюсь в ее лицо и узнаю не сразу: стекло будто специально мутнеет, скрывая от меня черты. Хлопок — и появляются авроры. Я вздрагиваю, словно они пришли за мной, и хочу ворваться внутрь, чтобы объяснить, что это ошибка. Но спотыкаюсь, услышав за плечом голос: — Видишь, к чему привело твое упрямство? А ведь все могло закончиться иначе. И я знаю, что «иначе» — это еще хуже. Но как поверить в это, если я вижу, как авроры уводят Джеймса? Я резко сажусь, выцарапывая сознание из дурного сна. Руки судорожно трясутся, а глаза все еще видят там, где меня не было. Я нащупываю в тумбочке пузырек с зельем и быстро выпиваю его содержимое. Дрожь медленно спадает, возвращая мне самообладание. Всего лишь сон. Больная игра воображения. Больше он мне не приснится. Я устраиваюсь на подушке и долго смотрю в складки кроватного полога. Плохой сон, но не страшный. Страшное произошло наяву. *** На конспект, который я перечитываю перед занятием, падает тень. Это Роза занимает место за моей партой. Я ожидала Скорпиуса, но, видимо, он проиграл ей эту сомнительную привилегию. Не отвлекаясь от чтения, я коротко улыбаюсь ей. — Готовишься отвечать? — спрашивает она. — Дела приемлемо, — я отвечаю на тот вопрос, который она не задает. — Прибыли авроры, будут допрашивать. Тебя предупредили? Я киваю. Разумеется, меня предупредили о том, что меня будут допрашивать. Как и Скорпиуса. Как и, разумеется, Аделу, раз уж это через нее мы вышли на сделки Адриана. Из Ховартса нас не отпустила Макгонагалл, поэтому следователи здесь. Надеюсь только, никто кроме Розы и родственников не знает об этом. Хотя об аресте Джеймса гудит вся школа. Поттерам-Уизли сильно достается внимания, в отличие от меня. Можно, сказать, повезло. — К Джеймсу пока не разрешены визиты. Сначала всех допросят. Она говорит совсем тихо, так что я даже упускаю часть слов. — Но мама сказала, что все плохо. В квартире Джеймса прошел обыск, нашли несколько темных артефактов. И еще есть свидетельские показания, что он крупно проигрался на ставках. — Твоя мама слишком мягко выразилась. Роза недоуменно смотрит на меня, но потом продолжает: — Оказывается, желтая пресса несколько последних месяцев писала о его долгах и игровой зависимости. Это ничего не значит, разумеется, но и плюсов не добавляет. — Наверное, теперь издательство этих газет разбогатеет. Может, им даже начнут верить, — замечаю я и снова ловлю на себе недоуменный взгляд. — А еще по поводу Феликс Фелициса. Мое сердце пропускает удар. — Он действовал до того момента, как Джеймс прошел через фонтан. Вход на склад, где должна была состояться сделка, был организован через фонтан с водой из Атлантиды. Той, которая смывает всю магию. Не знаю, была ли она там всегда или Селвин специально подлил ее накануне. Но зелье работало, Мелани. Я смотрю на Розу более осмысленно. О чем она пытается мне сказать? Что я не виновата в том, что Джеймса поймали? Разумеется, я не заставляла его идти на склад самому и всегда просила держаться от Адриана подальше. Но если бы я не рассказала ему об этой очевидной ловушке — в которую я попалась вместе со Скорпиусом, а затем привела в нее Джеймса… Его бы не арестовали и не готовили к суду. О, как я просто попалась! Просто потому, что очень хотела посадить самого Адриана. Может, для того он и отправил Аделу в школу? Чтобы в нужный момент дать мне ее подслушать — и избавиться от соперника. Но Адриан глуп, если рассуждал так. Они вовсе не соперники с Джеймсом. — Я только хотела, чтобы он передал информацию своему отцу. Допрос еще не начался, но я уже чувствую давление. — Мелани, — Роза выглядит сочувствующей. — Джеймс не обвиняет тебя в том, что сам сделал. — Ему бы о себе сейчас думать, а не обо мне, — говорю я, возвращаясь к конспекту. Она молчит, но недолго. — Знаешь, подавление эмоций — это плохая идея. Лучше поделиться или выплеснуть их иначе. Мы подруги, так что ты можешь прийти ко мне в любой момент. — Я буду иметь это в