Актриса!..

Они не кричат друг на друга, но смотрят так страшно и убийственно, что лучше бы ругались и били посуду. Он натягивает ухмылку и старается не выпалить ей всё, что думает о её образе жизни, отношении к ситуации и этой чудовищной актёрской игре, которая не способна скрыть её страх и обиду. — Что значит, Ода не вернётся? — сквозь зубы спрашивает она, перестав сжимать губы в плотную линию. — А откуда в тебе это сентиментальное настроение? Как же твои пылкие речи о том, что мы тебе не нужны? Осаму наблюдет за тем, как она подлетает к нему в два шага с другого конца комнаты, как замахивается маленькой ручкой, как смотрит в его глаза и пытается сморгнуть слёзы. Дазай хватает её за тонкое запястье и толкает к ближайшей стене. Она шипит от боли, потому что ударяется довольно сильно, а затем поднимает взгляд и видит его грустные и злые глаза, в которых ясно читается дикое желание найти поддержку хотя бы в ней. — Я ухожу. — Скатертью дорожка.- цедит она сквозь зубы и чувствует, как он сильнее сжимает её запястье. — Скажи мне это на прощание.- его голос, почти умоляющий, уставший, плохо сочетается с тем, как сильно он сжимает её руку. — Сказать что? — она готова расплакаться, но почему-то держится и хамит ему. Не увидит же больше никогда-могла бы и признаться. Он наклоняется ближе, чтобы разглядеть, с какими эмоциями она так яростно скрывает свою привязанность. « Что ты меня любишь.» — шепчет он и отпускает тонкое запястье. Она не успевает себя остановить и бросается ему на шею, глотая ком в горле и молясь, чтобы он не почувствовал её слёзы на своей шее. Дазай даже забывает довольно хмыкнуть и прижимает её к себе так сильно, что она шумно и быстро вдыхает и слегка выгибается в спине, чтобы было не так больно. — Накахара тебя убьёт.- шепчет она и смотрит в стену. Как ей потом жить в этой комнате? — Плевать.- он уже даже не тянет слова. Только зарывается носом в её волосы, которые пахнут каким-то маслом на травах и… чаем? и делает шаг туда, где по его воспоминаниям три минуты назад стояла её кровать. Незаправленная, как обычно; одеяло лежит большим пушистым облаком где-то у стены; плед тихо и грустно одним углом смотрит на пол. Она хочет оттолкнуть его и уже дёргается, задевая ухом его нос.- Страшно? — Осаму ухмыляется и позволяет ей отстраниться, но придерживает её за талию, чтобы не ушла. — Нет.- она тихо выдыхает, смотрит в маленькое окно, сколь голубоватый тюль и добавляет.- Твоя смерть страшнее. — Тогда попрощайся со мной, — он медленно наклоняется чуть ниже и целует её в щёку.- так, — он зарывается левой рукой в её волосы, — будто я завтра умру. М? Она напрягается, её ладошка соскальзывает с плеча мафиози, ноги еле держат, несмотря на неимоверные усилия. Дазай улыбается, почти скалится и наматывает её волосы на кулак. « За это он меня не убьёт?» — шепчет, будто сам дьявол, но так аккуратно расстёгивает третью пуговицу её рубашки, что у неё мозги встают на место от такого контраста. « Спроси у него сам.» — сиплым голосом отвечает она и тут же кашляет, отворачиваясь влево. Дазай Осаму находится в её комнате уже полчаса и до сих пор не выгнан пинком. Удивительно и невероятно. Мафиози тихо смеётся и за подбородок поворачивает её лицом к себе, но она шумно выдыхает и легко скидывает его руки. — Уйди, Осаму.- он, конечно, не уверен, но, кажется, она плачет. — Если я покрашусь в рыжий?..- он не успевает закончить вопрос, потому что она резко закрывает лицо руками и всхлипывает. — Дверь слева.- скулит она и отворачивается к окну.- Уйди, пожалуйста, сейчас. — Одасаку бы не понравилось то, что ты сейчас делаешь.- он ещё пару секунд смотрит на то, как она напрягается и пытается не заплакать в голос.- Я всегда свободен для тебя. Забегай на досуге.