Второй шанс

      — Грабитель уже хотел присвоить себе ее сумочку, как тут появился я, — Майлз откидывается на стуле, но тут же напрягает спину, чтобы оторваться от спинки, заглянуть в голубые глаза. Расплывающиеся губы показывают идеальную улыбку — недавнюю работу местного стоматолога. — Из тени закоулка, как самый раскрутой супергерой, что даже Нуар-паук нервно курит в сторонке от того, как я выглядел!       Приподнятые брови — как заинтересованная реакция. Он разводит руками, сжимает их в кулаки, думая, что так сможет полнее передать всю эпичность атмосферы на вчерашнем патруле, и подводит историю к самому накалу страстей — к супер-геройской фразе супер-появления его супер-вечера.       — Я позволил ему впасть в ступор, узреть меня, и даже дал секундочку на то, чтобы понять, как сильно он попал, а после — вышел на свет и сказал крутое…       — «Привет»? — перебивает его она и скатывается в заливистый смех, ломая весь уровень напряженности, который он возводил шаг за шагом последние минут пять.       — Ну тебя, — буркает он, жалея, что на нем нет его любимой толстовки с капюшоном — натянул бы до самого носа, и отводит в стыде глаза.       Пусть прошло два года с момента их столкновения в школе, как он зацепился из-за нервяка — чертов пубертат! — за ее волосы настолько крепко, что пришлось обрезать под корень, пусть они успели подружиться и спасти вселенную, а сама Гвен до сих пор продолжает носить выбритый висок и ассиметричные передние пряди, Майлзу до чертиков стыдно за тот случай!       — О-о-о, наш малыш обиделся? — Гвен наигранно делает грустно-сочувственное выражение лица, и уже через секунду — откидывая, разумеется-случайно-совсем-не-думала-издеваться, прядь назад — прыскает заново, постепенно заражая этими нотками дружественных подколок и остаточных странных, но приятных воспоминаний, и Моралеса. — Да ладно тебе, Майлз…       Она продолжает вещать, подпирая щеку кулаком и откидываясь вглубь игрового кресла, которое урвала в Икее по акции за сущую безделицу, по-прежнему светлая и немного ироничная, а он не может оторвать от нее глаз теперь уже без толики постоянного смущения. Загорелая кожа от недавнего отпуска на Бали («Гвен-паук же может позволить себе немного отдохнуть?»), светлые волосы, с одной стороны щекочущие очерченные ключицы, и белая майка, которую Майлз не позволяет себе разглядеть тщательнее.       После их совместных приключений и «адового коллапса в Нью-Йорке», как его прозвали местные, прошло два года, все паучки разбрелись по своим вселенным, обретя счастье в лице близких и родных, и Майлзу даже начало казаться, что на этом все, командная работа подошла к концу. Как спустя пару месяцев Пенни явилась словно снег на голову с гениальным изобретением собственного производства — флешкой, позволяющей в рамках одного компьютера соединиться с точно такой же флешкой в другом измерении.       «Привет, скайп», — комментирует Гвен, впервые оказываясь в видеоконференции со всеми участниками Спайди-команды за исключением, разумеется, Нуар-паука (тому Пенни пришлось настроить целый стационарный телефон; и пусть они его не видели, но слышали. И стоило ему подать голос, как все вокруг буквально наполнялось атмосферой эффектно-красного на черно-белом).       Пенни пускается в пространственные обсуждения, что состав флешки практически исключает возобновление коллапсов, что она изучила все возможные варианты перемещений без последствий для путешествующего и вселенной, куда он попадает, но оказалось, что такой вот способ общения — чуть ли не единственный, которым они действительно могут пользоваться на постоянной основе. Небольшой коллайдер, который она воссоздала, чтобы передать каждому паучку свою флешку, подарил ей бессонницу и бесконечные головные боли на протяжении нескольких недель.       «А ведь это была всего пара секунд нахождения в чужом мире. Кто знает, что будет, если мы задержимся на дольше», — и пусть тема с воссоединением затухает практически сразу же, а Майлз с Гвен поддерживают Пенни, говоря, что она — большущая молодец, что они будут хранить эту возможность. Однако, оставшись наедине, понимают, что все — намного хуже, чем они надеялись.       В особенности — после внезапно открывшегося портала между их измерениями и искреннего поцелуя в нью-йоркской ночи.       Майлз не особо понимал, как Гвен это удалось, да и не особо хотел вдаваться в подробности, но когда она неожиданно появилась в кольце из мерцания, светопреставления — вся такая сияющая и явно что-то задумавшая — а потом, после недослушанного ответа на вопрос, протянула к нему теплую, настоящую руку и рванула на себя, впившись в губы своими, его вообще перестало волновать что-либо.       Они думали, что это — второй шанс, подаренный свыше, что, будучи одинокими в своих мирах, они нашли уголок — соприкосновение их вселенных, где могут быть откровенными и честными с кем-то и самими собой в частности — но реальность растоптала все надежды.       «Майлз, мы уже это обсуждали», — с досадой и раздражением, едва ли не огрызаясь, говорит ему Гвен через экран монитора — Пенни наказала пользоваться «их» методом, искренне сожалея о том, что повторные поиски лучшего способа соединить друзей и кажется-нечто-большее, ни к чему не привели. — «И Пенни неоднократно говорила, что это опасно для твоего мира», — она не берет в расчет, что перемещаясь, может погибнуть сама, нет, настаивает, что опасность грозит лишь ему, а этого она уж точно не переживет. — «Что год-два последствия могут быть не так заметны, но, если мы не хотим завести детишек, которые одним чихом устроят апокалипсис, нам стоит…» — она прерывается, чтобы глотнуть воздуха, в глазах обоих начинает щипать. — «Прекратить… это все… прекратить… пытаться».       С каждой попыткой произнести фразу полностью, без рваных передышек, Гвен все сильнее сжимается в кресле, завешивается светлыми волосами и прячет аккуратные пальцы в кулаках, тогда как Майлз — растекается лужей по стулу, заполняясь апатией. Разумеется, в голове возникают рассуждения, все не могло было быть так просто и безобидно, и, конечно же, оно не могло закончиться именно там и именно так, после просьб о прекращении, остановке начинающихся отношений — они попросту не могли, оказавшись друг к другу максимально близко, душевно растворившись друг в друге, внезапно перестать общаться, втайне надеяться.       Гвен по-прежнему является первой в списке по частоте переписок и звонков; и, даже приходя полностью убитый после дополнительных занятий по биологии и математике, после ночного патруля он не может не потратить минуту, чтобы услышать несколько длинных гудков, тихое «Да?» и пожелать спокойной ночи. Возможно, Майлз бы уже через неделю перестал доставать ее поздними звонками, если бы однажды, не дождавшись исполнения маленького ритуала, Гвен не набрала ему сама. Пусть причиной молчания стало огромное количество домашки, с которой адекватный человек не справится, не свихнувшись на полпути, Майлз внезапно понял, что даже спустя год после того, как они порвали, ни он, ни она не смогли друг друга отпустить.       И это неправильно — жить вот так, «на две вселенные». И к какому-то садомазохистскому счастью, Гвен это тоже поняла, и уже через две недели рассказала, что нашла отличного парня, который не в зуб ногой, кто она такая, но он «явно заслуживает внимания». А когда Майлз уже готов был хлопнуть крышкой ноутбука от ревности и злости, от того, с каким воодушевлением и ноткой новой влюбленности она рассказывала обо всем этом, не щадя его, она внезапно объявила, что это… он сам.       «Младше на год или больше, неуклюжий, впервые столкнувшийся с пубертатом и едва не повторивший твое феноменальное «Привет» посреди коридора, как это было у нас», — она рассказывает, и ее губы не могут перестать растягиваться в улыбке. Она смотрит перед собой, явно вспоминая, как это было тогда, как это есть сейчас, понимая, что они практически идентичны, и что в этом действительно состоит их выход. И Майлз не смог ее не отпустить.       