Не искри

Мак не мог толком сказать, когда это началось. Наверно, в тот день, на пристани. Получив от Линкольна звонок, он ехал, готовясь то ли к ловушке со стороны нелюдя, то ли к срыву со своей — все же, простить парню бой на стороне Дзяйин было непросто, а не взыскать за него в отсутствие Дейзи — еще сложнее. Однако все раздражение, копившееся долгие месяцы, разбилось вдребезги об усталый измученный взгляд, а с губ, вместо претензий и грубости, первым же вопросом сорвалось: «Когда ты в последний раз спал?» Даже когда Коулсон принял Линкольна в команду, тот не позволил себе расслабиться, продолжая поминутно дергаться и оглядываться, будто в любой момент из-за угла мог выскочить Лэш или агент ОБНУ. Он улыбался и, казалось бы, доверял — и, все же, Маку не нужно было прилагать усилия, чтобы почувствовать постоянный страх, источаемый парнем. Мак давно привык играть в старшего брата — и с наивной парочкой ученых, и, в первую очередь, с Дейзи, очевидно ищущей тепла. С Линкольном было сложнее. Он отчаянно нуждался в спокойствии и поддержке, но упорно не просил помощи, а на любую попытку вторгнуться в личное пространство начинал плеваться искрами. Это почти злило. Порой Мак с трудом удерживался от того, чтобы сцапать нелюдя за шкирку и хорошенько тряхнуть, чтобы пришел в чувство. В определенный момент механик даже смирился с мыслью, что не сможет помочь кусачему товарищу, ведь, по сути, все было не так уж и плохо. Линкольн с трудом, но справлялся, не позволяя себе терять голову и делать глупости. А потом Улей забрал Дейзи. Это стало ударом для них обоих, но если Мак лишь с еще большим жаром отдался работе и заботе о других, то Линкольну напрочь сорвало тормоза. А поведение команды лишь подливало масла в огонь. После выходки Коулсона, отправившего Линкольна на задание в начиненном взрывчаткой жилете, Мак имел с директором очень долгий разговор. Потому что, черт его дери, глупо и жестоко так поступать с единственным нелюдем, рискнувшим, несмотря ни на что, остаться в ЩИТе и помогать. Сам Линкольн тоже был хорош. Каждый раз казалось: все, еще большую глупость он сделать не сможет. И раз за разом парень преподносил очередной, далеко не приятный, сюрприз. В этот раз он превзошел себя. Глядя на развороченную лабораторию и перепуганные лица ученых, механик почти физически чувствовал, как трещит по швам хваленое терпение, а когда взору его предстал полумертвый с виду виновник, натянутые нити со звоном лопнули. На то, чтобы не кричать, его хватило. Но, когда Линкольн в очередной раз попытался не дать Симмонс воткнуть в себя иглу, Мак молча подошел, и, сцапав строптивого пациента за запястье, прижал к кушетке. Манжеты защелкнулись без усилий, благо для безопасности персонала в медблоке были все условия. Линкольн запоздало дернулся, но освободиться уже не мог. — Агент Симмонс, — Мак и сам удивился, насколько зловеще прозвучал его голос. — Если агент Кемпбелл еще раз попытается мешать вам выполнять свои обязанности, незамедлительно сообщите мне. — Конечно, агент Маккензи, — то ли Джемма перепугалась заодно с пациентом, то ли решила подыграть, но официальный тон звучал вполне серьезно. — Еще рано! — голос Линкольна звучал хрипло и надтреснуто. — Антитоксину нужно время, вдруг он все же подействует, а мы не узнаем? — Если антитоксин работает, — строго возразила Симмонс, — то эффект уже должен быть. Взятых образцов должно хватить, чтобы это выяснить, а теперь пора исправлять то, что ты с собой сделал. — Я в порядке, — взбрыкнул Линкольн, но, наткнувшись на тяжелый взгляд Мака, сбавил тон. — Я врач, и