виду. *** Кабинет для допроса выделили на шестом этаже, в самом конце коридора. Наверное, Макгонагалл не хотела будоражить воображение студентов и вынуждать их подслушивать. Мы со Скорпиусом ждем уже полчаса, потому что первой на допрос вызвали Аделу, а с ней и Адриана. Даже смешно, что допрос проводят в последний день, когда ей требуется законный представитель. Уже завтра Адела должна будет сама отвечать за свои поступки, но сегодня она ещё несовершеннолетняя. Интересно, это удача на их стороне или Адриан устроил всё так, чтобы не дать Аделе сболтнуть лишнего? Скорпиус не разговаривает со мной, и я не обсуждаю с ним стратегию допроса. Мы знаем одно и то же, слышали одно и то же. У нас даже было доказательство — жучок из «Всевозможных волшебных вредилок», но он сломался, едва проиграв нам запись. Теперь я понимаю, что все это изначально выглядело как ловушка. Просто я была ослеплена надеждой. Дверь кабинета открывается, выпуская Аделу и Адриана. Я наблюдаю за их лицами, ожидая довольные выражения или тщательно скрываемую радость. Но Адела смотрит на меня будто на сумасшедшую. — Это было низко, — она обращается к нам обоим. — Я понимала, что вы не хотите сохранять договор между нашими семьями, но чтобы так опуститься… В ее глазах читается неподдельное презрение. Любопытная реакция. Будто и правда считает, что это мы виноваты. Скорпиуса приглашают в кабинет следующим, Адела сразу уходит, а вот Адриан медлит, изучая меня. Я встречаю его прямым взглядом, ожидая чего угодно, ведь мы в коридоре одни. Поднимет на меня руку? Припугнет? Посмеется? Мне все равно. Хуже он не сделает. — Как ты себя чувствуешь? Он не интересуется моими переживаниями. Так ученый спрашивает подопытного о побочных эффектах. — А как должна? Мой встречный вопрос — я вижу — приводит его в легкое замешательство. — Я рад, что это происшествие не расстроило тебя. — Это не так. — Тогда ты прекрасная актриса. — А что насчет Аделы? Вот где талант зарыт. Не подумала бы, что она способна так стойко выдержать обвинения. — Ни меня, ни Аделу ни в чем не обвиняют. Он хмурится, как будто его удивило мое замечание. — Кажется, у правосудия вопросы лишь к Поттеру. И к вам, разумеется. Ведь вы выдумали какой-то подслушанный разговор и даже не удосужились предоставить доказательства. Мы с тобой еще поговорим о том, что такое репутация семьи и почему ее важно соблюдать. Я вдумчиво изучаю черты его лица — надменного, ядовитого, плотоядного. Адриан достаточно красив и обходителен, чтобы очаровать многих девушек, и особенно — чистокровных аристократок, которых не балуют выбором. Но он решил оставить все как есть. Договор. Это слабый поступок. Или попытка подчинить то, что тебя ненавидит. Ему ведь и в голову не пришло, что я могла бы влюбиться в того, кто просто отнесся ко мне, как к человеку, а не как к вещи. Эта простая мысль даже не возникла в его голове. Я усмехаюсь ему в лицо. — Тебе не понравится то, что ты получишь, Адриан. Если вообще получишь. Он изображает недоумение и делает шаг ко мне, но я выхватываю палочку, которая утыкается ему в грудь. Кончик ее вспыхивает, тревожно ожидая, когда я сформулирую невербальное заклятие. Это оказалось проще, чем я думала. Скорпиус давно мне говорил: слова в бою лишние. И одного движения Адриана мне хватит, чтобы пустить в ход худшие заклинания, которые я только помню. Адриан не шевелится, даже не дергается. Замирает, словно действительно считает меня опасной. В другой раз эта мысль согрела бы меня. Но сейчас я думаю лишь о том, чтобы он дал мне повод взмахнуть рукой. — Хорошего дня, Мелани. Он разворачивается, задевая кончик моей волшебной палочки плечом, и уходит прочь по коридору. Тревога, которую я игнорировала, понемногу утихает. Скорпиус покидает кабинет, и, когда я захожу вместо него, шепчет мне: — Кажется, у них ничего нет на Адриана. И я совсем не удивлена. Я закрываю дверь, оставаясь одна против двух авроров. За столом для меня приготовлен