Как разрушить свою жизнь: инструкция для чайников

- Леди и джентльмены, через двадцать минут наш самолет совершит посадку в Лондоне, в аэропорте «Гэтвик». Пожалуйста, вернитесь на свои места и пристегните ремни безопасности, - динамики еще дважды повторили эту фразу бесцветно-вежливым голосом одной из стюардесс - по-французски и по-английски. Пассажиры воодушевленно завозились. Где-то впереди усталая женщина под ворчание супруга пыталась успокоить надрывно визжащего младенца, который едва ли не все четыре часа не давал покоя всему салону, а позади меня, восхищенно перешептываясь, скрипя маленькими ладошками по стеклу и толкаясь, смотрели на приближающийся город внуки милой пожилой дамы. На соседнем же от меня сидении в предвкушении скорого приземления активно барабанил по подлокотникам стареющий бизнесмен Алексей. Занудный, надо сказать, тип… Еще в Домодедово он отчаянно пытался привлечь мое внимание – бурно жестикулировал раздутыми от раннего артрита пальцами, будто случайно демонстрируя при этом свои неприлично дорогие часы, и бесконечно трепался о своей скучной работе, любви к дайвингу и лютой ненависти к докучливой теще. Правда зачем все это было знать мне – бледной, сонно пялящейся в электронную книгу и явно не расположенной к беседам – непонятно. Изредка смеясь над одному ему понятными шутками и поправляя пиджак, Алексей, почему-то увидевший во мне благодарнейшего слушателя, все никак не мог умолкнуть. Он все трепался и трепался, а я лишь изредка угукала, отчаянно стараясь отогнать разбуженные шумом аэропорта и его раздражающей болтовней гадкие, злые воспоминания. В каждом шорохе мне слышался звук наспех бросаемых в чемодан вещей, в каждом возгласе – крик и ругань бывшего жениха, и в каждом скрипе – последняя, похожая на финальный аккорд заупокойной литии трель отвратительно скрипящей двери когда-то уютного, почти семейного гнездышка. Я долго уходила от него. Почти полгода мы ругались на пустом месте, бесконечно выясняли отношения и перебрасывались обидными, зло жалящими фразами и обвинениями. А потом я просто собрала вещи и ушла. До сих пор удивляюсь, как легко мне далось это решение, хотя чего только не натворишь в припадке злости … *х*ХХХ*х* В крошечной квартирке царил хаос. Всюду были разбросаны одежда, обувь, карандаши и книги, а от стен гулко отскакивали обрывки опасно звенящей сталью перепалки. - Как легко ты об этом говоришь! Зачем тогда переезжала, зачем были все эти разговоры о совместной жизни, свадьбе, покупке квартиры?! – тонкие губы плотно сжаты, а в черных глазах ярость, обида и укор. - Все эти разговоры, если ты помнишь, были еще полтора года назад. И что из всего перечисленного я вижу сейчас? Только какое-то жалкое подобие «совместной жизни» в гребаной съемной квартире и твоей вечно торчащей у нас матушкой! – в распахнутый зев чемодана со свистом полетела неплотно закрытая шкатулка с украшениями, - Ч-ч-черт… Неуклюжие, трясущиеся от злости и обиды руки принялись собирать рассыпанные по светлому ковру сережки и браслеты. Кое-как вернув все свои побрякушки на место, я тяжело вздохнула и подняла глаза на возвышающегося надо мной мужчину. Господи, сколько же гадостей он успел мне наговорить за какие-то жалкие двадцать минут… - Я устала ждать, Игорь… - голос звучал тихо, едва ли не обреченно, - Я вернулась в эту дыру не для того, чтобы продолжать существовать рядом с тобой на птичьих правах давешней школьной подружки. - А чего ты хочешь?! Ты не ладишь с моей мамой, не следишь толком за домом, да ебаный в рот – у нас секс бывает хорошо если два раза в неделю! - Так вот в чем проблема… - на сжимающую край футболки кисть капнула горячая, злая слеза. Меня трясло, а ногти отчаянно впивались в ладони, чтобы хоть как-то придержать усиливающееся желание запустить в когда-то любимого мужчину прикроватной лампой, - А ты никогда не думал о том, что я не домашняя клуша, вроде твоей мамаши? В твою умную голову не приходила мысль о том, что я журналист, и что моя работа подразумевает ненормированный рабочий день, кучу работы и, как ни странно, нефиговую такую усталость? Хотя конечно, как ты мог об этом думать. Проблемы индейцев ведь шерифа не волнуют, правда? Надменно фыркнув, я поднялась с пола и с удвоенной яростью продолжила швырять в сумку выгребаемые из комода вещи. - Какой шериф, какие индейцы… - Игорь схватился за голову, - Настя, ты что несешь вообще?! - Да боже ж ты мой, Игорь! – я резко повернулась к