в состоянии отличить умирающего человека от того, который еще поживет. И я еще поживу. Не надо стоять над душой. — Поживешь, — гневно согласилась ученая, очаровательно сводя бровки. — Но лучше все же жить не с убитым иммунитетом. Потому я буду стоять над душой, наблюдать за твоим самочувствием, давать лекарства и следить, чтобы ты не разнес еще и медицинский блок. — А работать над изучением образца тебе не надо? — хмыкнул нелюдь. — Оставь мне все необходимое и журнал, я сам буду измерять показатели и записывать. — С изучением образцов справится Фитц, — начала было Симмонс, но Мак внезапно ее перебил. — Нет, в чем-то он прав. У тебя есть дела поважнее. А за этим суицидником я пригляжу, ты только мне инструменты оставь. Я, конечно, не дипломированный врач, но элементарные процедуры делать умею. Бескровное лицо Линкольна, кажется, побледнело еще сильнее. К чужим эмоциям парень вообще был чувствителен, и, кажется, сразу сообразил, что ничем хорошим это для него не закончится. Поняла ли это Симмонс, сказать было сложно, но от идеи поскорее вернуться в лабораторию отказаться она не могла. Потому, наскоро проинструктировав новоявленного «медбрата», выпорхнула из медблока. Молча закрыв за ней дверь и повернув засов, Мак подошел к столу и занялся приготовлениями. К пациенту он стоял спиной, так что манипуляций механика тот не видел, зато мог почувствовать запах спирта и услышать звук сломанной ампулы. Мак не спешил. Во-первых, чтобы ничего не перепутать, во-вторых, чтобы дать Линкольну прийти в себя и прочувствовать ситуацию. Механик никогда и ни на кого не поднимал ни руки, ни голоса без веской причины, но, все же, одно дело хрупкая девочка-ученая, а другое — мужчина, в плечах в полтора раза шире самого Кемпбелла. Наконец, все было готово. Наклонившись над больным, мужчина быстро и достаточно ловко для далекого от медицины человека подготовил руку, и, дождавшись пока вена станет отчетливой, аккуратно ввел иглу. — Не суетись, — строго велел он, когда Линкольн машинально вздрогнул. Ставить уколы Маку было не впервой, на боевых операциях далеко не всегда можно было найти врача, но Кемпбелл об этом знать не мог, потому нервничал изрядно. — Иначе решу, что пары манжетов мало. — Да ладно, Мак, — Линкольн слегка поморщился, когда Мак стал медленно нажимать на поршень шприца. — Куда мне бежать, в объятья Улея? — Бежать некуда, — согласился механик, заводя на телефоне таймер. — Но ты и в замкнутом пространстве найдешь проблемы. — Я хотел помочь, — пациент резко сел и возмущенно дернул манжеты. — И сделал то, что считал правильным. Если эта дрянь работает, мы сможем спасти Дейзи! Неспешно стянув стерильные перчатки и выкинув в урну шприц, Мак вернулся к нелюдю и внезапно отвесил ему подзатыльник, совсем легкий, но обидный. — Ляг, иначе я правда тебя примотаю ремнями, — невозмутимо велел он, надавливая слегка опешившему товарищу на грудь. — А прежде чем рваться помогать, хорошо бы подумать о тех, кому ты можешь своей помощью навредить. Была бы рада Дейзи, если бы ты, спасая ее, погиб? Или убил своими молниями людей, которые чудом уцелели в сожженной тобой лаборатории? Сейчас Фитц и Симмонс с их наукой наше, фактически, единственное потенциальное оружие против этой твари. Сильно ты помог, испортив им оборудование и чуть ни уничтожив половину данных, которые они успели собрать? Линкольн молчал, отведя глаза и поджав губы. Кажется, в своем праведном гневе на ЩИТ, не желающий принимать от него помощь, он и правда об этом не задумывался. Только признавать не хотел, ну да Маку его публичное покаяние нужно