Эфемерно
15 июня 2019 г. в 14:45
Примечания:
Гет, Постканон, Ангст, харт/камфорт.
— У вас же есть вещи для алтаря?
— И свечки?
— И разукрашенный череп!
Вокруг Диего неожиданно шумно, и он слабо усмехается, чувствуя лёгкую головную боль. Давно в его жизни не было праздника. И детского смеха тоже давно не было. Сестрица Мария старше него на тринадцать лет, и Диего даже не удивляет, что у неё уже есть внуки.
Семилетние близняшки Рейна и Эвита смотрят на своего, хах, дедулю, как на диковинную зверушку, обхватив за обе руки, пока он пытается разложить вещи.
Мексика известна за индейские памятники и традиции, и День Мёртвых — одна из таких традиций, перекочевавших из языческих верований в современный мир, сплётшись с христианством так естественно, будто так оно и должно быть.
Сам Диего осторожно достаёт фотографию в рамке, и обе девочки тихо задыхаются в восторге, произнося: «Она такая красивая!», заставляя его улыбнуться уголками губ, тихо радуясь, что из-за визора не видно его лица. Тогда бы даже их детских умов хватило бы осознать всю горечь, с которой он выдавил эту эмоцию из себя.
— Ну-ну, оставьте его в покое, — хмыкает голос за спиной, и Диего даже не оборачиваясь, знает, что это Мария. Её голос всё ещё мелодичный и громкий, со сладкими нотами, похожий на переливающуюся карамель.
— Но мы хотим помочь дяде Диего! — бурчат обе девочки. Сам Диего тихо хмыкает. При всей седовласости, ни у одной из них не поворачивается язык назвать его дедушкой. Ну надо же.
— Да, мы хотим помочь, он ведь никогда не праздновал День Мёртвых!
— Милые, ему сорок с лишним лет. И сам разберётся, — она ухмыляется и треплет по волосам, а сам Диего со спины чувствует запах её вишнёвого парфюма. — Лучше марш помогать матери.
Девочки, понурив голову, наконец, отцепляются от него, и он оборачивается, глядя на сестру. Её глаза, бордовые, похожие на разлитое вино, смотрят на него с пониманием и теплотой. Саму её ещё не тронула седина и, возможно, она выглядит даже моложе него. То ли смеяться с этого, то ли плакать. Впрочем, самому Диего всё равно.
Мария молча обнимает его, не задавая лишних вопросов, и он, сняв маску, так же не говоря ни слова, утыкается сестре в плечо.
Уехав из Буэнос-Айреса в пятнадцать лет с Марвином Гроссбергом, он обеспечивал своим сёстрам относительно приемлемое существование, сочетая работу в бюро с ещё несколькими подработками и учёбой.
Сейчас же старшая из этих сестёр помогает ему, даря своё тепло и заботу.
— Я всё подготовила для алтаря. Только выложи на него то, что тебе нужно, — тихо говорит она, целуя его в седую макушку. Диего благодарен. Правда.
За то, что она не задаёт вопросов. За то, что она так хорошо его понимает. Он правда скучал по этому.
Хотя и до сих пор считает, что не заслужил этого.
Он выходит с фотографией Мии к небольшому алтарю, на котором стоит всё то, что безумно любила Мия, от еды и до цветов, которые он ей дарил. И черепушка — её, как сказала Рейна, она сделала сама, своими руками, а Эвита потом разукрасила.
Рамка с её фото помещается в самый центр, а Диего садится напротив.
Он верит в духов, как верит в способности каждого члена семьи Фэй, и потому воспринимает этот малознакомый для себя обряд со всей серьёзностью и пониманием происходящего. Пусть он и не был в Мексике целую кучу лет.
После снятия визора он видит лишь расплывающиеся перед собой пятна огоньков свеч и чувствует какое-то расслабленное спокойствие.
Мия прямо сейчас рядом с ним, он уверен. Пока он смотрит на эти колыхающиеся пятнышки, он будто и правда может почувствовать, как её мягкие руки овивают его, и она прижимается к нему своим телом, и ему стоит огромной силы воли не отвлекаться от огня.
Ему кажется, он и правда чувствует нежность её кожи, сейчас такую эфемерную, но до боли, до слёз знакомую.
Он и правда чувствует, как её русые волосы щекочут ему нос, и почти что хочется чихнуть.
Он и правда чувствует, как она мягко касается губами его уха, а потом аккуратными поцелуями мягко передвигается к его губам. Его губы сухие, обветренные, а её — мягкие и полные, которые было так приятно целовать.
Он хочет обнять. Хочет закрыть глаза и раствориться в любви к этой женщине, но его останавливает лишь мягкий, родной её голос, отрезвляющий, пробирающий до дрожи в пальцах:
— Отпусти меня. Пожалуйста.
И этого хватает, чтобы он резко надел визор, полностью разгоняя возникшую иллюзию.
Всё те же свечки.
Всё те же цветы.
Всё то же блюдо с едой.
Всё тот же раскрашенный череп.
Всё то же фото.
А духа Мии уже нет.
— Дядя Диего! — он вздрагивает, слыша голос маленькой Рейны, бегущей к нему. Её каштановые волосы развеваются немного от скорости. — Мама попросила вас позвать!
Он смотрит на малышку и поднимается, слабо усмехаясь.
— Мне и в самом деле пора.
Он дует на свечи и, поднявшись, берёт девочку за руку.
Его ждут.