Конец игры

      Камера была небольшая, шага на три-четыре. Можно было пройти в один угол, в другой, приложить руку к стене, прислушаться — и в конце концов отойти и сесть на свое место. Кто бы ни был рядом, он его все равно не услышит. Здесь, в камерах смертников, отличная звукоизоляция.       — Что, Лайт, заскучал?       Лайт вздрогнул и обернулся. Рюк. Ну конечно.       — Не подкрадывайся так, — бросил он, отводя взгляд.       Говорить сейчас с богом смерти ему не хотелось. Но тот не отставал.       — Считаешь дни до того дня, когда тебя убьют? Подумать только: Кира закончит свои дни на эшафоте, а преступник продолжит свою деятельность. И где же тот новый мир, который ты обещал мне показать?       Лайт промолчал. Рюк был прав, но признавать это не хотелось.       — Они не посмеют меня казнить, — тихо, но твердо произнес он. — Кира нужен миру. Если он пропадет — кто тогда будет карать преступников?       Рюк посмотрел на него почти что с жалостью.       — Ты ведь и сам в это не веришь, Лайт, — только и сказал он.       Лайт вздохнул и прислонился затылком к стене. Да, пока в мире существуют такие, как Эл, понимания он не дождется.       — Послушай, Рюк, — сказал он, закрывая глаза. — Был ли в этом хоть какой-то смысл? То, что делал Кира… он ведь был прав, да?       Рюк молчал очень долго, и Лайт уже успел подумать, что он куда-то улетел и оставил его в одиночестве.       — Почему ты вдруг спрашиваешь меня об этом? — наконец подал голос бог смерти. — Раньше ты не сомневался в своих действиях.       Лайт пожал плечами.       — У меня никогда не было времени, чтобы задуматься над этим вопросом. Я был занят тем, что спасал людей. Но сейчас я думаю: действительно ли Кира делал именно это? Он… то есть я… все время наказывал преступников, но получилось ли у меня помочь хоть кому-то? Или все то, что я делал, оказалось бессмысленной тратой времени?       Лайт скривил губы в горькой усмешке: он не знал ответа на этот вопрос. Ему очень хотелось верить в свою правоту, но чем дальше, тем хуже получалось убеждать себя в этом. Раньше Лайт думал, что, даже если все раскроется, ничего страшного не будет. Он объяснит всем, почему так поступил, и его, конечно же, поймут. Разве может быть иначе? Вот только… Лайт вздохнул и опустил голову, вспоминая взгляды друзей и коллег, которые приходили к нему в камеру. Все — абсолютно все из них — смотрели на него с жалостью, с презрением, с отвращением, но никто не смог — не захотел — понять его. Даже отец глядел на Лайта с грустью, а Саю, которую все-таки поставили в известность, рыдала, цепляясь за брата, и Лайт еле смог ее успокоить.       Помнится, он тогда впервые обозлился на Мацуду: ведь это он проболтался Саю о том, что случилось. И в тот момент Лайт как никогда понял, что его попытки исправить мир ничего не стоят по сравнению со слезами сестры. Какой смысл спасать людей, если он даже родного человека успокоить не в силах?       И Эл… Лайт понял, что своими ответами на допросе он сумел вывести детектива из себя, но тот быстро успокоился. И посмотрел на него настолько холодно, настолько презрительно, что Лайт против воли задержал дыхание. Он еще никогда не видел, чтобы Эл так смотрел хоть на кого-нибудь. Детектив мог насмехаться над своими жертвами, мог сердиться, если с ним не соглашались, но никогда еще его лицо не превращалось в такую ледяную маску.       Лайт хотел было снова сказать что-то обидное, чтобы вывести его из этого состояния, но Эл вдруг покачал головой и, бросив на заключенного напоследок еще один тяжелый взгляд, вышел. И больше не появлялся. Видимо, решил, что с Лайтом бесполезно разговаривать. Честно говоря, было немного обидно.       