третий стул и стакан воды, к которому я даже не думаю прикасаться. Сыворотка правды значительно упростила бы дело, но ее вывели из судебной процедуры много лет назад, когда стало известно о случаях легиллименции с подменой воспоминаний. Прежде аргументом против зелья было лишь заклятие Империус, но с тех пор, как его научились снимать, сыворотка правды снова пошла в дело. Разумеется, от нее можно было отказаться, и это не считалось препятствием следствию. Но с подмененными воспоминаниями сыворотка справиться не может. После прецедента, когда одного министерского служащего посадили в тюрьму на тринадцать лет из-за воспоминаний, которые ему подсунул настоящий преступник, зелье окончательно вывели из судебных процессов. Но можно ведь тайно использовать его на допросе, чтобы побыстрее решить дело и получить повышение. — Мисс Нотт, расскажите о том… — Допрос окончен. Мисс Нотт вам ничего не расскажет без своего адвоката. В кабинет влетает моя мать — разъяренная, словно гарпия. Я успеваю только моргнуть, как она выливает воду из моего стакана на пол, бросает перед аврорами какую-то папку и выводит меня в коридор. Скорпиус, который, очевидно, наблюдал за этим действием с момента ее прибытия, стоит, округлив глаза. Прежде жизнь не сталкивала его с моей матерью, которой что-то нужно. Или не нужно. — Ну и что ты успела рассказать? — она поворачивается ко мне, тяжело дыша. Я не замечаю за ней прежней ярости: это скорее последствия от пробежки на высоких каблуках — от кабинета директора до шестого этажа. — Ничего. Я и слова еще не сказала. Она переводит дух. — Хорошо. А ты, Скорпиус? — Я сказал все, как есть. — Что именно? — терпеливо уточняет мама. — О жучке, о подслушанном разговоре, о сделке, которую Адела обсуждала с подельником Адриана… — Они тебе поверили? Скорпиус кривится. — Сомневаюсь. — Хорошо. Иначе бы тебе можно было предъявить вторжение в частную жизнь. Она немного смягчается. — Вы здесь, потому что адвокаты Джеймса Поттера пытаются его оправдать. Но то, пойдете ли вы под суд вместе с ним, его делу не поможет. Поэтому больше не совершайте таких глупостей. И, ради Мерлина, никогда не соглашайтесь на допрос без адвоката! Иногда мне кажется, что вы приемные. — Это решило бы все наши проблемы, — замечаю я. Скорпиус ухмыляется. Мама, наконец, берет себя в руки и снова обращается ко мне: — Я хочу с тобой поговорить. Ее слова сбивают меня с толку. Она никогда не хочет со мной поговорить. Нам всегда «нужно поговорить». Или мне нужно «выслушать». А это что-то новенькое. Скорпиус уходит, оставляя нас вдвоем. Я жду, пока начнется лекция. — Именно этого я и боялась, Мелани. — Что меня будут допрашивать? Соглашусь, для репутации семьи это ужасно. Но Адриан уже просветил меня, что мне не поздоровится, если я не буду вести себя прилично. Я злюсь, хоть и совсем чуть-чуть, — и это мне не нравится. — Нет, — мама поджимает губы. — Я боялась, что тебе разобьют сердце, как и мне в юности. — Это ты про Джеймса? Ну, мое сердце не разбито: ведь он в тюрьме, а не просто бросил меня. — Мелани… — она недовольно морщится. — Это конец. Мне жаль, но это так. Я пожимаю плечами. Не хочу говорить в ее адрес еще одну колкость, поэтому молчу. Мама вздыхает. — Ты еще такая юная... Я просто надеялась, что подобное тебя не коснется. Что брак по договоренности, к которому ты стремишься всю свою жизнь, убережет тебя от метаний и боли. — Я? Стремлюсь? — скривившись, переспрашиваю я. — Тебе чертовски повезло с папой. То, с каким терпением он сносит твою черствость, делает ему честь. Но это было твое решение — прожить жизнь с человеком, которого ты не любишь. Не его. И не мое. Она не открывает рта, только смотрит на меня как-то… печально. Я отмечаю новое, неизвестное мне выражение ее лица. — Я… могу тебе как-то помочь? Мне не смешно, но рассмеяться хочется. Ее взгляд такой грустный и честный, что я ей почти верю. — Убеди деда разорвать помолвку. Помоги вытащить Джеймса из