Поздно мы с тобой поняли...

Кольцо с пальца слезать не хотело ни в какую. Лена сердито вытерла слезы, струившиеся по щекам, и снова потянула скользкий обруч. На этот раз получилось. Она аккуратно вставила кольцо в углубление коробочки и застыла, глядя, как надменно зажглись ледяные искры на гранях бриллианта. Потом опустила голубую коробочку на раскрытый на страничке со штампом ЗАГСа паспорт. Ну, что, получила? Расслабилась, растаяла, решила, что в жизни случаются чудеса? Он поклялся не лгать тебе больше никогда, а сам… И что же ждать дальше? Любовницы были, жена есть. Осталось еще узнать про детей, которые тоже, наверняка, есть, что бы там ни говорила Клава про их отсутствие. Про жену она ведь тоже ничего не сказала, и вот на тебе! От этих мыслей все внутренности опять свернулись в жесткий комок, и стало трудно дышать. Надо же, как больно-то, невольно поразилась она. Пожалуй, больнее, чем тогда, в апреле, когда он уехал, а она осталась, застыв в боли, как муха в янтаре. На этот раз, кажется, все будет хуже. Труднее. Она может не справиться, не подняться, не выкарабкаться из этого кошмара. Лена опять вытерла мокрые щеки и подышала, пытаясь убрать этот чертов комок из горла. Получалось откровенно плохо. Снова накатила дурнота, и она рванула к унитазу. Потом долго стояла возле раковины, пропуская струи воды сквозь пальцы. Так, ладно, надо кончать эту комедию. Она подняла глаза на свое отражение. Из зеркальной глубины на нее смотрела бледная резко подурневшая женщина с распухшим от слез лицом. Она даже глаза прикрыла: совсем не хочется видеть эту идиотку романтичную. Резкими движениями умылась, пальцами расчесала волосы и, встряхнувшись, вышла в холл. Вещи почему-то никак не хотели помещаться в чемодан. Она лихорадочно дергала и дергала молнию, не понимая, что надо сделать, чтобы та застегнулась. Потом села на кровать и взялась руками за голову. Господи, какая же пошлость! Гадость, дрянь! Как она могла повестись опять на это притворство?! Это она-то - взрослая, здравомыслящая, умница, каких поискать! Лена усмехнулась: идиотка, каких поискать, так будет правильно. Опять свело челюсти от тошноты, и она, резко наклонившись вперед, судорожно задышала. Подождала, пока в глазах перестанут кружить бело-черные мухи, и, контролируя каждое движение, осторожно застегнула молнию. Возле входной двери опустилась на пуфик, надела ботинки и тупо уставилась на белые мягкие тапочки, сиротливо стоявшие возле ее ног. Потом, поддавшись какому-то мстительному чувству, схватила их и, пройдя на кухню, затолкала в мусорное ведро. В голове резко всплыла аналогия: так и твоя жизнь выброшена на помойку. Она оперлась о стол, потому что резко ослабели ноги. Потом выпрямилась и прошагала к выходу, где, подхватив чемодан, не оглядываясь, вышла за дверь и осторожно прикрыла ее за собой. Сухим выстрелом щелкнул замок, отрезая ее от счастья, радости, любви вчерашнего дня. Чемодан, который она затащила в вагон, оттягивал руку нещадно. Наверное, надо бы поберечься, а не таскаться с этими тяжестями, не брать всё за раз, мелькнула здравая мысль. И тут же возникла другая: ты что, хочешь вернуться? Туда? Она сердито тряхнула головой, запрещая, запрещая, запрещая думать! Радио в электричке наигрывало легкую попсовую мелодию. На сиденье через проход парочка самозабвенно обнималась, не замечая никого вокруг. Лена отвернулась от них к окну и снова наткнулась на свое отражение. Ну, чего ты? Ладно, прорвемся, утешающе качнула она головой. Женщина в отражении с печальной улыбкой качнула головой в ответ. С вокзала она позвонила маме. Та долго не могла понять, что ей пытается втолковать Лена: - Лена, что ты говоришь? Я ничегошеньки не понимаю. Какой вокзал, какой поезд? Где Женя? - Мама! Соберись! – в конце концов, жестко выговорила она и раздельно произнесла. – Первое. Я приехала и сейчас на вокзале. Второе. Женя остался в Москве. Третье. Я - дура... Впрочем, я это уже говорила когда-то. Ты дома или у Сан Саныча? - Леночка, девочка моя, да как же это?! – запричитала Ираида. - Ма-ма! – крикнула Лена в трубку. – Пожалуйста! - Все-все! Молчу-молчу! Только, Леночка… - Что еще? – с подозрением спросила Лена. - Дело в том, что наша квартира… Только ты не сердись! - Мама, я с тобой с ума сойду! - Леночка, я ее сдала, - заторопилась