Гарри Поттер и Мальчик-Который-Выжил-Из-Ума

Под шелест ветра в листве и мягкое поскрипывание изгороди они втроем торжественно откупорили по бутылке сливочного пива из "Трех метел". Гарри находился в Хогсмиде нелегально, поэтому, конечно, не мог туда заявиться, но здесь, рядом с непривычно мирной и тихой Визжащей Хижиной, тоже было неплохо. — Ну как вы? — спросил Гарри, поочередно заглядывая в лицо то Ремусу, то Тонкс. — Надеюсь, у вас в жизни происходит хоть что-то интересное, потому что у меня — сплошные мрак и тоска. Тонкс фыркнула. — Так ты далеко не уедешь, Гарри. Если вокруг сплошные мрак и тоска, сделай с этим что-нибудь. Кто, если не ты? Она провела рукой над своей шевелюрой, и торчащие волосы цвета осенней листвы преобразились в еще более яркий вопяще-розовый. — Прошлый был лучше, — заметил Ремус, пряча улыбку. — Не слушай ее, Гарри, еще наберешься странных идей. Нет ничего плохого в том, чтобы иногда похандрить. Особенно осенью. Особенно учитывая... все остальное. Гарри сделал большой глоток сливочного пива, но почти не почувствовал вкуса. Три реплики — и они уже столкнулись со слоном в комнате. — Так чем вы занимаетесь? Кроме любования волосами Тонкс, конечно? Тонкс пожала плечами. Ее волосы вернулись обратно к алому. — Орденом мы занимаемся, чем же еще? — Мы не можем вдаваться в подробности , — Ремус вздохнул. — Дамблдор и Августа делают большой акцент на том, чтобы члены не распространялись о своих заданиях. Секретность — то немногое преимущество, что у нас есть. В отличие от нас, у Волдеморта нет двойных агентов в Ордене — по крайней мере, мы на это надеемся. Двойные агенты. Снейп. Гарри сжал бутылку крепче и сделал еще один глоток. Он никогда еще настолько не чувствовал себя ребенком — слишком привык, что тоже играет какую-то роль в делах профессора Дамблдора. Сначала с ним отказался говорить Снейп, теперь — Ремус и Тонкс. "Это то, чего ты хотел", — в тысячный раз напомнил себе Гарри. Он неосторожно ударился зубами о стеклянное горлышко и поморщился. — И все-таки, как дела в Хогвартсе? — спросил Ремус. — Как ты сам? — Я же сказал, ничего особенного, — Гарри пожал плечами. — Хожу на уроки. Тренируюсь. Хандрю? — он помолчал, надеясь, что Ремус что-нибудь скажет, но даже вездесущая Тонкс не спешила встревать в разговор. Блики оранжевого солнца расплылись по стенке бутылки. По одному, как камушки-предвестники горной лавины, посыпались слова: — Гермиона уехала. Драко со мной не разговаривает. Я обжег руку и даже тренироваться нормально не могу, хотя я и так не могу нормально тренироваться, потому что половина команды — половина факультета — это при самой щедрой оценке, — меня ненавидит. Моим лучшим другом стала моя сова, потому что ей, похоже, единственной плевать, кто мои родители, сколько глупых выборов я сделал и что в Болгарии жизнь лучше. Гарри прикусил язык. Несправедливо так говорить — особенно про Гермиону. Но ведь она и говорила, что он не должен делать вид, что ему не больно? Тонкс зарылась рукой в его волосы, превращая бардак умеренный в бардак невероятный. — Паршиво, — сказала она. — Да? — Гарри с досады клацнул зубами по горлышку еще раз. — Ну, я рад, что по крайней мере вы, ребята, не даете мне почувствовать себя исключенным из жизни. — Гарри... — начал Ремус. Гарри отшвырнул недопитую бутылку — сливочное пиво, пенясь, оросило жухлую траву. Он закрыл лицо рукой. — Извините, — выдохнул Гарри сквозь стиснутые зубы. — Не хочу я на всех вокруг бросаться. Просто... Все навалилось, и... Ремус приобнял его за плечо, притягивая к себе. Гарри вжался виском в его пальто — очки безнадежно съехали на кончик носа. — Все в порядке, — сказал Ремус, осторожно сжимая его плечо. — Нет. — Может быть, не сейчас, — согласился Ремус после паузы. — Но будет, вот увидишь. Гарри сглотнул. Сердце колотилось в горле. Ремус вытащил палочку и притянул выброшенную бутылку. Та аккуратно приземлилась у него ног. — Такой чистюля, — усмехнулась Тонкс. — Неудивительно, что ты понравился моей маме. В ее голосе было столько тепла, что Гарри, не удержавшись, улыбнулся. Сжимавшие сердце невидимые когти ослабили хватку. — Гермиона бы сделала так же. — Ни капли не сомневаюсь, — Ремус кивнул. — Она хорошая девочка. Вы ведь пишете друг другу письма? — Каждую неделю, — Гарри улыбнулся. — Иногда чаще. Ты знал, что в Дурмстранге есть отдельный предмет для дуэлей? Когда... Если Гермиона вернется, уверен, она сможет уделать любого, кто на нее косо посмотрит. Не то чтобы она не могла сделать это и без боевой магии, конечно... Тонкс склонила голову к плечу. — Кстати, как раз хотела спросить. Разве в Дурмстранг принимают магглорожденных? — М-м, — Гарри замялся, припоминая, что про это писала Гермиона. — Вообще-то, не принимали. Но с этого года — да, там очень многое поменялось с тех пор, как ушел Каркаров. Гермиона говорит, новая директриса делает, что может, чтобы вернуть Дурмстрангу сколько-нибудь приличный имидж. И в любом случае, это правило никогда не распространялось на студентов по обмену, а среди самих дурмстрангцев, ну... — Гарри снова замялся. Ему пришлось несколько раз напомнить себе, что ни он, ни здравомыслящая