тюрьмы. Она молчит. — Что? — я все-таки смеюсь. — Думала, что мне теперь понадобится материнский совет и теплые объятия? Ее пауза затягивается. — Мне пора идти. Слизнорт пригласил меня на свой вечер. Обещаю вести себя прилично, чтобы ни тебе, ни Адриану не пришлось за меня краснеть. *** — Ты реально собираешься идти на вечеринку «Клуба Слизней»? — недоверчиво спрашивает Скорпиус, когда я появляюсь в гостиной в платье. — А ты завидуешь? Он закатывает глаза. — Если ты хочешь напиться с горя, то там наверняка будет всего одна бутылка шампанского на всех. Слизнорт, конечно, не образец морали, но поить учеников прямо в школе довольно рискованно. Может, тебе достать огневиски? Без всего этого, — он указывает рукой на мой наряд. — Я не хочу напиться, — поправляю я. — Я хочу отвлечься. И все это выглядит потрясающе. Скорпиус смотрит на меня с подозрением и противным сочувствием — наверное, считает мое спокойствие всего лишь затишьем перед истерикой. Как будто нас с детства не учили вести себя сдержанно и прилично, что бы ни происходило. — Я понимаю, что сейчас не время для вечеринок, — успокаиваю его я. — Но если ты хочешь, чтобы я сидела в комнате и пялилась в одну точку, чтобы соответствовать ситуации, — я не знаю, чем это поможет. — А чем поможет «Клуб Слизней»? Я пожимаю плечами. — Может, я волью всю эту бутылку в глотку Аделе, чтобы она рассказала что-нибудь интересное. — У нее завтра день рождения, — нахмурившись, напоминает он. — Точно, — киваю я. — Завтра ей исполнится семнадцать, и она наконец-то сможет выйти замуж. Как я могла забыть! Ты собираешься подарить ей фамильное кольцо? — Просто не трави ее, ладно? — устало произносит он. — И вообще к ней не приближайся: у нас и так будут проблемы, если кто-то поверит истории с жучком. — Хорошо, — я примирительно поднимаю руки. — Не буду к ней подходить, пусть стоит одна в углу весь вечер. А ты… Меня осеняет внезапная мысль. Я замолкаю, чтобы докрутить ее в голове прежде, чем озвучить. — Что? — прищуривается он. — Ты можешь обыскать ее комнату, пока ее не будет. Это на пару часов, и я прослежу, чтобы она не ушла раньше. — Ты издеваешься? — Нет. — Адела живет не одна. И я не смогу попасть туда без приглашения. — Тереза и Кэтрин будут у Слизнорта, Шарлотта — у парня. А приглашение получить не так сложно. Сходи к Аделе, скажи, что хочешь поговорить о договоре, и она сама тебя впустит. Легкий Конфундус и — вуаля! — она уходит на вечеринку без тебя. Сегодня я поразительно хорошо соображаю. Скорпиус, судя по его лицу, так не думает. — Звучит как хреновый план. — А какой у тебя план? Он молчит. — Скорпиус, — вздыхаю я, — мы оба знаем, что мы слышали. Адела и Адриан как-то замешаны в продаже темных артефактов. В ее вещах может быть что-то, что это докажет. — Всего пару часов назад твоя мать сказала нам не совершать глупостей. — Тогда будь хорошим мальчиком и женись на Аделе. Скорпиус открывает рот — явно, чтобы съязвить, — и снова закрывает его. Потому что я права. Возможно, смириться с судьбой и связать себя с Селвинами действительно было самым разумным решением, но сейчас для этого уже поздно. Мы уже слишком далеко зашли. Смириться летом означало свадьбу с Селвинами. Смириться сейчас — это свадьба с Селвинами, когда Джеймс сидит в тюрьме. Сколько бы моя мать ни переживала за наше будущее, сам Адриан никогда не позволит нам испортить репутацию рода Селвинов. Так что все его связи будут работать на наше оправдание. И мы должны этим воспользоваться. Тереза и Кэтрин покидают спальню, полностью одетые к вечеру у Слизнорта, и я беру дело в свои руки. — Тереза, а Адела в комнате? — Да, она собирается. — Скорпиус, ты как раз хотел с ней поговорить. Он бросает на меня хмурый взгляд, но выбора у него все равно нет. Я наблюдаю за тем, как он удаляется к женским спальням, и улыбаюсь девочкам. — Увидимся там? Я ещё жду Свити, — вру я. — Она тоже будет? — Кэтрин вздергивает брови. Ах да. Неловко. Надеюсь, для