и не было. — Я должен был сделать хоть что-то, — наконец выдавил он сухо. — Должен был, — не стал спорить Мак, рискнув пересесть на край кровати и положить руку парню на плечо. Тот не попытался отодвинуться, лишь слегка удивленно взглянул на механика. — Линкольн, я понимаю, как тебе тяжело. — Сомневаюсь, — буркнул нелюдь зло, но, тут же как-то сразу скиснув, снова отвел взгляд. — Прости, я не должен на тебя рычать. Просто я устал. Все они смотрят на меня так, будто я ввалился к ним в дом без приглашения, измазал мокрой грязью белоснежный ковер и совратил любимую дочь на том же ковре. Или как на блохастую псину, которую та же самая любимая дочь приволокла. Всем как кость в горле, а выбросить жалко, доченька расстроится. — Ну все, все, — тихо рассмеявшись, Мак чуть крепче сжал плечо нелюдя, хотя ничего смешного в словах не таилось. Плохо было не то, что он был уверен, что его считают лишним, а что он сам себя таковым считал. — Ты преувеличиваешь. К тебе относятся настороженно, но чему тут удивляться? Ты очень долго был противоборствующей стороной, нашим сложно это забыть. — А ты забыл? — внезапно повернувшись, Линкольн почти умоляюще посмотрел в глаза собеседнику. Тот взгляда не отвел, лишь мимолетно погладил сжимаемое плечо. — Я простил. Тебе приходилось делать выбор, раз за разом. То и дело ты ошибался, но в конце концов поступил правильно, — он хотел сказать что-то еще, но тут запищал таймер. Отключив его, Мак встал и перешел на деловой тон. — Итак, Симмонс велела вводить тебе препараты по очереди каждые пятнадцать минут. И у нас с тобой два варианта. Либо ты ведешь себя как взрослый адекватный человек с медицинским образованием, понимающий важность своевременного лечения, либо я принимаю меры, чтобы ты не навредил ни мне, ни себе. — Сними уже манжеты, я буду паинькой, — хмуро согласился Линкольн. Когда руки оказались на свободе, парень с наслаждением растер запястья — кажется, Мак все же перестарался, затягивая их. — Может, я сам? Не люблю, когда мои вены дырявят люди, не имеющие к врачебной практике отношения. — Не волнуйся, вены тебе никто дырявить больше не будет, — невинно ухмыльнувшись, Мак снова натянул перчатки. — Следующие уколы внутримышечные. Так что спускай штаны и на кушетку кверху задницей. — Я так понимаю, предлагать колоть в плечо бессмысленно? — недовольно проворчал парень, но спорить не стал. — Бессмысленно, — подтвердил Мак, протирая спиртом место для укола. — Считай это маленьким наказанием за весь учиненный беспорядок. А будешь мешать, я тебя еще и выпорю. — А ты тут за папочку? — съязвил нелюдь и тут же ойкнул, получив чувствительный шлепок по обнаженной ягодице. — За папочку тут Коулсон, — спокойно отозвался Мак, снова проводя проспиртованным тампоном и втыкая иглу в чуть порозовевшую от удара кожу. — Но раз он не спешит вправлять тебе мозги, придется мне. Садись, нужно сделать пару измерений. Следующие несколько минут Мак неспешно ходил вокруг пациента, то навешивая на него провода, то измеряя давление и периодически шлепая по рукам, когда тот пытался вмешаться. Затем взял пару капель крови, и, засунув недовольному нелюдю в рот термометр, велел ждать, направившись отнести образцы и результаты измерений Симмонс. По возвращении Линкольна он застал носом в компьютере, пытающимся вытащить последние новости по поводу операций. Услышав шаги, тот попытался быстро свернуть программы и отключить питание, но не успел. — Ну и что ты тут делаешь? — скрестив руки на груди, поинтересовался Мак. — Я… — Линкольн невольно стрельнул глазами на дверь. Затем, сочтя это