Это было больно, страшно и морально убивало. Майлз мучился, не мог нормально и соображать, но каждый раз, встречаясь с Гвен в скайпе и слушая о том, как ей хорошо с ним, как ему в той вселенной повезло с этой потрясающей, смелой и веселой девушкой, он постепенно смирился и словил определенное удовольствие: не каждый парень получает возможность выслушивать от любимой девушки о том, что он отвратительно жует, или неправильно произносит слово «круассан» — и все в максимально легкой атмосфере.       «Забей, он просто придурок», — делится он мнением, жуя мороженое столовой ложкой из огромной банки.       «Он — это ты», — напоминает ему Гвен, и он останавливается на секунду.       «Я придурок», — после чего продолжает орудовать ложкой. Она усмехается, по привычке щекоча длинной прядкой щеку, и разговор возвращается в прежнее русло, полное дружеских переживаний, шуточек и извечных подколов на тему «Привет».       — Майлз! — внезапно-невнезапно Гвен вырывает из воспоминаний. — Ты меня слушаешь вообще?       — А? — он слизывает с губ остаточный привкус мороженого из прошлого. — Прости, отвлекся.       — Небось, опять с Ганке всю ночь гоняли в Мортал комбат? — она отклоняется сначала назад на кресле, что-то выискивая на столе или рядом с ним, но после наклоняется вперед. Слышится шелест бумаг и звук падающей пустой банки из-под кока-колы. — Майлз тоже зачастил — настолько, что мне порой кажется, будто сервера в онлайн-играх из наших вселенных пересекаются, и болото из ММОРПГ становится еще больше.       Наконец она находит серебристый джойстик, надевает наушники с кошачьими ушками на ободке — тренд, мимо которого не прошел ни первый Майлз, ни второй, который и подарил ей их, — а сам он замечает время и то, что ему необходимо идти. Гвен же наверняка сегодня никуда не собирается.       — И это говоришь мне ты? — он улыбается, вставая со стула и начиная складывать из примерно-похожего-на-гвеновский, холостяцкого свинарника учебники в портфель. — Кажется, кто-то давно не смотрелся в зеркало, мисс я-надеру-тебе-задницу-на-твиче.       — И не только на твиче, — заверяет она, а он и не спорит, закидывая рюкзак на плечо. — Препод по логистике заболел, но я не унываю и восполняю все пропущенные лекции путем построения сложных логистических сценариев, добычи провизии, а также накопления денег, попутно отбиваясь от конкурентов.       — Значит, Дота? — он касается пальцами крышки ноутбука, не в силах, как обычно, первым отключиться или прервать диалог.       — Ага, — она хмыкает, поправляя микрофон и в несколько кликов запуская трансляцию. — Вечером расскажешь, как спалось на биологии.       — Обязательно, — последние секунды легкой улыбки, и он опускает крышку ноутбука, еще немного слыша ее голос, уже обращенный не к нему, и все затихает. Комната тут же перестает казаться какой-то очаровательной: стены высветляются, не пропитанные больше геймерскими заскоками и фразочками, которые поймет только собрат по катке, а воздух перестает быть затхлым, наполненным чем-то жизненно важным — словно открыли нараспашку окно, когда Майлз еще не надышался вдоволь.       Он оставляет флешку в компьютере — всегда готовый к тому, что откуда-то извне ему черканут сообщение о том, что очередной кто-то там — «мудак, он завалил нам весь рейд!» — не боясь, что заинтересованный в технологиях Ганке вдруг ее возьмет на изучение, и запирает дверь на ключ.       Разумеется, Майлзу хотелось остаться и посмотреть, как Гвен надирает всем задницы, но понимает, что ни к чему хорошему это не приведет: во-первых, это покажет ему и миру, что он окончательно и бесповоротно обречен быть маньяком, а во-вторых, он спрашивал Пенни: флешка работает только как скайп — с ее помощью подключиться к другим серверам, а тем более — стриминговым сервисам с кучей народа — невозможно. А ведь он еще хотел сделать это анонимно, потому что смотри «во-первых».       