нее это не настолько болезненно, чтобы пропустить вечеринку. — Да, а что? Хотите подождать со мной? — Нет, — отрезает Кэтрин и, взяв Терезу за локоть, уводит ее из гостиной. Удачно вышло. Особенно потому, что Адела появляется буквально через минуту, и по ней видно, как она растеряна. Взгляд расфокусирован, движения будто бы заторможены. Я бы пожалела ее, не будь она такой сукой. Раньше я верила, что она именно такая глупая зашоренная девица, какой притворяется, но такой потрясающей актерской игры я от нее не ожидала. Она точно сестра своего брата. Может, хоть Конфундус заставит ее об этом забыть? — Адела, — я подхожу к ней, даже не заботясь о выражении своего лица. Все равно она ничего не соображает. — Собираешься к Слизнорту? — Да, кажется… Он ведь меня приглашал? — Конечно, приглашал, он всегда собирает фрик-шоу. Но неужели совесть позволяет тебе пойти веселиться после того, что ты сделала? — Что?.. Мерлин, да она как олененок, только что вылезший из чрева матери. — Откуда у вас темные артефакты? — Я не понимаю, о чем ты говоришь… Я всматриваюсь в ее лицо несколько секунд, но на нем только искреннее недоумение и ни капли разума. Похоже, Скорпиус сильно ее приложил. Надо убедиться, что она доберется до кабинета Слизнорта, чтобы не вызвать подозрений. Надеюсь, она не будет врезаться в стены. Не уверена, что успею ее спасти. — Мелани, ты идешь на вечеринку к Слизнорту? — окликает меня Свити. — Да. — Отлично! Можно я пойду с тобой? У Криса заболела голова, Лили тоже не будет, а я даже не представляю, к чему готовиться. — Идем, — киваю я. — Я как раз собиралась выходить. И Аделу захватим. Она удивленно поднимает брови, но ничего не говорит. Путь до кабинета Слизнорта оказывается удивительно легким. Адела послушно плетется за нами, словно овечка на привязи. — Это Конфундус? — тихо спрашивает Свити, в очередной раз хватая ее за локоть на повороте. — Ага. — Мне лучше не знать? — Именно так. — Там будет алкоголь? — Возможно, но немного. Макгонагалл не позволила бы провести в школе вечеринку с алкоголем, но Слизнорт очень уж любит быть со студентами на короткой ноге. А что, хочешь выпить? — Нет, думаю, как выйти из ситуации. Ко мне применяли Конфундус пару раз, и я всегда понимала это, как только приходила в себя. Можно дать ей выпить, чтобы она решила, что в голове помутнело из-за алкоголя. Свити — идеальная компания на сегодня. Мы недостаточно близки, чтобы она лезла ко мне в душу, а ее дурмстранговское воспитание оказывается очень даже полезно. — Я думала, ты будешь больше ей сочувствовать, — замечаю я. Я знаю мало подробностей о ее прошлой школе, но очевидно, что она сбежала посреди семестра не от хорошей жизни. — Я могу отличить травлю от необходимости, — хладнокровно отвечает она. — А вытащить Джеймса — это необходимость. Я открываю дверь в кабинет, и музыка вырывается в тихое подземелье. — Мисс Нотт, мисс Одинцова! — восторженно встречает нас Слизнорт. — Адела на тебе, — шепотом бросаю я Свити и расплываюсь в улыбке. — Профессор Слизнорт! Давно вы нас не собирали! — Моя дорогая, я понял, сколько времени прошло с последнего раза, и ужаснулся! Занятия, зелья, школьная суета — так незаметно летит время… Зато! — он вскидывает руку, как будто его только что осенило. — Чем реже случаются такие моменты, тем больше мы их ценим! Если бы мы собирались каждую неделю, это стало бы рутиной, а так сегодня особенный вечер! Я киваю с улыбкой — ему этого достаточно. — Скажите, моя дорогая, как там ваши планы поступать в Мадрид? — Экзамены будут после рождественских каникул. Но после Атлантиды я у Зельды Наварро на хорошем счету, так что надеюсь поехать учиться уже в сентябре. Краем глаза я замечаю Свити и Аделу у стола с фуршетом. Адела держит в руках бокал с золотистым напитком. Отлично, значит, шампанское все-таки есть. — Здорово, что вы снова нас собрали, профессор. Ваши вечеринки — моя любимая часть школы. Пойду пообщаюсь с ребятами. Профессор