нему лицом. Злой, обиженный - ха, не думал, что я и правда могу уйти, - Мы каждый вечер, две недели подряд говорили об этом. Две, мать твою, недели, и ты так ничего и не понял? - А я две, мать твою, недели говорю, что ты надумала себе все эти проблемы и просто с жиру бесишься! - Это с какого, интересно, жиру?.. – я желчно прищурилась и сложила руки на груди, - Дорогой, окстись! Мы живем в долбанной Сибири, в съемной однушке с чужим злобным блохастым котом! И это все при том, что мы уже давным-давно могли переехать в Питер в мою квартиру и не иметь никаких проблем! – я подошла ближе и не мигая уставилась в его непроглядно-черные, полные раздражения глаза, - Я устала подталкивать тебя к каждому важному шагу и решению. Я и так чуть ли не вынудила тебя съехаться, а дальше что? Буду заставить тебя на себе жениться? – он тяжело вздохнул, отвел глаза и отошел к окну, - Игорь, мы вместе уже восемь лет… Мне 23, я далеко не глупа, у меня хорошее образование, я действительно могу чего-то достичь в своей профессии и я не хочу больше торчать в этом болоте. Я хочу жить в большом, интересном городе, хочу хорошую работу, где я буду общаться с интересными людьми и писать про интересные вещи, а не про обиженных омоновцами чуркозавров и опасно кружащие над городом целлофановые пакетики. Черт подери, да я банально хочу замуж и родить ребенка! Сколько еще прикажешь мне ждать?.. Год, два, десять? Я устала, Игорь… Я и так слишком долго ждала, хватит. Я ухожу. Глухой хлопок, зудящая недобитым комаром кое-как застегнутая молния, шелест колесиков по старому, местами вздувшемуся линолеуму – шаг, два, три, поворот в коридор, четыре… Тихо, он больше ничего не говорил, только молча пошел за мной следом и сейчас сопел за спиной, наблюдая за тем, как я натягиваю потрепанные красные конверсы и непослушными, дрожащими руками пытаюсь завязать шнурки. Не выдержал - со вздохом опустился передо мной на колени. Он знает, что я обожаю обувь на шнурках, но при этом никогда не могу их нормально завязать. Особенно когда чем-то расстроена или зла… - Дай помогу, - аккуратно и быстро завязал грязно-белые шнурки и отрешенно, но по привычке ласково поправил залезшую за яркий язычок штанину. Грустно хмыкнул, встал и заглянул в глаза, - Ты уверена, что хочешь уйти?.. Секунда замешательства. Вот он – выбор, развилка, момент прыжка в пропасть… - Так больше не может продолжаться. Я не хочу мучить ни тебя, ни себя. Я бесконечно злюсь и обижаюсь, а ты в ответ пытаешься меня перевоспитать, а когда не получается – бесишься и говоришь гадости, за которые никогда не извиняешься... Так не должно быть, - я аккуратно взяла его за руку. Узловатые, сухие, горячие пальцы, которые уже никогда не коснутся моих волос и никогда не решат вечную «шнурочную проблему», - Спасибо тебе за все и не держи на меня зла. Завтра я приеду за остальными вещами. Ключи отдам хозяйке. Прощай. Последний поцелуй-клевок в щеку и я уже за порогом. В подъезде гадко пахнет сигаретным дымом, хлоркой и мочой, еле светит дешевая, вот-вот готовая перегореть лампочка на облупившейся зеленой стене, а этажом выше заливается Верка Сердючка и залихватски улюлюкают чьи-то гости. - Куда ты пойдешь?.. - отпустив помятую кнопку вызова лифта, я удивленно обернулась на звук его неожиданно сиплого, потускневшего голоса. Он стоял в бледном пятне света - кудрявый, худой, немного нескладный, рассеяно водящий пальцами по дверному косяку и с надеждой смотрел на меня странно влажными глазами. - Для начала к родителям, а там как получится, - губы машинально растянула кислая улыбка, хотя внутри снова закипела злость. Как же, вот так просто я купилась на твои щенячьи глаза и сказала, куда поеду. Нет уж, слишком много лишнего ты наговорил, слишком долго не извинялся и предпочитал меня не слышать. Ты никогда не узнаешь, где я. Этой паршивой драме пришел конец, я покидаю сцену и ухожу за кулисы к свободной от тебя жизни. Натужно скрипнув и разнеся по подъезду грохочущее эхо, разъехались двери допотопного лифта. В кармане уже в третий раз требовательно зажужжал мобильник — таксист попался терпеливый, но, все же, не стоит проверять сколько еще он может ждать меня в промозглой майской ночи. - Пока, - я неловко помахала рукой и ткнула в оплавленную скучающим хулиганьем кнопку первого этажа. Кабина вздрогнула и утробно загудела, отправившись вниз. В узкой щели между дверями мелькали темными полосами перемычки этажей. Я ушла от него. Наконец-то