Как разрушить свою жизнь: инструкция для чайников

Саунд: Океан эльзы – ночи и дни ________________________________________ Я не помню, как добралась до дома. Помню только, что Том безумно за меня волновался и рвался бросить к чертям работу и поехать со мной – молчаливой и серой, как простыня. Не знаю, как я убедила его этого не делать, но на похороны я поехала одна. Странно, но на церемонии я совсем не плакала… Я рыдала в самолете, проплакала всю ночь перед похоронами, но не проронила ни слезинки, пока считала черные силуэты друзей и родственников, утешающих мою мать и прощающихся с лежащим в лаково-деревянном гробу отцом. Все эмоции будто выключили, внутри не было ничего, кроме холодной, зияющей пустоты. Я лишь тихой тенью следовала за мамой, утирая ее слезы и крепко обнимая за плечи. И без того маленькая и хрупкая, как птичка, она от горя превратилась в бледное эхо себя самой. Я чувствовала тяжесть ее горя и проклинала себя за то, что не могу хотя бы немного его облегчить – только без слов, одними только крепкими объятиями обещать, что мы с этим справимся, и я ни за что не оставлю ее одну. Когда пришел момент прощания, она с тихим, одними губами сказанным: «Я люблю тебя», вложила в мертвые руки отца старый, пыльный бумажный кораблик. Тот самый, что много лет назад прибило к краю огромной лужи, у которого на скамейке в парке перед университетом сидела моя мама. В тот день скучающие студенты матмеха соорудили целый флот, но ветер отогнал прочь только одно судно – сделанный моим отцом из университетской газетенки простой маленький кораблик. Тогда-то он, погнавшись за своим творением и увидев серьезную девушку с пышными, распущенными каштановыми локонами, и понял, что пропал… Папа очень любил рассказывать мне эту историю, и каждый раз, расчувствовавшись, бежал за цветами, а рядом с вазой неизменно оставлял новый бумажный кораблик. Мама всегда так им радовалась… Конечно, их отношения не были идеальными, но отец никогда не позволял себе обижать свою любимую женщину и каждый день старался ее радовать и оберегать от лишних забот. А теперь его не стало. У мамы осталась только я. Почему-то я знала, что она уже никогда больше не выйдет замуж: не найдется в мире мужчины, способного заменить ей папу. Такую любовь не повторить… Первые несколько дней я практически не спала. Все время была рядом с мамой, пыталась уговорить ее поесть и успокаивала, когда она, ненадолго забывшись сном, просыпалась в слезах. Ей бесконечно снился отец. Он звал ее за собой, и это сводило ее с ума. Видя, как она страдает, я и сама уже была на грани отчаяния. Я могла спасти ее от кошмаров, от голода и горя, но не от призраков. - Уходи… Папа, пожалуйста, если мама тебе дорога, уходи… Не забирай ее у меня, прошу тебя, прошу… - каждую ночь я сквозь рыдания повторяла эти слова как молитву и каждую ночь не отходила от маминой постели ни на шаг, крепко держа ее за руку и неистово молясь всем известным мне богам об избавлении ее от этого ужаса. Через пару дней ее сон стал спокойнее. Теперь отец если и приходил, то просто молча стоял рядом и грустно улыбался. А на девятый день он просто поцеловал ее, попросил перестать плакать и ушел. Больше он ей не снился. Дурные сны прекратились, но лучше маме не стало – она продолжала чахнуть и таяла на глазах. Тогда в моей голове будто что-то щелкнуло и я поняла - находиться в этом городе больше было нельзя. Я собрала вещи, кота и маму и мы все дружно перебрались в мою квартирку в Питере. Мама, конечно, сопротивлялась и кричала, что так нельзя - некому будет ухаживать за отцовской могилой, но я ей пообещала, что это не надолго и она вернется домой, как только будет к этому