тает от моей лести и отпускает, тут же начав выискивать следующую жертву для светской беседы. — Мелани. А вот это неожиданно. — Эрик, — я улыбаюсь. — Не думала, что ты здесь будешь. — Мой отец стал главой Отдела международного магического сотрудничества, — сообщает он. — А, это все объясняет. Поздравляю! Даже я понимаю, как это странно. Раньше Эрик рассказал бы мне эту новость раньше всех, а я бы и не удивилась — потому что знала бы о таких планах заранее. Но сейчас я даже не представляю, когда произошло это назначение. — Как ты? — Хорошо. Он оглядывается по сторонам. — А на самом деле? Я же знаю о Поттере. Я не перестаю вежливо улыбаться. — Я в порядке. Не заметно? — Заметно, — невесело усмехается Эрик. — Это-то и странно. — Ты что, тоже пришел позлорадствовать? — Когда это я злорадствовал? Я повожу плечами, не желая с ним соглашаться. — И что значит «тоже»? Кто еще? Об этом вроде никто не знает. — Адриан. Приезжал сопроводить Аделу на допрос. Я беру со столика с напитками тыквенный сок. Алкоголь плохо скажется на моем состоянии. — Сочувствую, — мрачно отвечает Эрик. — Знаешь, я никогда не думал, что это всерьез. Как и ты, наверное. Думал, что мы никогда не повзрослеем, ты никогда не выйдешь замуж… за Адриана. — Думал, что за тебя? — я делаю глоток сока, изучая его лицо. Эрик чуть хмурится, но потом отвечает неожиданное: — Я был влюблен в тебя, Мелани. Думал, ты не замечаешь этого по доброте душевной. — Когда это у меня была душевная доброта? — я возвращаю вопрос. Он качает головой. — Любовь ослепляет. — Не говори, что ты считал меня идеальной. Он смеется. — Нет, я не о том. Просто любовь закрывает тебе глаза на трудности, которые предстоит пройти. И тогда договоры и тюрьма становятся не страшны. Я молча пью сок. — Я понимаю Джеймса. Но не знаю, смог бы я сам рискнуть и бороться за тебя до конца. У меня ком подступает к горлу. Я пытаюсь его запить, но глаза уже слезятся, раздирая нутро горечью. Нет, только не сейчас! — Я пойду. Удачи тебе. Я стою, закаменев, и жду, пока он уйдет. Кажется, что всего одно неверное движение расплескает внутри меня чан с горем, которое я консервировала несколько дней. Но вот эмоции отступают, проиграв бой. Я оглядываюсь, когда на душе снова становится спокойно. У Слизнорта все ведут себя хорошо, хотя он и закрывает глаза на мелкие проступки, вроде шампанского или слишком откровенных объятий студентов. Это вроде подпольного клуба — только наоборот. Здесь так много аристократов и членов влиятельных семей, как будто в остальном мире мы запрещены. Но обстановка здесь точно такая же, как на любом светском рауте, так что я реагирую на все инстинктивно и почти не вовлекаюсь в происходящее. Аделу я нахожу в углу: она уже немного пришла в себя и рассматривает стеллаж с книгами и статуэтками. — Она поверила, — говорит Свити, появляясь за моим плечом. — По крайней мере, сказала, что раньше не пила и не ожидала такого эффекта. — Ты уверена, что имя «Свити» тебе подходит? Она фыркает. — Да я само очарование! — Конечно. — Так в чем суть этого мероприятия? — спрашивает она, кивая головой в сторону Слизнорта. — Пока что он просто ходит и разговаривает со всеми. Я не поняла его намерений. — Он делал это всегда во время своего преподавания в Хогвартсе. Проявлял особое отношение к знатным или подающим надежды студентам, чтобы иметь хорошие связи, когда те добьются высоких постов, — объясняю я. — Честно говоря, сейчас он уже слишком стар для таких схем. Возможно, на нас у него уже нет никаких планов, а все это — просто привычка. И немного тщеславия. — Я поняла. Он собирает свою собственную кунсткамеру. — Какая культурная метафора. И что ты за экспонат? — Дурмстранговская балалайка, — хмыкает она. Я не знаю, что такое балалайка, но звучит как что-то русское. — А я — породистая сука. — Очень приятно. Мы пожимаем руки. — Почему ты не с Лили? — спрашиваю я. Хотелось бы, конечно, не обсуждать эту тему, но она очевидно