Ираида. – Ну, Лесечке нужны были деньги. Квартира пустовала, и я… - Здорово, - вздохнула Лена. Сил злиться на мать у нее не осталось вообще. – И куда мне ехать? К вам с Сан Санычем, что ли? - Леночка, ты только не расстраивайся… - Ма-ма! - Я сейчас в квартире дяди Аркадия, ну, в той, служебной, я тебе говорила. Ты приезжай сюда, хорошо? Я тебе все объясню. - Ладно, мам, - обреченно вздохнула Лена. – Я сейчас приеду. Потом она сидела, неловко привалившись к кухонному столу, а Ираида хлопотала вокруг, время от времени хватая ее за плечи и целуя в макушку. От этих маминых нежностей ее все время тянуло зарыдать, и она вяло отмахивалась. Потом она давилась чаем с разогретыми сырниками и выслушивала душераздирающую эпопею с участием дяди Аркадия, Виолетты и Сан Саныча. Этот печальный рассказ постоянно прерывали телефонные звонки, и матушка сердито сбрасывала вызов, взглядывая в окошечко телефона. На удивление все эти конкурсные перипетии матери заставили её собственные горести спрятаться в укромный уголок души, и она, привычно погружаясь в обдумывание чужих проблем, отвлеклась от своих. О них напомнил телефон, который она оставила в кармане пальто, благоразумно включив на беззвучный режим, а сейчас достала и взглянула на экранчик: двадцать три неотвеченных звонка и куча СМС. Женя, Женя, Женя, Женя, Клава, Женя, Женя, Женя, Клава, Клава… Она в раздражении отключила телефон совсем и бросила на тумбочку, потом выдвинула ящик и зашвырнула телефон туда. Развернувшись, наткнулась на внимательный взгляд: Ираида стояла у кухни, сжав руки в замок, словно собиралась спеть очередной романс: - Леночка, девочка моя, может, приляжешь? На тебе лица нет. - Ой, да, мамуль, так устала. В поезде совсем не выспалась. Ираида засуетилась и потащила ее в спальню. - Вот, солнышко, ложись, - хлопотала она. - Я постелила все свежее, отдыхай спокойно. - А дядя Аркадий? - Этот…, - начала Ираида сердито и осеклась, видимо, щадя и без того расстроенные нервы дочери. – Он у своего задушевного друга. У Сан Саныча, - пояснила она в ответ на недоумевающий взгляд дочери. - Парочка окончательно спелась. Вот и пусть живут, как хотят. А мы здесь будем, - меняя тон, ласково, как с маленькой, говорила мама, расправляя постель. – Ложись, ложись. А потом ты мне все расскажешь, да? – просительно заглядывала она в глаза Лены. - Мам, потом. Всё потом, - глаза у Лены уже сами собой закрывались. И как только сон укрыл ее своим покрывалом, Женя немедленно появился рядом. Присел на краешек кровати и взял ее руку в свои большие ладони: - Зачем же ты уехала, Лена? На что обиделась? Я же говорил, что ты моя любимая жена в гареме. Она выдернула руку и, отвернувшись, закрыла уши ладонями: - Уйди, я не хочу тебя видеть. Не хочу, не хочу, не хочу… С другой стороны кровати обнаружилась Полина, которая со злорадством смотрела на нее: - А я тебя предупреждала, подруга! Где ты и где Левандовский? Никогда он не будет твоим! Никогда, никогда, никогда! – и она расхохоталась. Вокруг нее все кружился этот дьявольский смех, сквозь который еле слышный пробивался тихий голос Жени: - Лена, зачем ты уехала? Зачем? Зачем? Лена, Лена, Лена… Она тяжело вынырнула из сна и вздрогнула: над ней стояла мама и испуганно таращила глаза, осторожно потряхивая ее за плечи. - О, господи, Лена, ты так плакала, я думала, у тебя сердце разорвется. Да что ж такое, что у вас там случилось? - Мам, - судорожно вздохнула Лена, вытирая мокрые щеки, - просто сон плохой, ну что ты. - Лена, ты мне должна всё рассказать! Во всех подробностях! И вот, выпей, - она сунула в руки Лены стакан с остро пахнущей жидкостью. Лена села в постели, взяла стакан из рук матушки и, морщась, выпила. К горлу немедленно подкатила удушающая дурнота, даже челюсти свело. Она помолчала, справляясь с горечью, и, переведя взгляд на Ираиду, нехотя выговорила: - Мам, пожалуйста… Я хочу просто выспаться, я так давно не спала. Просто дай мне поспать, мама, - с этими словами Лена опять опустилась в подушки и натянула на голову одеяло. – Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста, - жалобно шептала она, прося неизвестно у кого забвения. И спасительный сон безо всяких тревожащих сновидений обрушился на нее, как будто опустился театральный занавес, закрывая все тревоги, горести, переживания этого бесконечного дня.