готова. Здесь было слишком много памяти об отце: его костюмы, забытый мобильник, старые часы, не убранная за день до трагедии пыль на телевизоре… Его уже не было, но он был повсюду, и тяжесть утраты от этого становилась совершенно невыносимой. Переболеть можно любое горе, но делать это нужно как можно дальше от места, где оно случилось. И я свято верила, что переезд поможет маме если не смириться с потерей, то хотя бы принять ее факт и начать учиться с ней жить. Том очень переживал и за меня, и за маму, и каждую свободную минуту посвящал мне, будь то раннее утро или глубокая ночь. И я была бесконечно ему за это благодарна. Он спрашивал, как мы со всем справляемся, делился новостями, старался поднять мне настроение, и, стоит отдать ему должное, ни разу не спросил, когда я вернусь в Лондон. Но сквозило в его странно взволнованном, чуть отстраненном голосе что-то, из-за чего я абсолютно точно знала – он ждал, когда я ему это скажу. Но пока я не могла этого сделать. Я твердо решила, что Лондон и мои сердечные дела подождут - главное, чтобы с мамой ничего не случилось. *Х***ххх***Х* Нагулявшись в парке, мама уснула. - Сладких снов, - я осторожно поцеловала ее в щеку, поправила съехавшее одеяло и, прихватив с собой ноутбук, тихонько прокралась на кухню. - Хм, ты в сети. Это хорошо… - последнюю фразу я сказала на шумном выдохе и, устало потерев лицо, нажала кнопку вызова напротив иконки с ником Тома. Прошел месяц, последние две недели из которого мы не разговаривали. За это время он ни разу мне не позвонил, ну а у меня просто не было времени на то, чтобы хотя бы чиркануть ему краткую смс – я все время была занята мамой и работой. Я не обижалась, прекрасно понимая, что у него есть работа и безумный график, где по часам расписаны десятки перелетов, пресс-туров, встреч с фанатами и прочее, но… Если быть откровенной, меня это безумно злило. Злило, что он не может меня поддержать, помочь, утешить, не может бросить свои чертовы дела и примчаться ко мне, просто чтобы обнять и дать выплакаться у себя на плече. А мне это было так нужно, я так устала быть сильной… Нести горечь потери за двоих оказалось непосильной ношей. А может, у него появилась другая?.. Я тряхнула головой и в сотый раз отогнала эту мысль прочь. У него никого нет, я бы почувствовала измену, но кто знает, надолго ли это? Ведь меня уже так давно нет рядом, а вокруг него вьется столько женщин… От этой мысли исстрадавшееся сердце заболело еще сильнее. Еще гаже становилось от того, что я понимала – в ближайшие пару лет я к нему не вернусь, а видеться пару дней раз в несколько месяцев было никому не нужно. Он на такое не согласится, да и просто не выдержит. В конце концов, он мужчина, у него есть определенные потребности, а готовых удовлетворить их женщин вокруг было пруд пруди – они легко изгладят в его разуме воспоминания о глупой девчонке со странным именем и привычками… Я тяжело, неровно вздохнула и утерла подступившие слезы. Это будет сложный разговор, но он необходим. Я расставила приоритеты, и пора Тому о них узнать. Я не хочу его мучить и не хочу мучиться сама. Я боялась его потерять и убедила себя, что если сама отпущу его на волю, мне будет не так больно. Ноутбук перестал наигрывать раздражающую мелодию вызова. На экране появился Хиддлстон. - Слава Богу, я уже было потерял всякую надежду снова тебя увидеть! – Том взволнованно сцепил пальцы в замок и нахмурился, - Как ты, милая?.. От звука его родного, такого заботливого и теплого голоса из глаз против воли хлынули слезы. Боже, дай мне сил… - Плохо, - кое-как выдавила я сквозь слезы, - Почему ты мне не звонил?.. Том виновато опустил голову. - Не надо