висит в воздухе. А не думать о ней я все равно не могу. Если с эмоциями еще можно совладать, то с разумом — разве что Обливиэйтом. — Она с семьей, — отвечает Свити. — Я бы очень хотела ее поддержать, но не знаю как. Поэтому решила не мешаться под ногами. — И вместо этого пошла на вечеринку со мной? Лили не одобрит. Эта мысль мне тоже не нравится, но это факт. Мы с Лили больше не на одной стороне. Раньше мы обе были жертвами ситуации. А теперь я — та, кто испортил жизнь всей ее семье. — Лили не считает тебя виноватой. — А ты? — Я тоже, — она пожимает плечами. — Наоборот, я восхищаюсь. Я сама могу только замереть или сбежать. А ты — бьёшь. Борешься. У вас не получилось, но это — первый раз, когда я поверила в ваши попытки. — Я пыталась много раз. Просто те провалы были не так заметны. — Я не знала ничего про тебя. Смотрела только, как пытается Скорпиус. И не видела. Я приподнимаю брови. — Я думала, вы друзья. — Мы друзья, — задумчиво кивает она. — И я даже не говорю, что он делал что-то неправильно или недостаточно. Просто мне было грустно смотреть, как Лили обернула свою жизнь вокруг парня, который неминуемо женится на другой. А сейчас кажется, что все наконец сдвинулось с места. Сдвинулось совсем не в том направлении, но если еще дожать… Весьма оптимистичная мысль для Свити. И слишком оптимистичная — для меня. Я не хочу снова поддаваться слепой надежде. Я решаю перевести тему. — Ты знаешь, что сейчас ты в положении Лили? — Ты о чем? — хмурится Свити. Я не хочу быть жестокой, но Свити стоит это услышать, пока она не отправила никого в тюрьму. — О Розье. Его родители примут только чистокровную невесту. Они даже рассматривали меня, пока не узнали о моей помолвке с Адрианом. Она фыркает. — То есть, ты могла быть моей Аделой? — Не надо таких сравнений. — И сравнивать меня с Лили тоже не надо, — она пожимает плечами. — Мы просто встречаемся. Никто не говорит о свадьбе. — Хорошо. Я просто предупредила заранее, чтобы он не разбил тебе сердце. Она закатывает глаза. — Какое сердце? Интересно. — Фея Драже стала Снежной королевой? — Это сеанс сказкотерапии? — Свити поднимает брови. — Допустим. Я, очевидно, невеста Синей Бороды. — Тогда я Царевна-лягушка, которая бережёт свою шкурку. Можешь не беспокоиться за меня, я не возлагаю на Криса никаких надежд. Сейчас мы вместе, потому что мы вместе учимся, но через несколько месяцев он выпустится — и пусть женится, на ком хочет. — Как вовремя я пришел. Мы вздрагиваем от неожиданного голоса рядом. Свити, теряя все свое хладнокровие, оборачивается на Розье. — Крис, что ты тут делаешь? Как твоя голова? — Выпил зелье. Решил прийти, чтобы ты не была здесь одна. Но, очевидно, никакой проблемы не было. Так что я пойду. Он выглядит таким расстроенным и разочарованным, что я почти сочувствую. Его можно понять. Очевидно, Свити не только Лили обвела вокруг пальца своим сахарным образом. Крис уходит, и Свити, выругавшись, бросается за ним. И вот еще одни отношения разрушены. Надеюсь, она и правда не чувствует к нему ничего особенного. Не хочу притворяться доброй феей, но, может, это и к лучшему: гораздо обиднее для Свити было бы расстаться с Крисом накануне его свадьбы. Я ловлю себя на мысли, что почти согласилась со своей матерью. Она искренне верит, что лучше не влюбляться вовсе, чем страдать после. Но страдают от ее решения все остальные. Я бы ни за что не отказалась от… На меня накатывает истерический смех. Я? Никогда бы не отказалась от Джеймса? Да я же именно так и сделала! Пожалуй, это первое, за что бы мной гордилась мама. Мой смех становится истерическим. Кэтрин и Тереза, стоящие неподалеку, оглядываются на меня, и я не сразу соображаю, что нужно прекратить. Все еще хохоча, я вываливаюсь в коридор подземелья. В сумочке нащупываю пузырек с зельем. Какая же идиотская у него побочка! Надо будет подправить рецептуру. И я все еще не понимаю, сколько оно действует. Я была уверена, что на вечер у Слизнорта мне