Так и живут — она играет на пару с Майлзом, катается с ним на Бали, а он все мечтает посмотреть на это одним глазком. Не на их покатушки на острова и обратно, нет, конечно. На игру.       И как она размазывает его в Мортал комбат. Но увы.       Майлз спрыгивает с последней ступеньки, поправляет рюкзак.       «Не пробовал и себе подружку найти?» — на удивление с простой банкой газировкой, а не пивом, спрашивает его как-то раз Питер Б. Паркер. И вроде бы непрямой совет о том, что Гвен необходимо отпустить или найти до чертиков похожую ее-же-саму в своей вселенной, но Майлз отмахивается: чересчур много домашки, постоянное патрулирование и еще этот дурацкий пубертат, никак не отстанет. — «Понятно… налицо страх облажаться перед девчонкой. Тебе же не в первой, так чего боишься?»       И именно этот вопрос заставляет натянуть капюшон до самого носа в момент обсуждения и потянуться к несуществующим тесемкам не-надетой толстовки прямо сейчас. Майлз усердно мотает головой в попытке вытряхнуть весь стыд и скромность, что врезается в прохожего и извиняется с запозданием.       И тем не менее, как бы ему ни было неловко за тот разговор и непрекращающееся на протяжении недели «Да ладно тебе, еще одну девчонку обстрижешь, подумаешь. Будем считать, что ты задаешь моду на женские прически!» — наличие некоторых эмоциональных и физических перегрузок в его жизни присутствовало, даже, в некотором роде, зашкаливало.       После того, как Питер Паркер из этой вселенной умер, а Майлз смотрелся еще недостаточно весомо как сторонник добра, все подпольные крысы, все самые мелкие и оттого противные, жадно-алчные люди повылезали из своих нор, что впору было вздернуться на своей же паутине. Разумеется, у него были союзники в лице тети Мэй, ставшей некоего рода Брюсом Уэйном для Терри МакГинаса — наставником и оператором на патруле — Черная кошка, оказавшаяся едва ли не в два раза его старше, при этом постоянно «невзначай» притягивающая его за щеки к округлой груди и тем самым смущающая до чертиков, и многие-многие другие герои. Даже другой Питер, вновь женившийся на ЭмДжей и подаривший Моралесу такой ответственный титул как «дядя Майлз» в глазах его годовалой дочери, не мог похвастаться напарником в виде… самой Мэри-Джейн.       После ареста Кингпина, один из его подручных решил вытащить наработки Оливии Октавиус (к слову, тоже взятой под стражу) из-под завалов, и устроил пятибалльное землетрясение, в ходе которого погибло около пятидесяти человек, из них — пятеро детей. Решив, что необходимо окончательно завершить то, что погубило ее мужа, и что новичок-Майлз не справится в одиночку, она на несколько дней стала Женщиной-пауком, облачившись в красно-синее трико. После того как планы были остановлены, а финальный выстрел не был совершен из пистолета в ее руках, она решила уехать из Нью-Йорка, и Моралес ее больше не видел.       Пара звонков, множество событий, наслаивающихся одно на другое, и постепенно мысли о том, что может делать в данный момент вдова бывшего Человека-паука, видя новости о нынешнем паучке, выветрились из его расписания. Майлз погряз в неповторяющейся рутине жизни супергероя, и не сказать, что как-то был недоволен или огорчен — ради всего святого, он даже с Ником Фьюри сфотографировался, но позже тот проник в его мобильник через сервера Щ.И.Т.а и удалил фотографию! И все можно было бы обозначить как «прекрасно», если бы не одно постоянно маячащее светловолосое и голубоглазое «но».       — Ай, — нечаянно толкают в плечо его, но извинение уже вертится на языке, как… она поднимает на него глаза.       — Извини, я что-то неуклюжая сегодня. Вроде бы должна была привыкнуть к переездам, а все равно трясет как малолетку, — ее губы разъезжаются, показывая ряд белых зубов с очаровательной щербинкой. Она хмыкает на свою же фразу, заправляет прядь светлых волос и вроде бы не ждет дальнейшего развития диалога, да Майлз и не в силах ей что-либо сказать.       