- он хмыкает, подходит к ней сзади, всё так же легко целует в щёку и уходит, тихо щёлкая дверью. Ода улыбается ей и треплет тёмные волосы. Она, как котёнок, тянется за ласковой рукой так легко и незаметно, что никто почти не увидел. А вот Осаму уже скалится в предвкушении шуток над маленькой и злобной любимицей Чуи. — Ода-сан, а в чём прикол сигарет? — какие у неё доверчивые глаза. Дазай на минуту засматривается, не слушая, что ей отвечает Одасаку, видит только, как она смеётся и тянется за водичкой. — А тебя твой рыжий надзиратель не будет ругать за эти посиделки? — едко спрашивает Осаму, подпирая рукой щёку и игнорируя осуждающий взгляд Сакуноске. — Не будет.- в тон отвечает она. — Сразу накажет? — он тут же хмыкает, потому что чувствует лёгкий пинок от друга. — Может быть.- она открывает бутылочку водички и, хищно оскалясь, смотрит ему в глаза.- А ты бесишься, что не на его месте? Осаму ухмыляется и наклоняется к её лицу, когда она заканчивает пить под смущённый взгляд друга. « Я его когда-нибудь заменю.» — тихо-тихо говорит мафиози и большим пальцем правой руки убирает капельку воды с уголка её губ. Говорит так тихо, что слышит только она. Слышит и краснеет, отворачиваясь в сторону, даже не пытаясь скрыть от Дазая этот жест, отворачивается, к слову, в плечо Одасаку, который гладит её по голове и взглядом напоминает другу о том, в какой они компании. Осаму в очередной раз задаётся вопросом, почему она доверяет Чуе и Осадаску, а его от себя вечно пинает. Почему их она любит, а его ненавидит? Почему на Сакуноске она смотрит таким ласковым взглядом, а на него таким равнодушным? Почему Накахара получает от неё объятия при встрече и улыбки от уха до уха, а он-злобное шипение? Она быстро вылетает из своей комнаты и на минуту останавливается в коридоре. Чуя? Да, он всё понимает, но это он вряд ли оценит. Осаму? Ага, конечно! Он там спит и видит, как она прыгает к нему в объятия. — Уёбки.- шипит она и срывается с места куда-то влево. Осаму заходит в комнату и устало опускается на стул, смотря пустым взглядом на чашку чая, которую оставил сегодня утром. Ода, кажется, ненавидел этот чай. А она любит. Но это не точно. Дазай сам не понимает, почему пошёл именно к ней после вчерашней истории. Наверное, хотел заменить ей Одасаку. Но он не сможет, потому что она Сакуноске любила, а его ненавидит. Он слышит стук в дверь. Тяжёлый такой, злобный. Чуя бесится? Осаму медленно, лениво открывает дверь видит перед собой её. Красную, растрёпанную и запыхавшуюся. — Я люблю тебя.- выдыхает она. — Рей? — он так удивлённо смотрит на неё, а она так уверенно открывает рот, чтобы повторить сказанное, что оба в шоке. Обычно наоборот. Он внезапно улыбается и целует её, а она снова обнимает его так крепко, отвечая ему впервые за долгие годы. Осаму чувствует эту взаимность, которой так страстно желал все эти годы. Дазай как-то, не глядя совсем, закрывает дверь. Она тихо встаёт с кровати, бросая взгляд на часы, стоящие на столе, собирает свои вещи и быстро одевается. Надо закончить это всё тихо и незаметно, иначе Чуя убьёт Осаму. Хотя, если пустить слезу, может просто немного покалечить. Она смотрит с такой сказочной лаской на шатена, что тот, если бы только видел, понял бы, что все эти долгие годы едких замечаний-лишь гениальная актёрская игра. Она не сдерживается и подходит к нему, чтобы последний раз потрепать эти волосы и поцеловать в лоб. Так легко, невесомо и тихо… Она выходит, тихо щёлкая дверью, и крадётся по коридору до поворота направо, в свою комнату, чтобы там проплакать полчаса до прихода Чуи, который придёт будить её на пробежку. Она защёлкивает дверь и медленно сползает вниз, на пол, давится рыданиями, пытаясь плакать бесшумно, и закрывает глаза, но видит перед глазами Дазая. Того удивлённого и счастливого, которого видела вчера вечером; того самого Дазая, который с дьявольской улыбкой закрыл за ней дверь и боялся лишний раз коснуться её по первости; того, который получил то, что так давно хотел, а теперь навсегда это теряет. Кто-то тихо стучит в дверь, и она удивлённо и испуганно отскакивает, бросаясь к крану, чтобы умыться и скрыть эти красные глаза и щёки. — Давай поговорим.