часть Магической Британии не разделяли предрассудков о магглорожденных — и все равно, говоря об этом, он испытывал стыд. — Похоже, все приличные люди там ненавидят Гриндевальда, и это как-то перенеслось на все, э-э, слишком радикальные идеи о превосходстве магической расы. В общем, по словам Гермионы, там... Там в каком-то смысле лучше, чем здесь. Гарри не был уверен, действительно ли все так, или это то, что Ремус, на предложение Сириуса поискать работу в другой стране, называл розовыми очками иммигранта в первый месяц за границей, но кто знает. В конце концов, едва ли кто-то в Дурмстранге попробует назвать грязнокровкой девушку Виктора Крама. — Здорово, что у нее все хорошо, — сказал Ремус. — Ты... Не жалеешь, что не поехал? Ага. Он знает. Гарри глубоко вздохнул. — Нет, — сказал он твердо. — Мое место — здесь. Какое, к нарглам, место? Гарри не был уверен, что у него вообще осталось свое место — хоть где-то в этом мире. Как еще объяснить, что умиротвореннее всего он чувствовал себя в маггловском поезде, стучащем колесами в неизвестном направлении? Там, где никто не знал, кто он и откуда — где он был просто мальчиком во фланелевой клетчатой рубашке и нелепых круглых очках. Кто его родители? Где он живет? От чего он отказался и на что согласился? Ни одного из этих вопросов. Но не дай Мерлин Сириус узнает, что Гарри хоть на секунду усомнился в своем решении. При мысли о крестном — о том, что он теперь думает, — Гарри бросало то в ярость, то в отчаяние — бесконечный маятник, качель на ветке дерева. Ремус ответил ему долгим взглядом — Гарри никогда не опасался его проницательности так, как сейчас. — Послушай... — начал Ремус, но Гарри его перебил: — Если ты будешь говорить со мной о Сириусе, я уйду. Серьезно. Ремус замолчал. Но вмешалась Тонкс: — Гарри, без обид, но тебе не кажется, что для простой ссоры все раздулось во что-то за гранью? Поверь мне, я знаю, что предки бывают невыносимыми — я цапаюсь с мамой сколько себя помню, но если бы я уходила из дома после каждого скандала... — В этом и разница, — негромко заметил Ремус. — Ты делаешь это, сколько себя помнишь, — его рука снова опустилась на плечо Гарри, уже привставшего с изгороди. — Если он не хочет об этом говорить — ладно. Может быть, еще слишком рано. Гарри с тоской подумал, что Ремус снова прав: даже будь у него сейчас желание, он понятия не имел, как мириться с Сириусом — просто потому, что раньше они никогда по-настоящему не ссорились. Он не знал, что делать с чужим разочарованием — потому что всегда делал все, чтобы не разочаровать Сириуса. И может быть, если бы в семь лет он хоть раз на полдня убежал в лес из-за какой-нибудь детской обиды, без страха, что Сириус в прямом смысле сойдет с ума от тревоги, ему бы не пришлось сейчас убегать из дома на полгода. "Я в этом не виноват", — снова подумал Гарри, но как-то отчаянно. Он не виноват, что Сириус заперся на отшибе и за эти годы так и не нашел другого смысла жизни, кроме воспитания сына запертого в больнице лучшего друга. Что даже не скрывал этого. Что буквально взвалил эту ответственность на его плечи, и... Думать о Сириусе было больно и тяжело. Не думать — пугающе просто. Пожертвовав всем, разве не заслужил Гарри этой свободы? — Расскажи ему, что учудил на днях Наземникус, — вдруг сказал Ремус, вырывая Гарри из топких раздумий. Тонкс широко улыбнулась. — О. Гарри, тебе это понравится. Как выяснилось, несмотря на все договоры о неразглашении, у обоих нашелся-таки вагон историй из Ордена, не имеющий никакого отношения к реальным делам. Встречи со старыми знакомыми, воспоминания о первом Ордене, странные выходки Грозного Глаза Грюма, которого Гарри знал и не знал одновременно, и вечные попытки Наземникуса Флетчера нажиться хоть на чем-нибудь... Солнце село, на темное небо высыпали соцветия звезд. Стало холодать. Ремус потянулся, хрустя позвонками. — Ночной Хогсмид, — сказал он с чувством. — Сколько же здесь воспоминаний... — Хватит изображать старикашку, — Тонкс перегнулась через Гарри, чтобы пихнуть Ремуса в плечо. — Пошли? Гарри еще надо как-то вернуться в замок. — Вот уж что не проблема, — Гарри зевнул. — Карта Мародеров еще ни разу меня не подводила — по крайней мере, когда мне хватало ума на нее смотреть. — Я рад, что наше наследие исправно служит молодому поколению. Они поднялись со скрипучей изгороди. Настало время прощаться. — Удачи, Гарри, — сказал Ремус серьезно. — Теперь у меня не так много свободного времени, но я обязательно найду его, если тебе что-то понадобится. Обязательно пиши. — И не вешай нос, — добавила Тонкс, смешно дергая носом, пока его кончик не загнулся вверх под каким-то совсем уж неестественным углом. — А главное, не слушайся учителей, не делай домашку, не готовься к СОВ и... — Не слушай вредных советов безответственных взрослых, — перебил Ремус со смешком. — Портит она тут детей... Все трое крепко обнялись. В груди мягко клокотало что-то теплое — Гарри почти забыл, каково это. Попрощавшись, он медленно пошел к секретному ходу. Наверху, по темному бархату чиркнула падающая звезда. "Это хороший знак", — подумал Гарри. "Я хочу, чтобы это было хорошим знаком."