Только таращится как очумелый на то, как знакомые короткие черные ногти мелькают меж белых линий, немного царапают раковину уха, как накрашенные ресницы прикрываются, но не делают взгляд пошло-томным, как это встречается почти у всех его одноклассниц. На левом запястье виднеется фенечка, потертая временем, но связанная с любовью к дорогому человеку, а от локтя и вниз, до самых носков, облаченных в голубые балетки, переливается в серо-черной гамме форма академии, которую он никогда не ожидал увидеть на высоком (на пару сантиметров выше него самого), подтянутом и при все этом аккуратно-компактном теле несостоявшейся балерины.       Она видит его заминку, его ступор и полный провал, решает про себя, а после — вслух, что он наверняка тоже новенький, и это в какой-то степени их связывает, и прощается короткой фразой, брошенной через плечо. Он еще долго ловит эхо ее голоса, шагов и сладко-теплый аромат духов, который зазубрил, заучил наизусть.       Майлз не досиживает и первой пары, отпрашивается под предлогом «болит все, что может и не может», слетает вниз по лестнице, чуть не сваливается кубарем вниз, где случайно-неслучайно стоит она, и вновь делается придурком.       Как-то само получается не то улыбнуться, не то булькнуть что-то неразборчивое, почесать затылок и, как только она обернется на новую одноклассницу, стартануть до дома без особых передышек и желания пропускать машины на красный.       Он игнорирует лифт, хотя успевает несколько раз в нарастающей истерике и панике нажать на кнопку вызова, пинает дверь и взлетает по ступенькам вверх, едва ли не пропуская собственный этаж, роняет на полпути до их с Ганке комнаты портфель, хочет забить на это и побежать дальше, да только, стоит дернуть ручку запертой двери, возвращается, сгребает в кучу все, что расползлось и развалилось, чертыхается, роняет ключи и не может несколько раз попасть в замочную скважину. Все вокруг плывет, переливается и при том — резкость то выкручивается на максимум, то падает внезапно до нуля, делая обход минного поля из коробок от вчерашней пиццы, кучи учебников, разбросанных носков и массы чего другого, коротким наброском фильма «Пол. Особо опасен».       Майлз валится на стул, включает ноутбук, и сразу же набирает Гвен, даже не представляя, как, с каким видом и вообще с чего начнет ей все объяснять, рассказывать. Паника достигает затылка и глотки за пару долгих гудков; немного попускает, когда он слышит знакомый голос, как она кому-то там на задротско-японском говорит, что ей нужно отойти, и искренне удивляется, когда обнаруживает его — перевозбужденного и все еще застопоренного Майлза.       — Я только что встретил девушку, — только и выдает он, сквозь сцепленные зубы, весь напрягшийся, что ладони влажнеют, оставляя следы на светлых брюках.       — Оу, — и не сказать по реакции, тому, как она округляет рот и ставит на стол локти, что Гвен горит желанием услышать продолжение истории. — И как она? Надеюсь, ты на нее не пялился так же, как на меня сейчас. Это стремно.       — Нет, наверное, — он моргает, лишь сейчас осознавая, как должно быть странно выглядит. — Я не знаю, не помню, это все так странно. Паучье чутье должно было сработать при виде нее, как это было с тобой или как это было в прошлом, но здесь абсолютная тишина, Гвен! Она подошла ко мне так внезапно, что у меня не было времени сориентироваться и сказать ей что-то умное…       — Надеюсь, ты не повторил провал с «Привет»? — искренне волнуется она, округляя глаза — светло-голубые глаза — почти такие же, как и у нее.       Майлз мотает головой.       — Мозгов даже на это не хватило.       — Скорее, наоборот — было в достатке.       — Просто ступор, Гвен! — нападает он на нее громким басом, впивается пальцами в корни волос и откровенно не знает, что делать теперь. — Я такой дурак, облажался!       — Ладно, Майлз, спокойно, — прерывает она его сокрушения, все еще не понимая, что такого могло быть в этой незнакомке, чтобы из легкого на подъем, вроде бы разумного парня сделать безмозглое бревно допубертатного периода. — Выдохни, расслабься…       Он повторяет за ее советами команды — набирает в легкие побольше воздуха, в силах захлебнуться нахлынувшей волной, пульсирующей в венах и висках, задерживает дольше положенного, кашляет, все-таки захлебываясь и повторяет заново, в надежде, что не рухнет в обморок прямо здесь и перед ней, иначе это будет полный и бесповоротный провал, провал всех провалов, супер-провал, абсолютный провал, возведенный в абсолютную степень, провал всех вре…       — Майлз! — он дергается от крика. Гвен окончательно спустила наушники с кошачьими ушками на шею и, вцепившись в стол ладонями, откровенно-испуганно смотрит на него с экрана ноутбука, слабо расплываясь по краям пикселями. — Ты меня пугаешь! Мне стоит открывать портал?       Внезапный вопрос отрезвляет. Он немо воззряется на нее, да и она понимает, что спросила лишнего — с самого их разрыва и наказа Пенни никогда не использовать новообретенную способность Гвен к открытию межпространственных порталов, чтобы повидаться, они не заикались, чтобы не сделать себе больно. А тут она предлагает — девичье горло дергается, сглатывая настояния — нарушить правила, пострадать, но оказаться рядом, чтобы поддержать его.       — Н-нет, Гвен, я в порядке, — заверяет он ее тут же, ненадолго затихая и опуская глаза, чтобы не видеть ее лица, как изгибаются светлые брови, а напряжение с ее голых плеч снимается. — Просто это действительно было неожиданно, и я растерялся. Не знаю, что делать.       — А я не знаю, что представлять! Ты — Человек-паук уже не первый год, Майлз, и видеть тебя вот таким, как минимум, странно, — выпаливает она, пристыжая его и одновременно с тем окончательно приводя в чувства. Майлз скрещивает лодыжки под стулом и поджимает пальцы ног, чувствуя, как уши начинают гореть, но поделать ничего не может — Гвен настроилась на раздачу подзатыльников в меж-вселенном состоянии. — Что же это за девушка такая, что смогла довести тебя до состояния половой тряпки, которой протерли дважды пол?       — Такой же стекающей вниз под стол? — он кривит рот в усмешке.       — Такой же влажной и противной, — припечатывает она, удобнее устраиваясь в кресле, садясь по-турецки. — Я жду рассказа, Майлз, не тяни.       И как об этом сказать? Прям вот так, прямо и не скрывая его мозгов, пошедших набекрень от того, как внезапно во второй раз она появилась перед ним, хотела дернуть за рукав, когда он пролетал на реактивной тяге мимо, да обошлась одним окликом, стоящим ему небольшого инфаркта?       — Эй, и снова ты, — она улыбается — немного скромно, но все же дозволительно, чтобы увидеть вновь очаровательную щербинку меж передних зубов. — Я в первый раз так быстро убежала…       «Только не касаться ее плеча, не касаться», — его пальцы то разгибаются, то сжимаются обратно в кулаки, постепенно теплеющие и мокреющие от стресса. Он даже не хочет представлять, каким мокрым и неопрятным наверняка выглядит, но она словно этого не замечает, переводя взгляд откуда-то с пола, неясный, на него, после этого светлеющий. Фенечка красно-черных цветов маячит у него бенгальским огнем, прижимается к небольшой папке с копиями документов для поступления, при тщательном рассматривании ворсинок — растраивающаяся, и окончательно расплывающаяся за границы сознания, когда аккуратная ладошка приближается к нему в коротком жесте.       — Ее зовут, — Майлз сглатывает, ощущая, как слюна становится поперек горла, а все мысли, давящие на мозг изначально паникой и стрессом, преобразуются в нечто воодушевляющее и не верящее, будто в сказку попал.       — Приятно познакомиться с тобой, Майлз, — щебечет она необычно легко, в некотором роде даже мягко. — Меня зовут…       Он поднимает на монитор глаза, видя перед собой не один, а сразу два абсолютно одинаковых взгляда, и разлепляет высохшие губы.       — Гвен Стейси.