- голос Чуи неестественно тихий и спокойный. Настолько, что она даже открывает дверь и смотрит ему прямо в глаза, хотя раньше так не делала. — О чём? — Осаму тебя обидел? — без каких-либо церемоний рыжий заходит в комнату, закрыв за собой дверь, снимает обувь у порога и садится за стол на привычное место.- Я ничего ему не сделаю, если попросишь, только скажи мне правду, пожалуйста. Она смотрит на него пару секунд с напряжением, а затем садится напротив и начинает плакать, рассказывая сквозь слёзы, как он хочет уйти из мафии; как она боялась признаться ему все эти годы, которые гоняла его от себя; как он вчера заходил, а она не сдержала эмоций; как она не ожидала смерти Одасаку; как она не представляет, что теперь делать. Накахара снимает шляпу первой рукой и кладёт её на стол, постукивая пальцами левой руки по столешнице. Он старается принять тот грустный факт, что его маленькая Рей уже совсем не маленькая, что она может сама разбираться со своими проблемами, что она без ума от Осаму. — Что теперь делать, Чуя? — она всхлипывает и смотрит ему в глаза с такой надеждой, шмыгая носом. — А чего ты хочешь? — он аккуратно берёт её за руку, проводя большим пальцем по тыльной стороне этой маленькой ладошки. — Не знаю.- она вытирает слёзы свободной рукой и шумно выдыхает.- Хочу, наверное, чтобы он не уходил. — Хочешь, чтобы рядом был. Говори прямо.- он тихо хмыкает и замечает, как она напрягается и краснеет.- Ты же знаешь, я поддержу тебя, независимо от твоего выбора. — О нас с тобой ходит много слухов.- грустно улыбается она, смотря в угол, где стоит обувь Накахары.- Слышал? — Конечно.- рыжий вздыхает и ободряюще сжимает её руку. — Знала, что беременна? — Нет, ещё не слышала.- она тихо смеётся и кивает гостю на чайник. Чуя тянется свободной рукой ближе к чайнику и щёлкает кнопкой, пока его маленькая злюка достаёт чашки и пакетики зелёного чая. Они потихоньку меняют тему разговора, смеются, улыбаются и успокаиваются оба. Но она не забывает отой проблеме, которая сейчас спит в счастливом неведении, а Чуя не забывает о том, что ей срочно нужно помочь, иначе она тут откинется. Чудесно было то, что Мори ни о чём их не просил сегодня, а значит для Накахары не было нужды видеть Осаму, а для неё не было нужды прятаться от адского дуэта. В какой-то момент она понимает, что сидит, закинув на колени Чуи свои ноги и смеётся в голос с ужасно-пошлой шутки, а сам Накахара совершенно забывает о том, кто сейчас сидит рядом с ним. « Спасибо.» — улыбается она, резко убирая ноги с его колен и обнимая. Накахара пытается вспомнить, почему из всех тех учениц Коё именно она зацепила его, но ничего в голову не лезет, кроме той странной картины, где она, маленькая, двенадцатилетняя девочка, разливает чай с таким спокойно- уставшим лицом, оголяя правое запястье, а он, уже выбирающийся из-под крыла заботливой гейши, замирает в дверном проходе и смотрит на неё пару лишних секунд. « Не стоит.»-улыбается он, поглаживая её спину, и смотрит на их фото, которое стоит у неё на прикроватной тумбочке.