Поздно мы с тобой поняли...

Как он и опасался, Лена наутро посмотрела на него прохладным взглядом голубых своих очей и заявила, что со свадьбой торопиться не стоит и, наверное, надо все эти торжества отложить на потом. Он даже вздохнул обреченно, что вот опять все придется начинать сначала. А она просто, проснувшись утром, вновь увидела потолок этого злосчастного гостиничного номера и неожиданно вдруг ужасно расстроилась, вспомнив совсем другое утро, когда Женя сбежал от нее сначала на работу, а потом вообще в другую страну. И воспоминания вдруг нахлынули, и сердце защемило, а в горле образовался комок и во рту - горечь. И хотя она подозревала, что причина её такого мерзкого состояния – пресловутые гормоны, всё же ей и думать сегодня не хотелось о каких-то свадебных торжествах. От ее этих прохладных взглядов и заявлений Женя пришел в угрюмое расположение духа и с мрачным видом принялся умываться, бриться, одеваться. Лена осторожно посматривала на него, потом не выдержала и спросила: - Ты чего, Жень, сердишься на меня? - Нет, не сержусь, - проворчал тот. – Восторгаюсь. - Что-то не похоже. - Уж как умею. После этого они оба замолчали, словно и не было такого романтичного вчерашнего вечера и последовавшей за ним такой чудесной ночи. И Лена чувствовала невольно свою вину за то, что вспомнила ту давнюю историю. Женя же ничего не понимал, что могло случиться за время их не слишком-то долгого сна. Потому что всё, что было до сна, было просто восхитительным и правильным. Он решил, что подумает об этом позже, когда поймет, что случилось и что делать. На завтрак они отправились к молодоженам, где их накормили блинами, которые испекла Шура. Лена впервые увидела дочь Сан Саныча на вчерашней свадьбе, и та ей показалась мрачноватой девицей, с явным неодобрением посматривавшей на счастливого своего отца и не менее счастливую Ираиду. Но сегодня Шура была в своей стихии – у плиты – и накрыла прекрасный стол, и с Ираидой была вполне мила, а когда в комнату входил ее муж Игорёк, едва достававший ей до плеча, она и вовсе таяла, глядя на него нежным взором и подкладывая лучшие кусочки. Они уже заканчивали затянувшийся завтрак, как в дверях возникли Леся с Никитой, крепко держась за руки. Причем, даже усевшись за стол, рук не расцепили и под скатертью продолжали сплетать пальцы и лукаво переглядываться при этом, как школьники. Женя посматривал на всю эту идиллию и с удовлетворением наблюдал, как меняется лицо Лены, как она мягко улыбается, думая о чем-то, несомненно, приятном, и он очень надеялся, что может само всё образуется, и не надо будет опять в который раз изобретать подходы к несговорчивой своей возлюбленной. А Лена в кои-то веки была счастлива. И совсем не хотела думать о каких бы то ни было изменениях в своей судьбе. Она словно бы взяла маленький отпуск и наслаждалась текущим моментом, не заглядывая вперед. Шурочка с мужем неожиданно куда-то засобирались и исчезли. За столом остались только Рыбаковы-Ларины-Левандовские. Налив себе очередную чашечку кофе, Рада заявила: - Так, друзья мои. У нас через неделю с Сан Санычем круиз по Волге. Помнишь, Женечка, ты преподнес мне на день рождения билеты с открытой датой? Вот мы и решили съездить сейчас. У Сан Саныча как раз небольшой отпуск образовался. А вы когда надумали со свадьбой? Чтобы мы успели съездить. Ленка, - безапелляционно заявила она, - тянуть в твоем положении – просто преступление. - То есть? – нахмурилась Лена. - Я хочу, чтобы у меня был зять не утопленник со сломанными ногами, а здоровый и физически, и психически. То есть не нервничал понапрасну из-за твоих …друзей детства. Да и платье на тебя скоро не всякое