хватит… Отойдя от дверей на несколько шагов, я подношу к губам флакон. Он вырывается из моих рук, разбиваясь о каменный пол. Я опускаю голову, изучая осколки, блестящие в черной луже зелья. И снова начинаю смеяться. — Мелани! Я оборачиваюсь на голос. Роза опускает палочку, направленную на меня. Так вот почему я такая растяпа! — Какого черта, Роза? — я пытаюсь разозлиться, но мне слишком смешно. — Что это за зелье? Пахнет шансийской валерианой. — От нервов. Мне дала миссис Люпин. Я вру, глядя прямо ей в глаза, но все портит подступающий смех. — Неправда. Я спрашивала у нее, приходила ли ты и выписывала ли она какие-нибудь лекарства. Ты у нее не была. Поэтому я спрашиваю еще раз. Что это за зелье? — Как староста школы спрашиваешь? — ухмыляюсь я. — Вот за той дверью пьют алкоголь, тебя это не смущает? — Спрашиваю, как подруга, — голос у нее остается строгим, но все же я слышу нотки сочувствия. — Тогда, как подруга, оставь меня в покое. Мне нужно идти. — В твоей комнате тоже больше нет зелья. Я все вылила. Я сжимаю зубы, сдерживая гнев и другие чувства, которые хотят вырваться наружу. — И что? Я сварю еще. А для Адриана сварю жидкий Империус, а для деда — какую-нибудь отраву. — Хочешь сесть в тюрьму вместе с Джеймсом? — Я хочу, чтобы… Я замолкаю, сглатывая колкий ком в горле. — Ты от меня отстала. Все вы. Оставьте меня одну. Я просто хочу, чтобы меня никто никто не трогал. Какого черта, Роза?! Что ты наделала? Я начинаю плакать, сама того не заметив. Из-за потока слез я даже не замечаю, как Роза подходит ближе, и дергаюсь, почувствовав ее руку на своем плече. — Ты все испортила! Мне надо было просто выпить чертово зелье, и все было бы нормально! Я бы тогда не чувствовала этого, не чувствовала! Я бы смогла ненавидеть себя. Просто ненавидеть, а не желать собственной смерти. Я бы снова вспоминала о Джеймсе и не чувствовала, как меня вспарывают — от живота до грудной клетки. Я бы могла просто… просто существовать. Хоть как-нибудь. — Я не сразу поняла, что не так. Но от тебя все время шел аромат шансийской валерианы. А ты сама ругалась на свечу, которую я привезла. Говорила, мы все уснем от ее запаха. Сначала я думала, ты пьешь какое-то снотворное. Но еще ты была слишком спокойна для… Я начинаю рыдать сильнее. Слезы глушат абсолютно все, и мне даже кажется, что они оказывают такое же действие как зелье. Онемение. Все внутри просто плачет и болит, и этот поток бесконечен до одурения. — Это успокоительное? — Это зелье… выключающее… чувства… — я захлебываюсь эмоциями и едва нахожу в себе сил, чтобы ответить. Все наваливается сразу. Я бегу от собственных мыслей, от чувств, от вины, для которой не существует слова, способного вместить эту муку. Я будто становлюсь воплощением этого слова — и оно разрушает меня. Беспомощность прожигает кожу, а боль — мне стыдно от того, что я не чувствую ее физически. От того, что никто не обвиняет меня, не бросает камни. Не знает, что это я уничтожила Джеймса. Я посадила его в тюрьму, я толкнула его в ловушку Адриана. И я не имела права избавляться от этих чувств. Я должна была наказать себя ими, чтобы хоть немного искупить вину. — И как ты придумала такую… хрень, Мелани? — она продолжает гладить меня по голове, и от этого мне становится только хуже. — Я не придумала. Это Саммер. — Саммер? — в голосе Розы недоумение. — Альбус рассказал… что она приняла… что-то и отключились чувства… — И это тебя не смутило?! — голос Розы взвивается, но она тут же продолжает спокойнее. — Господи, Мелани… — Это плохое зелье… Оно долго не… держится… Я сварила на первое время, когда даже думать ни о чем не могла. А потом с ним стало… так хорошо… Из меня вырывается уже даже не плач, а какой-то скулеж. Я уничтожила того, кого больше всего любила. Я не смогу это пережить. — Что ты наделала, Мелани? — Что ты наделала, Роза?! Я высвобождаюсь из ее объятий и бегу прочь по тоннелю подземелий, надеясь, что в конце него будет хоть что-нибудь.