я ушла. Странное ощущение... Мне было легко, свободно и пьяно от мысли о наконец обретенной свободе, но дышать почему-то было тяжело, а и без того близорукие глаза почти ничего не видели из-за запоздалых слез. Может, еще не поздно вернуться? Привычно извиниться и увлажнить счастливыми слезами укрытое старой оранжевой футболкой родное плечо, снова чувствовать, как его сильные руки отчаянно прижимают меня к себе, будто не желая делиться мной даже с тусклым светом в прихожей, и как теплые, тонкие губы шепчут, какой он дурак и как он меня любит и боится потерять... Зазубренный, неловко сломанный в спешке ноготок с неаккуратно облупившимся по краю бордовым лаком задумчиво царапнул похожую на таблетку кнопку с наспех нарисованной черным маркером четверкой. Нажать, или не нажать?.. В открытых дверях лифта уже давно зиял темный провал лестничной площадки первого этажа, где круглый год несло сыростью из подвала и никогда не горел свет. Я прикусила сломанный ноготь и тупо уставилась на панель с кнопками этажей в пестром окружении непристойных надписей и корявых граффити. Нажму – вернусь к унылой, затягивающей, словно болото, жизни с человеком, которого я уже вроде и не люблю вовсе, не нажму – окажусь лицом к лицу с пугающей меня до тошноты и колючего зуда на затылке неизвестностью, но зато крепко держащей в руках свою свободу, и не имеющей никаких рамок и ограничений. В кармане снова назойливо зажужжал мобильник. Пустой взгляд наконец отвлекся от кнопок и слепо уткнулся в пахнущую горелым супом и плесенью темноту. Я хочу уйти. Потом наверняка передумаю и буду корить себя за это, но сейчас я хочу покинуть это место - бежать без оглядки, нестись прочь настолько быстро, чтобы только пятки сверкали и пыль стояла столбом! Бесцветно хмыкнув и не переставая грызть уже почти до самого основания изжеванный ноготь, я потянула за собой тяжелый чемодан. Войдя во мрак, я закрыла глаза и вслушалась в окружающие меня звуки. В старых облупившийся батареях шумела вода, за дверью 37 квартиры кто-то скандалил, а сверху ритмичным гулом напоминала о себе Сердючка. Наверху не было слышно хлопка дверью, не раздавались шаги и не гудел вызванный на проклятый четвертый этаж лифт. Он не пошел за мной. А значит либо попросту не захотел, либо наконец-то позволил мне уйти. Пальцы против воли сжались в кулаки: да какого, собственно, черта?! Мне что, больше всех нужно постоянно поддерживать наши отношения на плаву? Все, устала, хватит - пошло оно все нахер большими шагами! Прощай, унылый дом, оревуар, стремный город, и ариведерчи, старая жизнь! В последний раз зло, нагло наполнив легкие смрадным подъездным воздухом, я шагнула к лестнице, в конце которой светлела нелепо-голубая дверь на улицу. Во дворе у белой «Кии», зябко кутаясь в бежевый тренч, курила какая-то дама. Забавно - впервые еду с таксистом-женщиной… Недовольно обернувшись на хлопок двери, она уже было собиралась начать ругаться, но, увидев стоящий за моей спиной огромный, едва ли не в пол меня чемодан, мятую, явно домашнюю футболку с полуоблезшим рисунком и растерянное лицо, она передумала. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять суть произошедшего... Водитель молча помогла мне запихнуть сумку в багажник, спросила адрес и повезла меня прочь от ненавистной квартиры по влажным оранжевым спинам змей ночных улиц. - Здесь где поворачивать? - Возле остановки, за аптекой будет проезд, - какой у меня все-таки низкий голос, когда я не в духе… Тихо шурша покрышками, машина заехала в темный двор старой, уродливой, обшарпанной белой девятиэтажки с бордовым кантом у последнего этажа. Свет горел всего в нескольких окнах, одно из которых принадлежало просторной родительской кухне. Мама будто чувствовала, что сегодня я вернусь домой – разбитая, опустошенная и растерянная. Она молча обняла меня у порога, дала выплакаться, а потом напоила чаем и уложила спать в моей комнате. Дом… Как и много лет назад здесь по-прежнему неуловимо пахнет папиным одеколоном, овсяным печеньем и горьким индийским чаем, а в ногах привычно спит старенький рыжий кот. «Завтра куплю билет в Питер, а там видно будет…», - убаюканная этой мыслью, легким лавандовым запахом старой, цветастой наволочки и урчанием кота я забылась вязким, глубоким сном без сновидений, чтобы через несколько часов поспешно сжечь оставшиеся мосты и смело шагнуть в неизвестность. *х*ХХХ*х* Вещей было много, но на их сборы и отправку хватило одного