плакать, прошу тебя… Прости, я был так занят, а как только появлялась свободная минутка я понимал, что у тебя сейчас слишком поздно и решал не лишать тебя сна. Ты такое пережила, и… - Заботился обо мне, значит, да?.. – голос звенел от ярости. Вся накопившаяся в моей душе боль и обида разом вырвалась наружу, с грохотом обрушиваясь на ни в чем неповинного Тома, - Почему-то раньше проблема часовых поясов тебя не заботила… Это было неправильно, но я не могла остановиться. Я все кричала и кричала, плюя ему в душу пустыми обвинениями и ядовитыми оскорблениями, а он лишь недоуменно смотрел в камеру и не знал, что делать. Успокаивать меня сейчас было бессмысленно, отключиться и продолжить разговор утром – жестоко, а кричать в ответ – не в его стиле. Я высказала ему все, начиная от своих подозрений о его измене и заканчивая обвинением в безразличии и черствости. - Отправь мои вещи в Петербург, - бесцветный, механический тон моего голоса заставил Тома побледнеть и непонимающе тряхнуть головой. - Что?.. Зачем? Настя, я виноват, не отрицаю этого, но не надо рубить с плеча, - англичанин растерянно размахивал руками, но я на него не смотрела. Давясь слезами, я сказала последнюю фразу: - Я ухожу. Так нельзя, это неправильно. Я мучаю тебя, ты страдаешь, а от этого страдаю и я… Я отправлю тебе адрес чуть позже. Прости, и… - я судорожно вздохнула, наконец уняв слезы. Воздух тугим, болезненным комком замер в груди, - Будь счастлив. Я отключилась и уронила лицо в ладони. Том тут же попытался мне перезвонить, но после третьей попытки понял, что это бесполезно и принялся донимать меня в чате. «Настя, прости меня, прости ради всего святого, я никогда не позволял себе тебя обидеть и сейчас этого не хотел. Я не хочу тебя терять… Прошу тебя, подумай над моими словами до утра и умоляю – ответь на звонок», - я захлебывалась слезами, глуша в них полный страдания крик. Я уже не понимала, что правильно, но сделанного не воротишь. Но я знала, что еще через пару месяцев такой жизни, не зная где он и с кем, просто сойду с ума. Так будет правильно. Да, так будет правильно… Три с половиной недели спустя Целую неделю после нашего злосчастного разговора Том всеми правдами и неправдами пытался со мной связаться, но я не отвечала. Лежала пластом на диване, тихонько плакала, но не отвечала. « Так будет лучше, лучше для него, так будет лучше…» - давясь слезами, я повторяла эту мантру как заведенная, с каждым разом веря в нее все меньше. Но когда я окончательно поняла, какую ошибку совершила, Том перестал мне звонить, а я малодушно боялась выйти с ним на контакт. Я могла часами гипнотизировать монитор компьютера или дисплей мобильника, но не находила в себе сил позвонить ему. «Он тебя забыл, вычеркнул из жизни. Ты ему не нужна, ты упустила свой шанс», - внутренний голос был жесток, но прав. Пришлось учиться жить заново. Я писала статьи для Empire, редактор меня хвалила, но я не испытывала при этом никакого удовольствия. Мечта об идеальной работе сбылась, но как-то криво, неполноценно… А стремление к жизни в Лондоне, жажда быть счастливой и любимой и вовсе развеялась в душном питерском воздухе горьким прахом. Я старалась не думать о Томе, но видя счастливые пары на улице, я невольно вспоминала пьянящий аромат его парфюма, тепло его губ и непроизвольно сжимала правую ладонь, ища его надежную, горячую руку. Отгоняя мыслями о планах на завтра от себя воспоминания о все еще любимом мужчине, я до хруста выгнула спину и с благостным кряхтением потянулась руками к потолку. Обзор нестандартных «вампирских» фильмов ни в какую не хотел дописываться. Том и тут умудрился прокрасться в мою жизнь. «Выживут только любовники» - говорят, лента