- « Иди с ним, если хочешь. Я помогу.». Чуя собирает все свои душевные силы, чтобы сказать это спокойно и уверенно, но не получается совсем немного-голос дрожит на последнем слове. Она так и не отрывается от него и мотает головой из стороны в сторону, кусая губы. Какой бы глупой она ни была, оставить мафию и, главное, Чую она не сможет, потому что он с ней уже долгие пять лет, за которые они успели пережить так много, а Осаму так и не нашёл в себе сил нормально с ней поговорить, хотя она и сама в этом виновата. — Ты уверена? — он отстраняется, чтобы посмотреть в её глаза, и видит, как в уголках этих самых глаз собираются слёзы. — Конечно.- улыбается она и надевает его шляпу, изгибая губы в ухмылке.- Посидишь у меня ещё немного? — Шляпу отдашь- посижу, хоть до ночи.- он хмыкает и смотрит на неё так хитро, что ей становится не по себе. — А если не отдам? — она так же хитро щурится и обратно откидывается на спинку стула, закидывая свои ноги на его колени. — Не надо, Рей.- он улыбается и тянется за третьей чашкой чая. Она внезапно затихает и становится какой-то загруженной, задумавшись о чём-то своём, глупом и детском. Чуя улыбается снова, но уже более нежно, увидев это смущение и неловкость. Маленькая такая, но за пределами этой комнаты об этом никто не знает. Именно этот факт и радует Накахару: он чувствует себя особенным, избранным, единственным, кто достоин видеть её маленькие слабости и загоны. Чуя не помог ей, нет, вовсе нет. Он просто ненадолго оттянул этот страшный день, ужасный момент, когда она осознает, чего хочет, поймёт, как этого добиться. Она сейчас не думает о том, что когда-то, через пару недель, дней, лет, месяцев или даже минут, она захочет снова пойти к Осаму, захочет снова прыгнуть к нему в объятия, захочет снова задохнуться в этом осознании неправильности происходящего, в страхе, смятении и конечном и чётком в её голове: « Похуй!», захочет снова увидеть в его глазах удивление, смущение и восхищение, захочет снова получить Осаму. И Чуя это знает, и Чуя этого боится, и Чую это бесит и заставляет ревновать. Какое же раньше было наслаждение видеть, как резко уходит в себя Дазай, когда она радостно обнимает его, Чую, а не неудавшегося смертника; чувствовать, что она доверяет ему полностью, безоговорочно; знать, что в случае какой-либо душевной невзгоды она побежит к нему. Именно поэтому Чуя переживает-он боится, что она однажды оставит его, ради Осаму, который наиграется и оставит её одну, а она, Чуя на все сто в этом уверен, не сможет этого пережить-в ней попросту нет столько душевных сил. Осаму просыпается в каком-то странном смятении-вчера слева лежало что-то маленькое, немного тяжёлое, но забавное, щекотало ему шею и нос волосами и тихо сопело, а сегодня он ясно чувствует, что этого чего-то нет, собственно поэтому возникает логичный вопрос: где Рей? Дазай медленно, с явным усилием, приподнимается на локте и окидывает взглядом комнату. Стол, кухня, плотно закрытая дверь в ванную, его плащ, висящий на одиноком крючке, его обувь, его одежда около кровати, она вызывает у мафиози довольную улыбку, его чашка с недопитым чаем, его бинт… И ни одного предмета её гардероба. Осаму поначалу надеется, что она просто вышла по делам ненадолго и скоро вернётся, но за всё то время, пока он идёт в душ, одевается и завтракает, за всё это долгое время, она так и не приходит, и в душу мафиози закрадываются сомнения. Дазай не хочет этого принимать, он не хочет об этом думать, но тот факт, что она сейчас скорее всего, процентов девяносто вероятности, с Накахарой, что она не вернётся больше и даже близко не подойдёт к Осаму, этот факт, увы, неоспорим. И это делает ему больно, ведь потерять за два дня двух самых дорогих людей- самое страшное из всех зол, особенно с учётом того, что Одасаку и Рей были единственными дорогими ему людьми, и неизвестно, совершенно неизвестно, чья потеря страшнее, потому что Ода ушёл безвозвратно, навсегда, его уже не вернуть, и Дазай это принимает, с трудом и болью, но принимает, а вот Рей, вертихвостка маленькая, дала ему надежду, что выпрыгнет