Одинокий Призрак

27 декабря, сорок пятый год Я повесилась в собственной квартире; Покончила с собой; Убила себя; Уничтожила себя; Теперь сломлена и физически; Нет тела; Нет дел; Нет забот; Нет родных; Нет друзей; Меня нет; И не будет; Я избавилась от всех проблем? Что меня ждёт? Рай? Ад? Нет, не рай. Я не смогла? Я не справилась? Я сдалась.

      Это тело больше не моё, оно выглядит так жалко и ничтожно. Впрочем, как и моя жизнь среди смертных. Висит, тихо качается в разные стороны, с каждой секундой всё медленнее и медленнее. Когда же его заберут? Может, через час или два, или вечером, или даже завтра, хотя понятие времени мне уже совсем неважно. Её глаза пустые и мёртвые, поблекли, опустели, в них нет жизни, они теперь принадлежат смерти, но никак не мне.

Кто я?

***

      Когда-то в этой квартире жила семья Хьюга, тихо, мирно. Старшая дочь главы семейства — Хината, всегда была в его глазах слабой, что, впрочем, при вести о её последнем поступке полностью оправдало утверждения Хиаши. С другой стороны, он не знал, что творится на душе дочери, а точнее, даже не хотел знать. Никчемная дочь — горе отца, ему уже нет дела до отпрыска…       Интересоваться её жизнью, по крайней мере на прямую, он перестал ещё после переезда Хинаты, а когда прошла война, потеряв всё, ей пришлось вернуться к семье, где девушку с радостью приняла младшая сестра — Ханаби, отец в тот день как раз «удачно» уехал по делам. Вернувшись, не на удивление старшей, но к большому горю младшей, Хиаши был очень зол, но спокойствие сохранил. Дочь выставлять на улицу не стал, хотя чувствовать себя в ежовых рукавицах Хинату-чан заставил.       Она и без того уже была измотанная и морально-убитая, смерть Неджи до сих пор не могла укладываться в голове, что ещё больше хлестало по расшатанной психике. Боль в груди, чувство тошноты никак не давали свободно дышать. Эти навязчивые мысли, постоянная тревога, от которой холодеет кровь в жилах, подобно кислоте, разъедали мир её души. Хотелось рвать волосы, кричать, просить о помощи, лишь бы хоть что-нибудь помогло заглушить этот хаос.        Ситуация со временем все ухудшалась и ухудшалась, Хината стала догадываться, что сходит с ума. Нечто чёрное и противное засело глубоко на душе, оно шептало страшные вещи… Зрачки расширяются от вновь услышанных грязных слов, рука сжимается в кулак и бьет по столу. Дыхание учащается, эта несуществующая тьма вновь распространяется по всему телу, руки дрожат.

Это не мои мысли!

У молодой девушки уже давно был нервный срыв. До потери памяти горело желание переломать себе ребра, с глухим треском проламывая каждое, вырвать мешающие куски плоти и найти эту чертовщину, от шепота которой становилось неосознанно страшно.        Время шло, Хьюга таяла на глазах. Порой говорила с якобы «Неджи-куном», практически не спала, не ела, отчего исхудала до неузнаваемости. Костлявые сухие руки, четко-выраженные скулы, огромные подглазины. Даже маленький кусочек хлеба не лез. То ли кома в горле и соленых слез для обмена веществ и насыщения хватало, то ли после войны привычка голодать осталась. А ещё ей везде виделся он.       Он своими шутками заставлял её истерично смеяться, вел беседы. Хината видела брата, слышала, вот только не чувствовала. До него было невозможно дотронуться. Где ты, Неджи-кун? Почему не обнимешь?        Но временами было и жутко. Голоса. Они обещали, что убьют ее, доказывали свою реальность. Моменты, когда ты даже не можешь понять, что же осталось в галлюцинациях, где истина. Кто говорит правду? Погибший Неджи? Чей-то голос? Папа?       К психологу на лечение её не было возможности отправить, потому что до каких сейчас психологов, от войны ещё никто не оклемался, а некоторым людям даже в рот положить до сих пор нечего..       Так что крыша Хинаты летела как ястреб вниз, масло в огонь или же «крышу подталкивал» отец, он не кричал на неё, не бил, но вот это вечное напряжение, унижение, обвинения. Он действовал тихо и подло, как змей, кротко подкрадывался к её душе и впускал свой яд, медленно, но верно убивающий её.