весьма неплохая. Я криво улыбнулась – интересно, найду ли я в себе силы, чтобы ее посмотреть и не придется ли меня потом откачивать валокардином? Трель дверного звонка заставила меня вздрогнуть. «Наверное вещи привезли», - рассеянно промелькнуло в голове. Я устало поплелась к двери. Уже открыв ее и рот, чтобы сообщить курьеру, что у меня нет мелких денег для оплаты доставки и ему придется поискать сдачу, я так и застыла с нелепо отвисшей челюстью. За порогом, зябко кутаясь в мокрую куртку, стоял Том. - Можно войти?.. – Хиддлстон вопросительно указал спрятанными в карманах руками куда-то вглубь коридора. Я все также молча посторонилась, позволяя ему переступить порог моего дома. На его лице не было ни тени злости или раздражения, а голос звучал тихо, почти просяще. Тонкие губы на секунду взволнованно изогнулись в смущенной улыбке. - Зачем ты здесь? – горло будто пересохло, выдавливать из себя слова было неимоверно тяжело. - Увидеть тебя, - Том аккуратно поставил ботинки к рядку моих туфель и выпрямился во весь рост, - Поговорить и расставить все точки над «i». Надеюсь, ты одна и я не помешал? Я отвела взгляд и крепко обхватила себя руками. Я была рада его видеть, но как же это было тяжело… Он стоял всего в трех шагах от меня, такой родной, теплый, так знакомо пахнущий своим пряно горчащим одеколоном и такой бесконечно нужный… - Да, - я рассеяно запустила руку в волосы и уставилась куда-то мимо Тома, - Да, одна. Мама поехала по магазинам, так что… Может, ты хочешь чаю? Я как раз недавно напекла печенья. - Премного благодарен, - Хиддлстон широко улыбнулся и, жестом пропустив меня вперед, последовал за мной на кухню. Несколько минут мы сидели в молчании и крутили в руках кружки с ароматным травяным чаем. Единственным звуком, нарушающим становящуюся все более гнетущей тишину, был хруст овсяного печенья, которое мы без аппетита, с одинаковым усердием крошили на льняную скатерть. Наконец я решилась нарушить молчание и спросила первое, что пришло в голову: - Как ты узнал, где я живу? Том смущенно кашлянул и ответил, не отрываясь от экзекуции над печеньем: - Ты сама дала мне адрес. Просила отправить свои вещи, помнишь? - Да?.. Ах да… Да, точно, - я неловко хихикнула и бегло взглянула на Хиддлстона, но тут же снова опустила глаза в кружку, будто мне было недозволенно даже взглядом касаться его печального, кажущегося чуть постаревшим, лица, - Ты их отправил? - Нет. Том криво улыбнулся и привычно ехехекнул. Кухня на несколько секунд снова погрузилась в неловкое молчание. Нам обоим так многое хотелось сказать и спросить, но ни он, ни я не знали, с чего начать. - А если бы это оказался не мой адрес, а кого-нибудь из моих знакомых? - Я бы все равно тебя нашел, - Том тепло улыбнулся и грустно, глубоко вздохнул, - Почему ты так поступила?.. Этот вполне ожидаемый и вроде бы простой вопрос поставил меня в тупик. К горлу снова подкатил предательский комок слез, а руки задрожали от стыда и страха, что он снова сейчас уйдет. Но на этот по своему желанию и навсегда. Долгую, бесконечно долгую минуту мы сидели в тишине, а я боролась с собой и никак не могла найти сил для ответа. - Почему ты решила уйти?.. Прошу тебя, ответь, я должен знать, что я сделал не так, - сквозь мутную пелену слез я видела, как к моим побелевшим, стискивающим кружку ладоням тянется его рука. С громким всхлипом я как ошпаренная подскочила с места, по пути перевернув кружку и сахарницу. Я стояла перед ним: растрепанная, в луже чая и золотистой россыпи сахара и трусливо прятала лицо в ладонях, неловко балансируя на грани истерики. - Я не хотела тебя мучить! – отняв руки от заплаканного лица я против своих