из-под тёплого крылышка Чуи и Озаки, была с ним так откровенна вчера, а сегодня оставила его так тихо, бесшумно и легко, что в голове не укладывается, что она ушла навсегда, остаётся надежда, что она ещё вернётся. Но тут уже возникает новая проблема-Дазай не знает, сможет ли он принять её, когда она вернётся? «А она вообще вернётся?» — спрашивает сам себя Осаму и чувствует, как совершенно уходит в себя. Он ещё не знает, что вчера, скорее всего, была их последняя встреча в следующие пять- шесть лет, что теперь они будут просто проходить мимо друг друга, но не видеть, не чувствовать этого. Хорошо, что Осаму этого ещё не знает-такая новость убила бы его, к его же великому счастью. Он с минуту смотрит пустым взглядом на недопитый чай и идёт к выходу из комнаты, прихватив с собой деньги и спички. Выходит он по непривычному маршруту-через дверь её комнаты, откуда слышит её громкий, заливистый смех и приглушённый, весёлый и тихий голос Чуи, который говорит что-то, что Осаму не успевает расслышать, поскольку не задерживается здесь долго. « Вот как…- думает он, выходя на улицу и чувствуя, как сердце болезненно сжимается.- И ведь не страдает совсем. Актриса!..». Ода любит Рей особенной любовью. Такой любовью, которая непозволительна в портовой мафии, но которую сложно сдерживать, глядя на такую маленькую и искреннюю Рей. Особенно сложно сдерживать эту любовь, когда девчушка сама приходит к нему, сама часто ищет встречи и сама спасает его от полного недоверия взгляда Чуи. Сакуноске не видит ничего плохого в том, что они общаются и как они общаются, скорее всего, потому что она для него, как ребёнок, младшая сестричка или подруга детства, с которой можно задушевно поговорить, обсудить проблемы, пошутить, посмеяться, как с Осаму, а он для неё-единственный-за исключением, конечно, Чуи, который для неё роднее всех на свете- кто понимает её, принимает её, на кого она может положиться и кому она может довериться. Накахара, к слову, который охранял Рей с двенадцати лет, ни разу не усомнился в том, что с Одасаку ей безопасно, именно поэтому отношения Рей и Оды совершенно особенные и нетипичные для портовой мафии во всех смыслах. Дазай же злится и ревнует каждый раз, когда она доверчиво сжимает рукав куртки Сакуноске, а не его в случае опасности, которая, несомненно, существует, но только в её маленькой, детской головке. Ода любит Рей, а Рей любит Оду, и им совершенно необязательно друг другу об этом говорить, потому что они оба это знают и без всяких объяснений, знают так же хорошо, как все в мафии знают о, несомненно, крепкой и дружеской связи между Накахарой и Озаки; о желании Осаму умереть; о том, что тот, кто тронет Рей, сразу попадётся в цепкие лапки Чуи и больше не выберется. И поэтому именно Сакуноске первым узнаёт о том, как она увлечена Дазаем, а Дазай-ей, хотя она сама ему об этом не говорит и ни словом, ни жестом, ни взглядом не намекает на это. Ода просто слишком хорошо знает её, он читает её, как книгу, а она этому не противится, потому что бесконечно ему доверяет. — Ода-сан, -она зовёт его тихо-тихо, так, что даже удивительно, почему он слышит её в этом городском шуме, пока они идут домой. — Да? — А что будет, когда ты…- она замирает и пытается подобрать слова так, чтобы не звучало слишком уж глупо, потому что она, Рей, вообще-то прекрасная замена Коё, как сама Озаки и выражается, а потому не должна позволять себе выглядеть слишком к кому-то привязанной. — Когда я, что? — в такие минуты он понимает Осаму, который ждёт-не дождётся, когда же она смутится. Единственным их различием сейчас становится то, что Ода это видит, а Дазай-нет. — Когда ты найдёшь себе девушку? — выдыхает она и, чувствуя, что ничего страшного не происходит, продолжает.