***

восьмидесятый год

       Почему так призраки несчастны? Хината хотела покончить с мучениями, её внутренние голоса перебивали здравые мысли уже давно, то и дело шепча: «Ну же, ну же, давай, Хината-чан, убейся, Неджи-кун ждёт тебя, ты ведь до сих пор помнишь как он пожертвовал своей жизнью ради такой жалкой тебя? А-ха-ха-ха, перестань хвататься за голову, это тебе не поможет… » А ведь надеялась, что после суицида все проблемы исчезнут, вот у неё самой точно, наверное… Но так уж судьба решила, что успокоение её души скоро не ждать, а может оно никогда и не случится, ведь самоубийство — непростительный грех или же прямая дорога в ад. Вот только тут тоже не всё так просто. Хината была психически-больной, с поддержкой близких, вероятнее, ей стало бы легче, а в идеале девушке нужно лечение, но опять же, возможности на последнее точно не имелось. А на любовь родных? Так кто тут получается виноват?        Хьюга теперь приведение, заложница собственной квартиры, на её ногах — тяжелейшие кандалы с ядрами из чего-то неземного, на шее подобие железного ошейника, ужасно колющего и режущего шею. Пропавшие души не могут чувствовать боль, но почему же Хината так чутко ощущает каждое соприкосновение к этим «адскими погремушками»? Почему не дают взлететь? Это и есть её собственная «гора на плечах», которую ей предстоит нести вечность, конца не видно.       Тело девушки висело очень долгое время, похоронили его не сразу. А верёвка висит в этом жутком помещении до сих пор.        Хината почти всегда теперь лежит в когда-то своей комнате, которая заколочена со всех сторон и, как ей известно, поверх этой двери поклеили новые хозяева обои. Брюнетка не может пройти насквозь, что-то её сдерживает. Ноша тоже играет значительную роль, она настолько ей тяжела, что и встать трудно. Ободранные стены, потрескавшийся деревянный пол, дыра в этом самом полу, скрытая газетой сорок пятого года, пыльный ковёр, заколоченное парой досок окно, из «прожилок» которой тянутся слабые лучи, освежающие хоть немного комнату, труп крысы, а нет, уже двух крыс — окружающий мир призрака девушки с когда-то серыми глазами, теперь уже с светло-лавандовыми, очень близкими к белому, но без зрачков, что для обычных людей это выглядело бы немного пугающе.        В комнате почти всегда тихо, за исключением грызунов, но и те редко сюда заглядывают. Хьюга часто просто сидит, облокотившись о ноги, согнутые в колени, или свернувшись калачиком лежит и смотрит на дверь. Встать с такими цепями ей слишком тягостно, поэтому продолжает сидеть или лежать уже много лет, частенько напевая мотивы песен своего времени. Иногда слышатся голоса «с того мира за дверью», сначала это были детские голоса,       Видимо, кабинет отца теперь детская комната…       А потом они стали взрослеть и взрослеть, пока вовсе не пропали.       Выросли… Интересно, как сейчас в мире? А мне ведь даже не выйти отсюда, сколько бы не пыталась… Эта комната стала для меня настоящим пленом. Лежу тут уже вечность и охраняю вшивый ковёр, газету, а также трупы двух крыс, ой, уже трех.

***

девяносто восьмой год

       Слышится шум, кто-то настойчиво отдирает обои по ту сторону двери, потом пошли доски, но их уже выбивали каким-то орудием и… бац