железным доводом не отвечать, схватил с кушетки брошенный там термометр и засунул в рот. — А кто обещал быть паинькой? — хмыкнул механик, запирая дверь. — Что ж, раз даже для такого элементарного действия тебе нужен контроль, он у тебя будет. Закончить мысль ему вновь не дал таймер. — Дай угадаю — на кушетку? — мрачно спросил Линкольн, выплевывая градусник. — Именно. Судя по тому, как вздрогнул пациент, этот укол оказался еще неприятнее предыдущих. Когда же он, морщась, попытался вернуть приспущенные штаны на место, Мак надавил ему на поясницу. — Не так быстро, агент Кемпбелл. Мы еще не выяснили температуру вашего тела. А раз просто подержать градусник во рту для вас слишком сложно, придется делать замеры иначе. Вы же врач, должны знать, где именно можно получить точный результат. Осознав, о чем речь, Линкольн дернулся, и, воспользовавшись тем, что по-нормальному зафиксировать его Мак не успел, скатился со стола. — Не вздумай, сукин сын! — прорычал он, пятясь к двери и на ходу застегивая штаны. Ноги его слегка подкашивались, невооруженным взглядом было видно, что в таком состоянии он не боец, но сдаваться он и не думал. — Если ты считаешь, что я дам засовывать себе что-то в… Договорить он не успел. Подшаг, короткое движение — и он вновь лежит на кушетке, придавленный сильной рукой. — Тебе нельзя резко двигаться, — совершенно спокойно сообщил Мак. — Поэтому если ты сейчас не успокоишься, я вызову охрану и все дальнейшие процедуры будут происходить в их присутствии. Ты меня понял? Зло сощурившись, Линкольн кивнул и прекратил вырываться. Отпустив его, Мак взял со стула небольшой сверток, принесенный от Симмонс. Он предполагал, что до этого может дойти и подсуетился заранее. Парня было немного жаль, но, в конце концов, за все выходки небольшой дискомфорт он заслужил. Когда вещь была извлечена, нелюдь округлил глаза. — Это же последнее предупреждение, да? — осторожно поинтересовался он. — Ты же не… — Предупреждений было достаточно, — покачал головой Мак. — У нас был уговор: ты на свободе, пока слушаешься. — Я буду слушаться, — Линкольн слегка поморщился, словно слова отдавали на языке какой-то гадостью. — Будешь, куда денешься, — хмыкнул Мак. — А теперь будь паинькой. Если мне придется надевать это на тебя силой, то снять ее с тебя я позволю только после прямого приказа директора. А ты знаешь, спешить с твоим освобождением он не станет, я уж не говорю о том, что это станет достоянием общественности. — Ты чудовище, — скривился Линкольн, вытягивая руки и беспрепятственно позволяя надеть на себя смирительную рубашку. — Безжалостное и бессердечное. — То ли еще будет, — ухмыльнулся Мак, аккуратно фиксируя нелюдя. Кротч-ремня на рубашке не оказалось, поэтому нижний ремень пришлось затянуть потуже, хотя едва ли Линкольну мог выпасть шанс стянуть ее через голову. — Замечательно. А теперь продолжим. Уложив пациента на кушетку, Мак, несмотря на поток отборной, хоть и тихой, брани, приспустил ему штаны и белье. Затем, заставив приподнять бедра, подсунул под них свернутое валиком покрывало, и, оставив его в таком положении, вернулся к столу дезинфицировать термометр. Когда все было готово, механик отыскал на полке вазелин, и, зачерпнув немного пальцем, попытался смазать пациента, но тот тут же сжал ягодицы и постарался пнуть обидчика. — Слушай, это правда уже не смешно, — лицо Линкольна было отвернуто, но Мак отчетливо видел, насколько оно раскраснелось. — А никто не смеется, — вытерев палец о салфетку, Мак отложил термометр. — Я обещал Симмонс, что сделаю все необходимое. Но, кажется, пора вспомнить