- В нашем общении что-нибудь изменится? — Нет.-однозначно отвечает Ода и обнимает её за плечо.- Так же, как и в нашем общении с Осаму. Не бойся, Злюка. Он называет её Злюкой, а она, вопреки прозвищу, не злится на это вовсе, а даже чувствует себя особенной для этого загадочного рыжего исполнителя, слишком принципиального, по словам Чуи, который, даже доверяя Одасаку, ревнует страшно. Они общаются не так долго, как она общается с Чуей или Дазаем, но знают друг о друге так много, как никто другой. Поэтому Ода, умирая, на секунду задумывается о том, что не спас Осаму и Рей. Но вот за последнюю он боится больше всего, ведь Дазай сейчас перед ним и слушает его наставления, а вот она где-то там, под строгим взором Озаки учится красиво разливать чай, она не услышит и не узнает, что нужно бежать из мафии и сворачивать с этой дорожки в ад. « Накахара позаботится.» — думает он, сжимая пальто Осаму и вспоминая запах её лёгких духов. Просто Ода любит Рей, а она- его какой-то совершенно странной и особенной любовью. Она вспоминает Осаму, глядя на чашку чая, и её рука немного дёргается, отчего горячий зелёный чай выливается в сторону, прямо на её руку и колени. Она шипит от боли и резко встаёт, чем очень удивляет Коё, которая с каким-то смутным подозрением в глазах смотрит на воспитанницу. Что с ней? — Прошу прощения.- она смотрит на Озаки пару секунд, а затем опускает глаза в пол, но не потому что ей стыдно, а потому что она чуть не плачет. — Покажи руки.- строго просит, именно прости, что удивительно, Коё, неспеша подходя к ней.- Пойдём, я дам тебе мазь от ожогов. Они выходят в коридор и Озаки спиной чувствует, как её воспитанница поднимает глаза к потолку и смахивает слёзы. Коё хочет её наругать, но не может. Во-первых, потому что не смогла её уличить в этом недостойном поступке, а резко оборачиваться, особенно сейчас-неприлично. А во-вторых, Озаки понимает, что происходит с Рей, сама ведь такой была, а потому не станет её ругать-сердечко глупое ещё, потом сама всё поймёт. Озаки, как всегда, начинает разговор первой. Тихо и требовательно, как всегда, спрашивает, не болят ли руки; как так вышло; почему она сегодня такая сонная; откуда уже две недели появляются на лице Рей мешки под глазами; почему Накахара перестал игнорировать это прекрасное заведение. Рей же тихо отвечала, как всегда, что руки болят, но несильно; что так вышло, потому что она задумалась, но уже не помнит, о чём; что она допоздна читала, а книга была просто страсть какая интересная; что две недели по ночам она читает или смотрит фильмы, потому что мучает бессонница, при этом искусно умалчивая о причинах этой самой бессонницы; что Накахара просто чаще стал возвращаться домой этим маршрутом и решает заскочить к Коё, а заодно, коль уж пришёл всё равно, забрать её, Рей. Коё слышит, как всегда, ложь в половине сказанных Рей слов, но молчит, пока они не доходят до выхода на улицу. — Давай-ка прогуляемся? — Озаки слегка улыбается и делает шаг на улицу, оглядываясь на неё.- Почему не выходишь? — Я же в юкате?..- она как бы напоминает, уточняет и спрашивает разрешения. — Ничего страшного, я тоже.- ей становится одновременно спокойно и некомфортно от того, как лаского сейчас улыбается Коё.- Не переживай, мы недалеко.- она обувается и они выходят в темноту подворотен Йокогамы. Она идёт с лёгким чувством страха, но старается не показать этого чувства Озаки, старается держаться гордо и уверенно. Кто угодно поверил бы, что у неё всё хорошо, но Озаки на редкость проницательна и, к тому же, знает Рей просто прекрасно.- Кто он? — Что? — удивлённо спросила она, напрягаясь. — Кто этот негодяй лишивший тебя сна? — за шутливым тоном Коё скрывается намёк на угрозу. — Никто, Озаки-сан.- вымученно улыбается она и смотрит в глаза Коё.