Вот он — свет в конце туннеля! Хотя…

       Хината резко разлепила веки, засуетилась. Среди этих чёрных дней её призрачной жизни, ничего, кроме трех, точнее уже четырёх умирающих крыс не видела, а тут такое событие. Движение, а это, как известно, жизнь. Свою Хината давно потеряла, теперь её цель — следить за новой. Она бы хотела ещё раз прожить, что совершенно нереально, так почему бы, грубо говоря, не поделиться другим их реальностью, всего лишь предоставив возможность за ней наблюдать. Этого вполне хватит для её счастья, по крайней мере, сейчас.        Собрав всю свою силу, попыталась привстать, любопытство как никогда стало брать верх, что не удивительно, но её резко потянули вниз цепи, в добавок натирая и без того воспаленную кожу, а по ободранной и стертой в кровь шее снова «прошелся» шершавый ошейник. Ощущение, будто эта цепь сейчас протрет дыру огромным количеством маленьких иголочек, сопровождая невыносимой болью, пожирающая сознание и мешающая здраво мыслить. Девушка сделала глубокий вдох и измученный выдох со сдавленным стоном. Легче не стало, но собраться с мыслями хоть немного помогло. Так. Встать. Узнать. Очередная попытка выбраться. Кости ужасно ломило, несмотря на то, что она уже давно не живая, все эти не самые приятные ощущения у духа могли быть только благодаря цепям, иначе это не объяснить. Как же горестно осознавать то, какой же ты беспомощный. Тебе выпадает шанс, а ты даже с места не можешь сдвинуться, физическая боль мешает, да и тяжесть в целом. Чувствуешь себя маленькой птицей, которая мечтает взлететь, а ей подрезали крылья. Слёзы по бледным щекам катились одна за другой, тёплые, не отличить от настоящих. Проложили дорогу, оставляя влажный след. Подступил ком к горлу, отчего чувствовать себя было противно. Дышать стало невыносимо, и Хьюга заплакала, уже не обращая внимание на движение вокруг неё. То, как убирают ковёр, сметают в совок четырёх дохлых крыс, ой, уже пятерых, ворчат, удивляются, всё это было на заднем плане. Хината кое-как сидела на коленях и всхлипывала, пытаясь вытереть выступающие слезы, но приносила только ещё больше страданий рукам, которые даже преподнести к лицу не под силу хрупкому созданию.        Истерика от бессилия, любое движение — адская боль, чтобы хоть что-то сделать, как, например, повернуться в другую сторону, нужно выложиться по- полной, так ещё и терпеть все эти мучения, натирать ещё больше свои окровавленные мозоли. Её существование в мире людей бесполезное. Приведение никто не видит, никто не слышит, проходят спокойно сквозь неё, не обращая, да вообще не видя её слез, мук. Вечный игнор. И ладно, её не воспринимают, но  быть пленницей своей же комнаты, заключённой в слишком суровых условиях, как-то не очень. Хорошо, хоть еда и вода больше не нужны. А нет, уж лучше бы брюнетка будучи призраком умерла ещё раз, но от обезвоживания или голода, чем прожигать заколоченную дверь десятилетиями и мечтать об успокоение души.        Внимание привлёк вскрик женщины с красными, никак не рыжими, волосами. Женщина в Хине-чан не убита, так что, несмотря на всю эту Санту-Барбару, мысль «Покрашены? Или натуральный цвет?» все же пронеслись. Красавица с необычным цветом волос указывала блондину дрожащим пальцем на немного окровавленную петлю. Я ведь умерла от удушья, сама же себе шею расцарапала, не входило в мои планы умирать так болезненно… Даже не смогла правильно повеситься… М-да…        Шею резко поразила острая боль, по ощущению пожиравшая все ткани, мышцы. Создалось впечатление, что ей перерезали горло, очень тонким, только что заточенным ножом, а потом снова и снова наносили удары этим оружием. Хината начала задыхаться, хвататься за горло и неловкими движениями пыталась всеми силами снять этот ошейник, но вместо желаемого результата, полупризрак вновь разодрала и без того израненную шею. Крича от боли и тяжело дыша, уставший и хорошо помученный взгляд Хины-чан еле-еле устремился на молодоженов, что повергло её в шок и испуг. Мужчина сорвал петлю и тут же бросил, то ли он был брезгливым, то ли эта веревка и вправду выглядела столь устрашающе, а может вообще виной была боязнь крови, даже засохшей.        Сопоставив все факты, белоглазая пришла к выводу, что виной всех её страданий сейчас — прошлое, ну или определённые важные вещицы, сыгравшими причинами смерти. Ведь не могла же у мёртвого человека ни с того ни с сего так сильно заныть шея, да и как раз в этот момент была сдернута веревка. Так что… Вполне вероятная гипотеза.        С этими мыслями стало расплываться в глазах, «картинка испортилась», а потом медленно набирал громкость шум в ушах, дышать стало ещё тяжелее и больнее.        — Слава Богу, Наруто не увидит весь этот ужас. За эти девять месяцев точно успеем все привести в порядок.