о другом моем обещании. Напомни, радость моя, что я обещал сделать, если ты будешь мешать мне? Не помнишь? Ничего, сейчас память прояснится. Когда на ягодицу опустился первый шлепок, Линкольн чуть ни подскочил. — Мак, ты с ума сошел?! — он почти зашипел. — Забавно слышать это от человека в смирительной рубашке, — фыркнул Мак, вновь опуская тяжелую ладонь на напряженные ягодицы. — Не представляешь, как давно хотелось это сделать. Надо было намного раньше перекинуть тебя через колено. — Мак! — забрыкавшись, Линкольн попытался уползти, но тяжелая рука на пояснице не дала этого сделать. — Больно, перестань! Ты меня вроде лечить собирался, а не добивать. — Вылечить я тебя успею, — шлепки стали тяжелее и чаще, кожа раскраснелась и теперь парень начал ерзать уже не от стыда, а вполне себе от боли. — Но хотелось бы еще и донести мысль, что себя нужно беречь. Чтобы впредь лечить не приходилось. Я тебе не Мей и не Коулсон, я тебя в пояс смертника кутать не буду. Просто буду брать за шкирку и пороть, как глупого мальчишку. — Мак, прекрати, я уже тебя понял, — сквозь зубы выдавил нелюдь, с трудом, кажется, сдерживающий стоны боли. — О, я еще только начал, — покачал головой Мак и внезапно резким движением вытянул из штанов жертвы ремень. — Ты уже большой мальчик, тут одной ладошкой не обойтись. — Сукин сын, — рыкнул Линкольн и тут же зашипел, когда сложенный вдвое ремень прошелся по разогретым ягодицам. — Ау! — Вот тебе и «ау», — ремень вновь и вновь жалил ягодицы и верх бедер, пока с губ нелюдя не сорвался вскрик. Закрепив результат крепким ударом по самому чувствительному месту в складке между ногами и задницей, Мак отложил ремень и вновь взялся за вазелин и градусник. — Предупреждаю, начнешь сопротивляться — получишь еще дюжину ударов. На этот раз Линкольн лежал смирно, лишь старался спрятать пылающее от стыда лицо, пока товарищ неспешно смазывал ему анус и аккуратно вводил термометр. — Я тебе это припомню, так и знай, — придушенно пообещал он, когда Мак ушел к столу готовить очередной укол. — Припомнишь, припомнишь, — снисходительно согласился механик, обрабатывая спиртом горячую алую ягодицу. — Поправься сначала, а потом будешь мстить. То ли от возмущения, то ли от боли после порки, но укола Линкольн, кажется, даже не почувствовал. А вот когда Мак слегка тронул термометр, вздрогнул. — Вынь уже эту штуку, — голос страдальца, как ни странно, не звучал слишком обиженно. Смущенно — да, но без злости. Да и в целом парень выглядел удивительно расслабленным. По-правде, настолько расслабленным Мак не видел его, наверно, никогда. Что ж, внимание и забота нужны всем, но представление о них у каждого свое. Кому-то нужны объятья и задушевные беседы, а кому-то — твердая рука и шанс на искупление. — Рано, — возразил Мак, из чистого злорадства вновь пошевелив прибор и заставив товарища заерзать от неприятных ощущений. — Полежишь так до следующего укола, всего пятнадцать минут. Для лучшего эффекта. — Он электронный, — хмуро сообщил Линкольн. — За тридцать секунд результат выдает. — Зато воспитательный эффект требует терпения, — наставительно сообщил мужчина. — Впрочем, тебе особой разницы нет. Симмонс просила брать кровь, измерять ЧСС и температуру тела каждые полчаса, пока не будут сделаны все уколы. А их еще много. Так что лежи и не искри. — Тебе бы палачом быть, а не механиком, — тяжело вздохнув, Линкольн попытался лечь поудобнее. — Я что, буду тут лежать кверху выпоротой задницей, пока Симмонс не ввалится? Усмехнувшись, Мак провел рукой по чуть влажным волосам пациента. — Посмотрим на твое поведение.