дня. С Игорем я больше не пересекалась. Папа все время недовольно хмурился и пытался отговорить меня от этой затеи «ведь Игорь хороший парень» и мы «так долго были вместе». Но я все еще была зла на него и твердо верила, что мы до сих пор были вместе просто по привычке. Будучи откровенно странным существом, мне просто было страшно остаться без любящего человека. В голове сразу появлялась мысль: кто еще поймет и примет меня, такую замороченную на своих глупостях чудачку?.. Кто стерпит мои внезапные ночные приливы вдохновения и шебуршание кисточками на кухне, кто поймет любовь к ношению исключительно цветных носков (причем из разных пар, и левый обязательно должен быть полосатым) и кого не повергнет в ужас странная смена настроений и легкий переход от состояния «серьезной женщины» к кондиции «безбашенного подростка» или, того хуже, «счастливого ребенка», до тошноты объедающегося сладостями и готового часами играть в гостях с котейкой, забыв при этом о самих радушных хозяевах дома?.. Такого человека можно искать до самой старости. А потом я осознала, что и Игорь таким не является - значит терять было особо и нечего. Через два дня я все-таки улетела в укутанный чаячьими криками и душными грозами Питер. Следующие несколько дней я откровенно занималась ерундой – гуляла по паркам, и, по старой памяти, даже решила снова начать курить, но гадкий никотиновый привкус во рту и беспощадно жгущий глаза сизый дым заставили меня бросить эту затею уже на третий день. Едва початая пачка тонкого «Парламента», наверное, до сих пор лежит где-то в ящике кухонного стола. И вот, в один особенно тоскливый день я окончательно отдалась на поруки своим порывам и желаниям, о чем, вскоре, жестоко пожалела. Было два часа дня, но над городом из-за грозы висели унылые, пыльные сумерки. По стеклам тарабанили крупные капли, а низкие тучи, будто соревнуясь друг с другом, перекатывали в пухлых черных пальцах гром и пугали шумом сигнализации припаркованных во дворах машин. На экране телевизора мелькала очередная серия «Гриффинов», а меня одолевала тоска. Хотелось чего-то нового, рискового, но я не могла понять чего… Найти работу было не сложно, но мне не хотелось – это было слишком просто и скучно. Ситуацию, как водится, решило беспечно брошенное «а приезжай ко мне в гости». Правда, ехать бы пришлось не на другой конец города, а, не много не мало, на туманный Альбион. Старая университетская подруга, не лишенная странностей и отчаянного желания попасть в кинобизнес, поступила в Лондоне в магистратуру университета имени некой святой Мэри, где второй год старательно изучала историю кино и вообще все, что только может быть с ним связано. Имеющая весьма не бедных и крайне озабоченных судьбой единственной дочурки родителей, Крис припеваючи жила в огромной квартире. Но, по странному стечению обстоятельств, почти все предполагаемые соседи в наличествующих сокурсников решили жить либо в кампусе, либо в своих самолично найденных берлогах. Единственная же согласившаяся жить с ней под одной крышей португальская девица возвращалась домой только поспать, и то не всегда. Поэтому мой любимый образчик исконно русской красы тяжко вздыхал в полупустой квартире и отчаянно жаждал хоть чьего-нибудь общества. В ходе переполненного привычными пошлыми шуточками и колкостями разговора мы каким-то образом пришли к мысли, что мне стоит перебраться в Англию насовсем, и начать новую жизнь на чужой земле. - На кой тебе один чистый лист? Давай хапнем целый новый альбом! – Кристинка заливисто расхохоталась. И правда, что мне мешает? В запасе имеется энная сумма денег, которой при должной экономии должно хватить на пару месяцев поиска работы, а здесь меня уже ничего и не держит. Визу я сделала на удивление быстро, а вещи даже не распаковывала – так и отправила в Лондон, дрожащей от восторга рукой указав адрес - 45 Maydwell House, Thomas Road, London E14 7AP. *х*ХХХ*х* Лондон встретил меня низким, цвета старых потертых джинс небом, и рвущим барабанные перепонки воплем встречающей меня Кристины, которая то верещала, как она рада меня видеть, то жаловалась, как долго она ехала сюда из университета. Я была счастлива. Бесконечные перелеты и ожидания закончились, вокруг был новый, неизведанный мир, странно одетые люди и бесконечные возможности - я могла делать все, что захочу. Но сейчас мне хотелось только одного – залезть в душ и лечь спать. Три бессонные ночи подряд это, все-таки, было слишком…