Болезненный вдох

— Наруто? Необычное имя, однако… — неосознанно подметила Хината, будто тем самым отвлекала себя от ужасных мучений.

Последний выдох

       Тело перестало слушаться и совсем ослабло, камнем упало на пол, перечеркивая все стереотипы о приведениях, на петле выступила свежая кровь.

***

Где я?

Я слышу… Плачь! Детский и такой душераздирающий… Почему я не могу открыть глаза? Я… Ослепла?

И снова пустота…

       — Ась?       Резко открыв глаза, Хината стала быстро мотать головой, как бы осматриваясь по сторонам, но всё необъяснимо было жутко расплывчато. Хьюга с трудом отдышалась и провела рукой по шее, на которой ничего не было, кроме содранной кожи и спекшейся крови. Мысль о том, что зрение потеряно, вызывало столько эмоций, но по-большей части страх. И стоп. Кто сказал «ась»? Девушка хоть и призрак, но слышит хорошо, ей не могло показаться. Быстро помассировала глаза и, открыв их, прищурилась. Окружающий мир с каждой секундой становился все четче, в поле зрения попали два небесно-голубых глаза, которые смотрели будто ей «прямо в душу», факт, что она и есть воплощение души пока отставим, владелец этих бусинок явно считал, что видит точно живого человека. Если бы у Хинаты была бы человеческая кровь, она бы сейчас как никогда бы забурлила, вскипела и испарилась бы вовсе, но случай немного другой. Иными словами, девушка очень засмущалась, каждая клеточка её тела как никогда покраснела, пошли анатомия с биологией к черту, у призрака все реально.        Хьюга вспотела как грешница в церкви, очень запаниковала, её характер до войны, до ужаса скромный, вновь стал давать о себе знать.        — А-а-а… — заикалась девушка, ей хотелось узнать, кому принадлежал тот заинтересованный взгляд, но из-за своего недуга пока что не могла. Уверенность в том, что глаза принадлежат кому-то взрослому, потрепанному жизнью человеку, была очень велика. На неё смотрит мужчина средних лет, чья судьба явно была не очень щедрой на милость, по крайней мере, именно это первое, что пришло в голову. Только уж слишком подозрительно он мелковат. В глазах был далеко не только интерес. Они отражали боль, похожую, как и у неё самой. Взгляд одинокого человека, потерянного человека, человека, у которого, ровным счётом, нет ничего и никого.        Тяжёлый вздох, а на душе не легче. Потереть очередной раз глаза казалось прекрасной затеей, не зря. За время раздумий зрение более-менее вновь пришло в норму, так что поморгав, Хината оглянулась. Безумное волнение, интерес, страх овладели ей, столько лет она нормально не стояла на ногах и не чувствовала себя свободной. Цепи были до сих пор, но вес их уменьшился, что уже казалось манной небесной.        Вот только окружающая картина никак не радовала. Приглушенный свет, грязная комната… Опустив голову, Хината поняла, что рядом с ней стоит маленький мальчик лет пяти и смотрит на неё теми самыми серьёзными глазами. Внутри всё похолодело. «Мальчик?!»        — Меня зовут Менма, а тебя?       Хьюга никак не ожидала вопроса, и что на неё продолжат так смотреть, будто прожигают дыру. Мрачный незнакомец видит её, что казалось просто нереальным. За все время, проведенное будучи приведением, безрадостную душу никто не замечал. Ни отец, ни сестра, ни последующие хозяева квартиры. Да и при жизни особо тоже… Что призраком, что человеком… Для окружающих всегда была пустым местом. Во многом послужила собственная скромность и зажатость, так что винить тех людей привидение не собиралось. Но всё равно это ранило, да. Приносило ещё больше кровоточащих душевных порезов. Брат погиб, а сестра далеко-далеко… Где они сейчас? Наверняка в раю, смотрят и разочаровываются в ней, ничего ведь столько лет не делала. Говоря про её последние дни жизни, проведенные с сестрой, их нельзя назвать счастливыми. Хина-чан их очень смутно помнит, тогда внутренние голоса заглушали всё и вся.

