Поздно мы с тобой поняли...

Оторвавшись от его губ и едва переводя дыхание, она с подозрением уставилась на него: - Ты это специально? - Чего? – не понял он. - Вот так …целуешься. - Ну, …вообще-то да, специально, - прищурился он насмешливо, а Лена ехидно уточнила: - Чтобы я ни о чем тебя спросить не смогла, да? - А-а, ты в этом смысле! – рассмеялся Женя. – Нет, душа моя, я целуюсь всегда только по одной причине: мне хочется с тобой всё это проделывать. Что не отменяет: спрашивай! - Всё-всё? Помедлив, он кивнул: - Всё, Лен. - Женька, да ты напрягся! – рассмеялась Лена. - Ничего подобного, - запротестовал он. - Так что, вперед, сорви покровы. Лена, подумав немного, посмотрела в его глаза и отрицательно мотнула головой: - Не хочу я никаких покровов срывать. Про твое детство мне немножко рассказала Клава. Про то, что ты на курсе был гением, рассказал Витя. Про твои выдающиеся способности в …межличностных отношениях рассказали все, кому не лень. Так что… - Лен, Лен, - поморщившись, перебил он, – я же говорил… - Женя, - остановила она его, - мы закрыли эту страничку. Я только хотела узнать о твоих родителях, какими они были. Об этом можешь рассказать только ты. - Мои родители? – задумался Женя, потом, вспоминая, заговорил. – Мои родители были удивительными людьми. Эдакий, невесть как уцелевший осколок старой московской интеллигенции. Отец был профессором в университете. Мама была, как она сама себя называла, учителем словесности. Отсюда моё такое серьезное увлечение поэзией. Пожалуй, главное, о чем я бы хотел сказать - они были как попугаи-неразлучники: всегда и во всём вместе и заодно. Если наказывали меня, - заслуженно, конечно, - я прекрасно понимал: не удастся у кого-то из них попросить защиты и соскочить с наказания. Они даже на исторический меня вместе уговаривали поступить. Уж очень хотелось им, чтобы я продолжил их преподавательскую династию. К моим успехам на экономическом они отнеслись несколько ...насторожено. Перестроечное время им пережить без потерь не удалось. Всё-таки они у меня каким-то чудесным образом остались идеалистами. И эти их идеалы …не монтировались с моралью нового времени. Все их переживания не прошли даром: мама всерьез заболела. Я тогда уже начал хорошо зарабатывать, поэтому делал для неё всё возможное: устраивал к самым хорошим врачам в московские больницы, возил на лечение в лучшие европейские клиники. Нашими с отцом совместными усилиями ей всё же удалось прожить достаточно долго. Но… Чудес не бывает. И два года назад мама …ушла. Просто не проснулась утром. Отец сразу сник и без видимых серьезных причин тоже быстро угас, не сумев смириться с одиночеством. И остались мы вдвоем с Клавой. Вот такими они были, мои замечательные родители, - Женя помолчал, потом задумчиво произнес. – Скорее всего, я, видя их такие трепетные отношения, долго и не мог создать семью, не считая того моего скоропалительного брака. Всё искал что-то, хотя бы отдаленно напоминающее такую близость. А потом в один прекрасный день понял, что эти отношения – нечто фантастическое, не существующее в реальной жизни, особенно в наше время. Поэтому и не поверил сразу в тебя, не поверил в возможность нашего с тобой будущего. Но, - он крепче прижал к себе притихшую Лену, - всё случилось, как случилось. И я благодарен судьбе, что у меня теперь ты, вот такая, какая есть. И может быть, - он пристально посмотрел ей в самую серединку сердца, - может быть, у нас с тобой получится то, чего не может быть... Утро постучало в окно, залило спальню мягким солнечным светом, защекотало лучами нос, в общем, сделало всё, чтобы не дать подольше поваляться в постели. Лена приоткрыла один глаз, потом второй: подушка рядом с ней была пуста. Она улыбнулась и лениво перевернулась на другой бок: «Опять умчался на пробежку, олимпиец». Сон как-то быстро ушел, хотя засиделись они вчера на крылечке допоздна, пока Женя не прогнал ее в теплое уютное нутро дома. Эта неделя выдалась такой суматошной и изматывающей, столько всего случилось, что Лена дала себе твердое обещание сегодня как следует выспаться. Но она неожиданно почувствовала себя настолько отдохнувшей, что, откинув одеяло, выбралась из постели и отправилась в ванную. Спустившись на первый этаж, она обнаружила на залитой осенним солнцем кухне Женю, который в наушниках хлопотал, подпевая и пританцовывая у плиты: жарил гренки. Она тихонько пристроилась у стола и, подперев ладошкой щеку, с улыбкой стала разглядывать Женю. А тот, сделав пируэт, развернулся и вздрогнул, увидев Лену, а потом расплылся в улыбке и стащил наушники: - Ну, и зачем ты встала, солнце моё? – подойдя к ней, прижался губами к прохладной щеке. – Я хотел тебе завтрак в постель принести. - Ты справляешься сам, без Раи? – иронично уточнила Лена. - Сейчас узнаем, - он метнулся к сковороде и спас начинавшие подгорать гренки. После чего выключил плиту и с изящным поклоном торжественно поставил тарелку в красных маках, полную румяных гренок, на стол. Лена притворно надула губы: - Ну, я так не играю! Где парфе, я вас спрашиваю? Где яйца пашот? Где эти, как их, бельгийские вафли? Где вот это вот всё? Женя нахмурился: - Ты хочешь вафли? - Женька, перестань быть таким серьезным, - она, поднявшись со стула, смеясь, обняла его. - Нет, Лен, если ты хочешь вафли, я сейчас… - Жень, я хочу гренки. И чай. И …тебя, - она, подняв лицо, чмокнула его в нос, и он немедленно расплылся в улыбке, крепче захватывая ее в кольцо рук. – Но сначала гренки!