налезет. - Мам! – возмутилась Лена, а Женя сидел, прикрывшись чашкой с чаем, плечи его тряслись от смеха. - Что – мам?! Значит, так. Мы все вместе едем в Москву. Мы с Сан Санычем отправляемся в круиз по Волге. Женя за неделю подготовит всё для церемонии. Леся с Никитой… - Ба, я не могу! – оторвалась от своего мужа Леся. – Я учусь! - На выходные сможешь? - Ну… да, - пожала та плечами. - Отлично! С Олей я договорюсь, они смогут с Сережей вырваться. Женечка, вы своих друзей тоже обзвоните. За неделю можно всё подготовить. Мы вернемся, и я, – она торжественно прижала руки к груди, - передам тебе свою возлюбленную дочь из рук в руки! Ну, как я придумала? - Мама, а можно я сама решу, когда мне выходить замуж? - Ты решишь! – язвительно хмыкнула Ираида. – Второй месяц решаешь, и всё на том же месте. Нет, Лен, я тебя породила, я тебя и …замуж выдам. Женечка, что вы молчите, вы согласны со мной? Женя принял серьёзный вид и утвердительно кивнул. - Ну, вот! Так что, Лена, ты в меньшинстве. - Мам, ну что же ты всё жизнь-то мою устраиваешь? - Потому что я - мать твоя, - строго сказала Ираида и тут же расплылась в счастливой улыбке. – И я так счастлива сейчас, что хочу, чтобы и все остальные были счастливы! Сан Саныч снова прижался к ее руке губами. Лена упрямо наклонила голову и проворчала: - Твой обожаемый Женечка еще вообще-то не развелся, чтобы жениться. - Это правда? Женя! - требовательно сказала Ираида. - Так точно, Ираида Степановна, - покаянно склонил голову Евгений. - А… чего ты ждешь? - Когда решение суда о разводе вступит в законную силу, - удрученно выговорил тот. - И сколько нам еще ждать? - Недели две. - Всё, мама? – иронично поинтересовалась Лена и встала. – Теперь ты оставишь меня в покое? - Нет! – тоже вскочила Рада. – Женя, вы должны что-нибудь придумать. Напряженный разговор прервал звонок в дверь. Это явились припозднившиеся Аркадий и Виолетта, чем-то невероятно взволнованные. Аркадий поправил скособоченные очки, взъерошил и без того вздыбленные волосы и дрожащим голосом объявил: - Друзья мои! 22-23 октября второй тур «Романсиады» в Москве, а 25-26 – третий! Я сегодня был в филармонии и своими глазами видел телеграмму! Саша, ты в составе делегации. И – самое главное! Радочка, ты тоже участвуешь! За столом все так и ахнули, а Аркадий заторопился: - От Зареченской филармонии снялся участник, а от области нужно определенное количество исполнителей. Поэтому председатель жюри настоял, чтобы выступила ты, Рада! Ты рада? Ираида некоторое время молчала, ошеломленная этой сногсшибательной новостью, потом, запинаясь, проговорила: - Я… я очень …! Простите, - с этими словами она выбежала из кухни. - Но это же чудо что за новость! …Мама так мечтала … Радочка так расстроилась тогда, - перебивая друг друга, зашумели все. Сан Саныч, откашлявшись, встал: - Друзья мои, предлагаю тост. Ираида Степановна! - зычно крикнул он, и через минуту в комнату вернулась Рада, аккуратно промокая кружевным платочком глаза. Сан Саныч восторженно улыбнулся: - Я восхищаюсь тобой, Радочка! Вы простите, Виолетта, но в конкурсе я буду болеть за мою жену! Ну, за искусство! Рада подняла бокал и отсалютовала Виолетте, которая с опаской поблескивала в ее сторону очками: - Виолетта! Я ведь прекрасно поняла, что вы – талант, и большой талант. В музыке я все-таки разбираюсь и неплохо. Но! – подняла она палец. - Мы будем сражаться с вами честно. Пощады не ждите! – и она одним махом выпила шампанское. Виолетта облегченно рассмеялась: - Ираида Степановна, да я только за, - и она, тоже подняв бокал, сказала, тряхнув копной волос. – Пусть победит сильнейший, - и немедленно выпила. Лена заканчивала мыть