«Быть одной мне невыносимо…»

       — Эй, ты меня вообще слушаешь? — маленький человек раздраженно пощелкал пальцами перед Хьюгой, та сразу вылезла из своего интровертского душевного погреба и вновь удивлённо уставилась на него, все ещё не проронив ни слова. — Немая что ли?        — Ах! Нет-нет-нет, я абсолютно здорова, слышу, вижу, а-а-а дышу и… — девушка раскраснелась и залепетала, в голове все запуталось, отчего кровь активнее стала поступать к щекам. Всё же сама понимала странность собственных слов. Подобно девушке на первом свидании. В принципе, так и есть, только в данный момент это больше как неожиданная встреча. Здраво излагать свои мысли за столько проведенных в одиночестве лет разучилась, а значит пора бы вспомнить прошлое. А ведь в те времена она тоже разговаривала не комильфо…        — Как тебя зовут?        — Меня… Честно, точно не помню… — действительно, имени своего девушка не помнила от слова «вообще». Ей всегда казалось, что невозможно забыть настолько очевидного, но, видимо, и такое бывает.        Белобрысый мальчишка косо посмотрел на брюнетку. Его серьёзные глаза неожиданно засияли, а сам расплылся в улыбке. — Я тоже не знаю своего, тётя. Думал, что один такой…        — Как это? — не на шутку удивилась Хината, — Сам же Менмой представился… Твои родители ведь должны…        Мальчик не дал договорить ошарашенному призраку, взяв её за руку, — у меня их нет, а ты своего прошлого не помнишь, верно?        — А-а-а…        — Можно ты будешь моей мамой и дашь мне имя? То, которое мне дали в детском доме совсем не подходит. А я буду твоим папой и тебя тоже как-нибудь назову… — голубоглазый поник головой, будто сразу знал ответ на свой необычный вопрос и шмыгнул носом, — у меня никого нет, и ты одна… А так мы будем друг у друга…        Неожиданно вся ситуация ещё больше тронула за душу не помнящую Хинату, и всё, что она смогла сделать, это еле-еле приобнять сироту, который тут же ответил ей взаимностью. Руки ужасно болели, тяжело их было держать даже приподнятыми, и Хьюга снова заплакала, но уже не от боли. Одна мысль о том, что такой маленький человечек может жить один-одинешенек, без мамы и папы, бабушек и дедушек, без любви и поддержки, ввели Хину-чан в полное отчаяние.       «Да, я не была любимым ребёнком, да, я потеряла дорогого человека, вроде бы и сошла с ума, но этот малыш страдает больше, чем я мучилась всю свою жизнь, Кто заботится о нем? Он никому не нужен… Его бросили… Как я только могла… »        — Я не смогу быть твоей мамой, обо мне даже рассказать ты никому не сможешь… — тихо прошептала белоглазая и попыталась, насколько ей цепи позволяют, погладить ребёнка по голове.        — Почему же?        — Ну как бы тебе сказать. Я призрак, который заточен в этой комнате. — растерянно выдохнула Хината, вытирая слезы, которые то и делали, что продолжали своё непроизвольное течение.        Ответа не послышалось, девушка вновь посмотрела своими безжизненными глазами на серьёзное чадо, которое сразу затихло. Пацаненок покосился на Хину, потом на цепи.       «Ну да, кто тебе в такую чепуху поверит… Хм, что же насчёт имени мальчика…        Внезапно всплыло воспоминание о паре, которая первая спустя кучу лет, зашла в эту комнату. В то время ей особо до них дела не было, хотя и изначально надежды были (следить за ними), но планы оборвались, потому что боль сковала тело вдоль и поперек, однако, кое-что всё же она уловила из их разговоров. «Наруто». Идея о том, чтобы назвать сиротку этим редким именем показалась просто блестящей…        — Знаешь, — внезапно продолжил беседу голубоглазый, отчего Хината сразу же вышла из раздумий и перевела взгляд на блондина, — я сразу понял, что ты приведение. Таких как ты — миллионы. Я с ними пытался беседы вести, но те игнорируют, а люди считают сумасшедшим. Ты первая, кто со мной нормально поговорил. — мальчик как только мог улыбнулся и почесал затылок, — Как я и сказал ранее, меня вообще Менмой назвали, просто ненавижу это имя. Я из детского дома сбежал, кстати. Свое настоящее я знать не знаю… Его нет, наверное, вообще…        — Как тебе такое имя, как Наруто?        — Наруто? Что же это за имя такое? — удивился этот самый «Менма», — Что менма, что наруто, всё с раменом связано. Но рулетики я люблю гораздо больше, так что твоё имечко мне ближе будет. — задумчиво протянул Наруто-кун, — отныне я Наруто Узумаки — самоназванный Узумаки снова повернулся в сторону Хинаты и слабо улыбнулся. Что творилось на его душе — Бог знает, вроде ребёнок, а задумчивый такой.        — Стоп-стоп-стоп, а фамилию откуда знаешь? — нахмурилась девушка, попытавшись сложить руки на груди, но цепи помешали.        — Ну так мне сказали, что я член семьи Узумаки. Имя неизвестно, так как родителей убили тем же вечером, когда я родился… — мальчишка тяжело вздохнул и ещё раз посмотрел на свою новую знакомую, печально, будто с сочувствием. — Многие винят именно меня в их смерти, а я не помню, что произошло тогда.        Хинату это заявление даже взбесило. Как можно винить ребёнка в том, что ему «посчастливилось» родиться именно в тот день. Люди и правда бывают жестоки… Причём не имея особых причин, лишь бы обвинить кого-то, чтобы собственные грехи как бы уходили на второй план. Некоторые даже ситуации не знают, но все равно предъявляют претензии и презирают, чтобы не казаться на фоне тех, кто вроде как просветлен, идиотами. Лишь бы Наруто не возненавидел всех и вся, а то его и без того хрупкая жизнь покатится к чертям.       Как же я скучаю по Неджи и Ханаби…        — Н-н-наруто-кун… — наконец-то неуверенно прошептала Хината, — Я так и не поняла твоей реакции на то, что обо мне нельзя рассказывать, а также я вряд ли когда-нибудь покину эту комнату…        — А-а-а-а, я вроде ответил. Ну знаешь, в детском доме было немало приведений, я с ними разговаривал, пытался доказать другим детям и взрослым их существование, но меня приняли за сумасшедшего и пуще прежнего стали избегать… Меня даже в психушку положили, представляешь?! А ты хотя бы обратила на меня внимание и… — мальчишка с голубыми глазами чуть покраснел, дотронувшись рукой щек, — Даже имя дала… Наруто… — новоиспеченный Наруто вновь примолк. Задумался о чем-то своем, наверное. Покрутился немного, а потом резко встал прямо перед Хинатой, сделал как можно более серьезное лицо, что у него не совсем получилось, сияющие от счастья глаза выдали. — Так что я обещаю, что буду с тобой до конца и никогда-никогда не брошу. Ну и не буду о тебе никому рассказывать, ’тебаё.        Сердце сжалось. «… буду с тобой до конца и никогда-никогда не брошу…» — эти слова ей говорят не впервые.

«Неджи-кун… Ты тоже так говорил, пожертвовал своей жизнью и всё ради меня…

       Этот мальчик вызывал у призрака бурю эмоций. А в голову лезли всё новые и новые вопросы. До сих пор казалось невозможным, почему он живёт один, как сбежал, как смог найти дом, что с его родителями. Да и вообще, кто они такие… Как органы опеки позволяют ему жить совсем одному? Больше всего интересовала такая доверчивость… Менма-Наруто о ней практически ничего не знал. Люди из детдома не добились его расположения, хотя, наверное, даже и не пытались. Она сама не имела этой цели. На уме было только «уберите эти цепи, обработайте раны, успокойте мою душу», потом ещё добавилось «на край, расскажите о мире, как он изменился, а также разрешите последить за вами». И никак не входило в планы становиться какой-никакой, но матерью. На вопросы до сих пор не были получены ответы. Ну ничего, у неё и него будет много времени, чтобы рассказать друг другу о себе. Вот бы ещё собственное имя вспомнить…