ожиданий сорвалась на крик,- Меня не было рядом, ты все время в разъездах, ты не смог бы это так просто перенести и… - Успокойся, прошу тебя… - Том осторожно потянулся ко мне, но я шарахнулась от него прочь, как черт от ладана. - Ты бы все равно меня бросил. Признайся, бросил бы! Вокруг тебя вьется столько женщин – великолепных женщин, зачем бы тебе было мучить себя почем зря и ждать меня?! – я зло всхлипнула и утерла катящиеся по щекам слезы, глядя, как меняется в лице мой неожиданный гость, - Я позволила тебе уйти, потому что так было лучше для тебя, и… - Как тебе в голову вообще могла прийти такая чушь, и какого черта ты позволила себе решать за меня?! – не дав мне договорить, Том с яростью стукнул ладонями по натужно скрипнувшему столу, - С чего вдруг ты решила, что я могу так просто тебя забыть и вычеркнуть из своей жизни?! Я не из тех людей, которые пускают в свой мир всех подряд и с такой же легкостью их из него вышвыривают! – искаженное болью и злобой лицо Тома, будто смутившись выражаемых эмоций, стало непроницаемо усталым, а в серых глазах заблестели слезы. Еще секунду назад яростно разрубавшие воздух руки, утомленно дрожа, потянулись к лицу и по-мужски неуклюже растерли непрошенные слезы, - Мне жаль, что ты так и не смогла этого понять. Горько улыбнувшись и взлохматив и без того растрепавшиеся кудри, англичанин побрел к двери. Я в растерянности зажимала рот рукой и уже не сдерживала слез. Дура, какая же я дура! - Стой! Том, подожди! Мне было наплевать, что он сейчас сделает – пошлет меня к черту, оттолкнет, плюнет в лицо, ударит… Все это было неважно, я должна была хотя бы попытаться все исправить, а там будь что будет. Я крепко обняла удивленно обернувшегося ко мне мужчину и затараторила сквозь всхлипы: - Прости меня, прости, прости пожалуйста… Прости… Том неровно, но как-то облегченно вздохнул и от того, что он крепко обнял меня в ответ, слезы полились еще сильнее, а и без того невнятная речь стала совсем неразборчивой из-за вкраплений русских слов. - Я боялась тебя потерять, я не могла… - на мой горький всхлип ладонь Тома только крепче обняла мои вздрагивающие плечи, а над ухом раздалось теплое «тшш, все хорошо, я с тобой, успокойся», - Мне без тебя было так плохо… Но я не смогла найти в себе сил заставить позвонить тебе, а ты… Ты не давал о себе знать, - я нервно икнула и шмыгнула носом, - Я боялась, что ты пошлешь меня к черту, боялась, что будет еще больнее и… Истерика набрала максимальные обороты – дальше я говорить уже не могла. Том дал мне порыдать всласть, крепко прижимая к себе и укачивая, как ребенка. Когда я наконец начала успокаиваться, Хиддлстон ласково поцеловал меня в макушку и, осторожно коснувшись моего подбородка, заставил заглянуть ему в глаза. Такие добрые, улыбчивые, родные глаза… - Не надо плакать, прошу тебя, - Том виновато улыбнулся и нежно коснулся моих соленых губ, - Только не из-за меня… Я целую неделю пытался добиться от тебя хоть какого-то ответа, но не смог. Я решил, что у тебя появился другой или ты просто перестала ко мне что-либо чувствовать, и перестал докучать, но… Но я так и не смог выкинуть тебя из головы и все-таки решил приехать. - Другой… - я нервно шмыгнула, - Я бы скорее умерла старой девой в полном кошек доме, чем нашла тебе достойную замену, - я виновато опустила глаза, и тихо-тихо, как разбивший любимую мамину вазу ребенок, добавила, - Я люблю тебя… Прости меня, я ужасно поступила. Том крепко прижал меня к себе, обсыпая счастливыми поцелуями мои мокрые щеки и растерянно улыбающиеся губы. - И я тебя люблю, люблю больше всего на свете! И клянусь тебе, я больше никогда не позволю тебе чувствовать себя ненужной.