посуду, когда Женя подошел к ней сзади и, нежно сжав талию, проворковал в ухо: - Давай сбежим. Она вздрогнула и на секунду прижалась к нему спиной, потом чуть повернув голову тихо спросила: - У тебя есть план, мистер Фикс? Тот самодовольно хмыкнул: - Есть ли у меня план? У меня есть план. Три. - Что тереть? – лукаво переспросила она. - Да не три, а три – три плана. Лена отложила полотенце, осторожно выпуталась из передника и, взяв Женю за руку, пробралась следом за ним в прихожую, и оттуда – по лестнице вниз. На улице стояло бабье лето – теплое, душистое, с немного выцветшим осенним небом, с ярко горящими на солнце цветными платьями деревьев. - А мы куда? - Увидишь, - с заговорщической улыбкой ответил Женя, всё ещё крепко держа ее за руку и ведя за собой к машине. Они неспешно кружили по улочкам Тетюшева. Лена настороженно посматривала на него сбоку, но не говорила ни слова. Возле парка Евгений заглушил машину и, обойдя вокруг, открыл дверцу с ее стороны: - Выходи, Лен. Лена выбралась из прохладного нутра автомобиля и оглянулась: - Ты хочешь прогуляться? - Почти. Он вновь вцепился в ее руку и потащил за собой по дорожке. Она на полпути, наконец, взмолилась: - Жень, притормози, пожалуйста. Он вдруг спохватился и пошел медленнее, положив ее руку себе на сгиб локтя. Они подошли к старой знакомой ротонде, и он, развернувшись к ней, сказал со всей возможной серьезностью: - Лена. Так больше не может продолжаться. Я устал от этих качелей. И все устали, Лен. И, кажется, ты больше всех. Твоя мама абсолютно права. Мы, наконец, должны покончить с этой нашей неопределенностью. Здесь я когда-то первый раз поцеловал тебя, и вся моя жизнь переменилась. И на этом самом месте я окончательно и бесповоротно прошу тебя стать моей женой, стать мамой нашему ребенку. Быть со мной и в горе, и в радости. Я в свою очередь тоже готов делить с тобой все счастливые и не очень моменты жизни – твоей, моей, твоей семьи, моей семьи. С этой минуты не будет пути назад. Лена ошарашенно слушала его прочувствованную речь, и руки её, которые он держал в своих ладонях, мелко подрагивали. Он, наконец, выдохся и пристально смотрел на нее, ожидая ответа. Она судорожно вздохнула и тихо сказала: - Женя, конечно – да. Сто раз – да. Я тебя, правда, очень, …очень люблю. Он, порывшись в кармане, вытащил голубую коробочку с названием известной ювелирной фирмы на крышке. Открыв ее, достал из бархатного углубления изящный ободок с крупным голубоватым камнем в виде сердечка: - В прошлый раз я не смог сам надеть тебе на палец кольцо, и вон что вышло. Теперь я не хочу пускать это важное дело на самотёк. Дай мне руку, Лена. Не бойся, - попросил он, видя ее колебания. А она снова засомневалась, вспомнив, что произошло после того, как она надела кольцо, которое он оставил ей возле прекрасного гипоаллергенного букета цветов. Потом, вскинув голову, протянула ему руку, и он осторожно надел ей кольцо, которое село на палец, как будто всегда тут и было. Она смотрела, как весело играют на гранях бриллианта разноцветные искры, потом подняла на него глаза: - Где ты взял такую красоту? В нашем городе вряд ли продаётся Тиффани. - Я купил перед отъездом сюда. - Ты был уверен, что я …соглашусь? - Нет. - В смысле? - Я сомневался так, как ни в чем и никогда. Но небольшая надежда всё же была. Она улыбнулась: - Неуверенный в себе Левандовский – это что-то новенькое. - Тебе не нравится? - Кольцо или неуверенный ты? - Последнее. - Нравится. Ты мне нравишься любой. И ты это знаешь. И всё-таки, вдруг бы я не согласилась? - Ну, ты же согласилась? - Я была права, - засмеялась Лена. - В чём? - Неуверенный в себе Левандовский – это оксюморон!