- Я сегодня попробую третьи таблетки от бессонницы. Надеюсь, помо-огут.- она зевает, не сдерживаясь, на последнем слове и на секунду отворачивается.- Всё, правда, хорошо. — Ты знаешь, — она останавливается и её глаза, скрытые под рыжей чёлкой, смотрят так нежно и понимающе, что Рей кажется, будто Озаки подменили.- я же тоже была, как ты. Давным-давно, но была. И я тоже была влюблена, как ты.- Коё улыбается, а она глотает ком в горле и силится понимающе и заинтересованно улыбнуться.- Нет ничего такого, что бы ты должна была сделать, — она так удивлённо смотри на Озаки, что та тихонько смеётся.-но тебе нужно решить, чего ты хочешь, оценить последствия и сделать один большой, общий вывод. Если ты, конечно, хочешь, чтобы всё закончилось хорошо. Уверена, Чуя мог бы тебе в этом помочь, так ведь? Она не выдерживает этого любопытного, испытующего взгляда и выпаливает быстро, как скороговорку: — Это и есть Накахара-сан!.. Она говорит это так быстро и с таким страхом, что звучит максимально убедительно. И Озаки верит, верит и удивлённо смотрит на воспитанницу. Ложь внезапно даётся ей так хорошо, что даже Коё, недоверчивая донельзя Коё, верит в это и уже думает, что теперь делать и как успокоить тихо плачущую девчушку. Они уже медленно идут назад, Рей перестаёт плакать и думает, куда деть красные глаза, а Коё находит оправдание всем долгим встречам своих двух строптивых воспитанников, когда в их сторону весело направляется Чуя, позвякивая пакетиком с интересным содержимым. Он сегодня так хорошо провёл этот день! Нужно обсудить это с ней. Только вот он совсем не понимает, почему она плакала, а Озаки так обеспокоено на него смотрит. — Ты закончила? — он старается игнорировать это плохое предчувствие и вежливо кивает Коё, ожидая, когда Злюка-Рей отправится переодеваться. — Иди, собирайся домой.- Озаки старается не выдать перемены в своём настроении и отправляет её с таким же беспристрастными лицом, как и обычно. Они идут в какой-то давящей тишине, прерываемой короткими вопросами и фразами о прошедшем дне. Чуя уже успевает несколько раз забыть, что же он так хотел ей рассказать, а она думает, стоит ли говорит ему о сегодняшнем разговоре с Коё. Накахара видит, как она несколько раз за двадцать минут набирает в лёгкие побольше воздуха и открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает, потому что… Боится, наверное. — Откуда ожоги? — он хотел спросить позже, когда они дойдут до дома и сядут поговорить в спокойной обстановке, но сейчас понимает, что спросить надо. — Чай пролила.- она прячет глаза и старательно игнорирует его испытующий взгляд.- Задумалась просто, рука ушла совсем не туда и… И вот. Он недоверчиво косится на её покрасневшие руки и продолжает допрос: — А о чём задумалась? — О вечном.- она вымученно улыбается и смотрит ему в глаза. Накахара читает в этом взгляде страшное нежелание продолжать говорить на эту тему, и именно это заставляет его задать ещё один вопрос. — О вечной любви? — Нет.- она усмехается и убирает волосы с лица.- Давай дойдём сначала, я не хочу говорить об этом на улице. Когда они заходят к ней, Чуя по-хозяйски лезет в шкаф с посудой, а она достаёт бутылки и роется в холодильнике. Тихо. Она так боится ему сказать о том, что за страшную ложь сегодня услышала Озаки. — Так что там с вечной любовью? — Накахара нарушает тишину первым и она прикусывает язык. Вроде бы и хорошо, он ведь облегчил задачу, но… Но теперь не отвертеться. — Коё-сан думает, что моя любовь-ты.- она старается сказать это максимально спокойным голосом, но понимает, в какую глубокую задницу она вгоняет их обоих. — Почему? — Я соврала.- она поворачивается к нему и смотрит на него такими испуганными и извиняющимися глазами, что Чуя не может даже подколоть её.