Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

Лорд Волдеморт не праздновал дни рождения: ни в приюте, где всем было плевать, ни в Хогвартсе, где лгал, что родился в середине лета, ни потом, когда получил власть выкинуть из жизни все глупости. Праздники для дураков и бездельников. Не можешь найти дел поважнее — плохо работаешь. А в его маленькой организации плохие работники не задерживались. У пышных торжеств был шарм, и когда роскошь еще очаровывала, ему нравились пышные наряды, высокопарные тосты и блеск тысячи свеч. Но лоск облетал, как дешевая позолота, стоило пройтись по ней тряпкой. В конечном счете имело значение лишь проржавелое от крови железо. Много ли значат просторные залы поместья Малфой с их белокаменными колоннами и начищенными паркетами, если сам Люциус так и остался скользкой змеей, готовой уползти, стоит прозвучать тяжелым шагам опасности? Много ли стоят разодетые Пожиратели с их льстивыми речами и патетическими восклицаниями, если лишь единицы сохранили верность, с которой Лестрейнджи отправились в тюремные камеры, а Барти Крауч — в могилу? Нет, это никуда не годится. Будь его воля, он все бы здесь заковал в черный мрамор и потускневшее от времени серебро. Ни намека на праздное веселье и позолоченные привольные деньки бы не оставил. Верность заслуживала уважения. Шик незаслуженного богатства — в лучшем случае, презрения. Если бы пришлось выбрать один большой праздник, чтобы ежегодно сплачивать людей, он выбрал бы день своего пришествия к власти — то есть, еще неназначенную дату. Выделять красными чернилами день, когда он явился на свет, — так же глупо, как день рождения маггловского божьего сына. Он не верил ни бубнящим священникам из церквей, ни псевдо-истинной версии про Великого Чародея. Да, людям нужен идол для поклонения, но мир и так тесен, хватит места лишь на одного Бога, и раз он все равно рукотворен, лучше пусть будет сотворен его руками. Лорд Волдеморт вылепил себя из ничего, а когда рассыпался — принялся терпеливо собирать куски сызнова. Осталось немного: последний фрагмент — фамильное кольцо, по нелепой издевке судьбы попавшее в руки старого идиота. Эти руки он знал хорошо: цепкие пальцы, выводящие палочкой сложные фигуры или крепко сжимающие стопки домашних работ, на которых именно ему всегда норовили вывести Выше Ожидаемого вместо Превосходно. "На меня твои чары не действуют, Том." Ничего, дни старика уже сочтены. Снейп утверждал, что даже по оптимистичным прогнозам дольше года не протянет. Смерть явится и за ним, она явится за каждым, кто слишком глуп, чтобы это предотвратить. Но сама мысль, что частица него находится в руках старого маразматика, приводила лорда Волдеморта в слепую ярость. Ему нужно его кольцо. Ему нужен последний фрагмент души. Собравшись воедино, он раз и навсегда уничтожит то, что осталось от Невилла Лонгботтома — дрожащий коматозный кусок сознания на задворках черепа, чуждый и совершенно неприемлемый. Ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой. Необъяснимая связь между ними — обоюдоострый меч. Он ударит туда, куда направит его рука сильнейшего. И в этот раз не будет осечек и недоразумений, не будет сокрушительной трагедии и горькой злобы поражения. Только ржавое железо, раскаленное добела ненавистью. Лорд Волдеморт отставил бокал, наполовину наполненный водой из собственной палочки. Он расположился в кресле у окна в своей новой спальне. Никакого света, только бледное мерцание звезд, таких же холодных и вечных, каким однажды станет он сам. Но вдруг что-то прорезало тьму. Что-то стремительное и болезненно белое. Патронус. Он презрительно прищурился. Откуда здесь взяться патронусу? Мало кто из Пожирателей был способен на эти чары, так кто, черт возьми... Белоснежная лошадь скользнула в окно, залила комнату нестерпимым сиянием. Он едва не отшатнулся — сплетенное магией существо вызывало неописуемое отвращение. О, он найдет, что сказать идиоту, который решился... Знакомый и незнакомый одновременно голос зазвучал в ушах: "Невилл", — от имени, которое он проклял сотни тысяч раз, скулы свело судорогой. "Это я. Не знаю, точно ли до тебя дойдет это послание, но надеюсь, что да. Я долго думала, что сказать, но проще всего — правду. Мы все скучаем и ждем, когда ты вернешься. Я — жду, когда ты вернешься. Знаю, ты услышишь, где бы ни был, и точно подумаешь: "я не смогу, я совсем один". Но это неправда. Тебе никогда не нужно было притворяться кем-то или совершать невозможное, чтобы быть героем. Мне — всегда было достаточно того, что ты пришел тогда, один, и держал меня за руку, пока вокруг было темно и холодно. Я просто хочу, чтобы ты еще раз показал мне, как цветет земляная вишня, и ляпнул что-нибудь дурацкое и только твое. Поэтому... Возвращайся, хорошо? Пожалуйста." Он стиснул подлокотники кресла и отпрянул, когда патронус нырнул к нему. Туманный лошадиный нос коснулся пальцев. И развеялся, оставив комнату темнее прежнего. Он отдернул руку, принялся лихорадочно тереть другой, соскабливая тошнотворную гадливость. "Джинни", — прошелестел в голове голос Дневника. "Любит она душещипательные речи. Только помани тем, что выслушаешь..." "Для человека, обвиняющего других в болтливости, ты слишком любишь собственный голос", — прозвучал другой, едва слышный. Интересно. Аномальный фрагмент редко подавал признаки жизни, даже когда лорд Волдеморт позволял хору голосов вырваться из плена молчания. "Ее некому услышать", — возразил Дневник с прежней насмешкой. "Разве что нам, но мы с тобой и так ее до конца жизни наслушались." "Ты уверен?" — в голосе аномального фрагмента скользило равнодушное презрение — сейчас он звучал почти так, как следовало звучать осколку души лорда Волдеморта. От этих слов он сам насторожился. О чем он? Уж конечно, не может иметь в виду... Что-то всколыхнулось внутри — робко, коротко, но до дрожи, до дрожи чуждо. Всколыхнулось и тут же юркнуло назад в укромную норку, созданную тем, кто был здесь дольше. Нутро обожгла ледяная ярость. С неистовым ревом лорд Волдеморт метнулся внутрь себя, ища, как достать, как проникнуть, как... Нет, стена слишком прочная. Он убедился в этом на собственной шкуре. Призрачные преграды не смогли сдержать по углам их всех, как изначально пытался устроить отбившийся от рук фрагмент, но на одно маленькое убежище его хватило. — Как ты смеешь?! — хлестнуло его же шипение. — Ты должен быть моим первым союзником! Ты и есть я! "Мы оба знаем, что это не так", — даже его лед не был достаточно холоден. "Ты можешь думать, что хочешь, но я — не ты, и никогда тобой не буду." — Не будешь, — перекошенными губами согласился лорд Волдеморт. — Ты безнадежно испорчен. Но не волнуйся, когда я сожру тебя, мы снова воссоединимся. Однако сейчас он был бессилен. Воевать против куска собственной души — плевать в колодец, из которого предстояло напиться. Нет, он дождется своего часа, и вот тогда... Но злоба не иссякала. Чтобы дать ей выход, лорд Волдеморт с силой швырнул об пол бокал. Брызнули прозрачные осколки. Осколки, осколки... Везде эти проклятые осколки! Он вытащил палочку и процедил: — Репаро. Бокал собрался воедино. Лорд Волдеморт скривил губы и с досадой наступил на него каблуком.