Впрочем, Лайт прекрасно знал, что с Эл все будет в порядке. Куда больше его волновал отец. Он пришел всего раз, вместе с Саю, и казался каким-то больным. Пару раз порывался что-то сказать, но в конце концов просто стиснул зубы и уставился в стену, ожидая, когда они с Саю закончат свой разговор. Лайт тоже промолчал: не о чем им было говорить.       Но сейчас он беспокоился, боясь, что отец сделает что-то с собой, оставив Саю в одиночестве. Лайт очень надеялся, что все эти опасения напрасны и другие полицейские, если понадобится, удержат его отца от столь опрометчивого шага. Потому что Саю уж точно не заслужила, чтобы ее оставляли наедине со своей всепоглощающей тоской. Ее — единственную из всех — нельзя было вмешивать в это дело. И Лайт, если бы мог, обязательно вернулся в прошлое и как-нибудь уберег сестру от потрясений. Вот только у него, к сожалению, не было такой возможности: судьба, невзирая на его желания, распорядилась иначе, и Лайту приходилось с этим мириться.       — Если бы я достиг своей цели, ничего этого бы не произошло, — очень тихо произнес Лайт, хотя он и сам уже сомневался в своих словах. Отец бы никогда не принял мир, созданный Кирой. И остальные члены из штаба расследования — тоже. Так стоило ли это того?       В любом случае сейчас у него оставался только один выход.       — Рюк, — позвал Лайт бога смерти.       Рюк, казалось, безучастным взглядом смотрел в стену, однако, услышав Лайта, тут же обернулся.       — Да?       — Это конец, верно? Никакого нового мира уже не будет. Остались только мы с тобой.       Рюк молчал.       — Знаешь, я не хочу, чтобы все произошло именно так. — Лайт резко выпрямился. — Мне отсюда не выбраться, я знаю: Эл уж точно обо всем позаботился. Конечно… — Он скривил губы. — Он не позволит, чтобы на этот раз хоть что-то пошло не так. Вот только… — Лайт закрыл глаза и резко выдохнул, будто на что-то решаясь. — Вот только я не собираюсь дожидаться собственной казни. Лучше уж закончить все быстро, но так, чтобы Эл понял: никому не под силу заставить меня подчиняться.       — И что же ты задумал? — нарочито равнодушно спросил Рюк.       Лайт усмехнулся безумной улыбкой.       — У тебя ведь есть тетрадь смерти?       Дождавшись кивка бога смерти, он произнес:       — В таком случае впиши туда мое имя.       Рюк удивленно посмотрел на него.       — И это все?       — Да, — отрезал Лайт. — Я уйду из этого мира — ничего другого мне, в конце концов, не остается, — но на своих условиях. Это единственное, что я могу сделать. Жаль только, что совершить задуманное у меня так и не получилось.       Рюк покачал головой.       — Ты сумасшедший, Лайт. Любой другой на твоем месте держался бы за жизнь и даже не думал бы о самоубийстве.       — Я знаю, — кивнул Лайт. Его глаза лихорадочно блестели. Казалось, он был одержим своей идеей и не собирался отступать. — Но я не хочу играть по чужим правилам. И Эл должен это понять. — Он обернулся к Рюку. — Поэтому… сделай так, как я прошу, хорошо? — На этот раз его голос прозвучал почти умоляюще. Кажется, Лайт, несмотря на всю свою браваду, все же боялся. — Я понимаю… — торопливо сказал он, — понимаю, что не выполнил своего обещания. Мне не удалось создать идеальный мир. Но… я все равно хочу победить. Хоть так.       Рюк вздохнул, и впервые на его лице появилось что-то похожее на сожаление.       — Это не победа, Лайт. Это поражение.       Лайт передернул плечами.       — Ну и пусть, — едва слышно произнес он. — Но так будет лучше. Для всех нас.       Эти слова прозвучали неожиданно по-мальчишески: казалось, Лайт и сам в них не верил. Но Рюк кивнул и открыл тетрадь. Для него уж точно этот вариант был лучшим из возможных.