- Я боялась, что она узнает про Осаму и… — Придумаем что-нибудь, не бойся. Но она боится. Боится, потому что понимает, что кто-то в мафии знает о её слабости; потому что это бремя для Чуи, которому теперь придётся ещё тщательней за ней приглядывать; потому что это просто ужасно-врать о таких вещах, да ещё и впутывать туда друзей, которые хотели бы для неё явно не этого. И всё это будет расти и развиваться, пока не превратится в один большой ночной кошмар для неё, а всё потому, что она побоялась произнести имя Осаму, побоялась не сдержать эмоций, побоялась вспомнить о нём. Глупый детский страх внезапно кажется таким мерзким и отвратительным, что хочется вернуться на час назад и ударить себя за те слова и удержать эмоции в узде, но она не может. Она здесь вообще ничего не может. Она теперь может только страдать по Осаму и бояться каждого шороха. Накахара забирает у неё из рук бокалы, потому что боится, что она их разобьёт и чуть ли не за руку ведёт её к столу, а она только чувствует, насколько же у него холодные перчатки, насколько её голым плечам сейчас неприятно. Ей неприятны его руки, хотя она очень хочет уткнуться к нему в плечо и поплакать. — Не трогай меня, пожалуйста.- шепчет она и дёргает плечом, садясь за стол и поджимая ноги.- Прости. — Всё хорошо.- он улыбается и двигает к ней бокал.- Сегодня был очень забавный случай. Тебе понравится. Он рассказывает что-то странное и она тихо смеётся в сторону, но помнит о том, что натворила и не может расслабиться, а Чуя боится предположить, как теперь реагировать, потому что она его совсем не любит. Она любит Осаму, который так легко отказался от неё, отказался от её чувств, от своих, отказался от возможности вытащить из этой гадости их обоих, хотя никогда особо и не боролся. Накахару это злит. Какого чёрта она так любит Осаму? Он ведь ничего не стоит, он просто в один точечный момент выпросило у неё любовь, вынудил её признаться, сломал её и ушёл, даже не предложив уйти с ним. — Я хочу уйти от этих мыслей о Дазае.- признаётся она после минутной тишины.- Но не знаю, как. — А я знаю.- она резко поворачивается к нему с такими полными надежды глазами, что Чуя не хочет говорить.- Тебе не понравится. — Пожалуйста.- в уголках зелёных глаз собираются слёзы, а голос так и дрожит. Он сидит как раз так рядом, а она с таким милым лицом смотрит на него, что Чуя ломается, плюёт на всё, что до этого казалось таким неправильным, берёт её лицо в свои ладони, тихо наклоняется, слушая, как она на секунду перестаёт дышать, и целует её. Так легко, нежно, но требовательно, что она от шока, отчаяния или желания, не отстраняется и даже отвечает ему, так же аккуратно и медленно, чтобы иметь возможность прекратить это, если надо будет. Но они оба знают, что прекращать не нужно; знают, что так правильно, хотя на первый взгляд так не кажется, а думается даже наоборот. « Он всё ещё здесь.» — дрожащим голосом шепчет она и двигается ближе к рыжему и скидывает его шляпу. « Хочешь, прогоню?» — он притягивает её ближе за талию и кончиками пальцев проводит по спине. Она тяжело вздыхает, они смотрят друг на друга, оторвавшись ненадолго, он легонько почёсывает её спину около изгиба талии одной рукой, а второй перебирает волосы… Наконец она шумно втягивает носом воздух, что-то для себя принимает и шепчет, смотря в его голубые глаза: «Хочу.», и сама тянется к нему, сама ластится, как кошка, которую давно никто не гладил, а он уже думает, что это всё не так плохо, ведь он так этого хочет, а она так хочет забыть Осаму, что это то, что решит проблемы обоих. Накахара проводит рукой по её плечу, и её кофта, в которой она грелась дома, сползает и снова оголяет её плечи, и она ловит себя на мысли, что руки Чуи, конечно, жгут кожу, но ничего неприятно не несут, а даже напротив…