Этот мир заслуживает твоей любви

ЧАСТЬ 1 — Старый добрый кулак любви приведёт тебя в Дозор! — распылялся Гарп. Драгон слизнул кровь с костяшек пальцев и снова ринулся в атаку. — Да никогда, папаша! — Что, подашься в пираты? — Гарп орал и утирал пот со лба. Жаркий день перевалил за полдень. Солнце пекло, с переменным успехом они выясняли отношения уже с час. — Пожалею твоё больное сердце! — орал Драгон в ответ. — Да у меня самое здоровое сердце, ты, неблагодарный! — Гарп кинул в него огромным обломком пальмы. — Я! Монки Ди Драгон, — он увернулся от снаряда, — и у меня будет свой план! Путь! Команда! Драгон сорвал с прилетевшей в него пальмы пару уцелевших кокосов и кинулся ими. Один слегка задел ухо Гарпа, второй тот поймал и подкинул на ладони. — С Иванковым?! — Да хоть бы и с ним! С ней! В мире полно отличных ребят, которых зря недооценивают. Дай им лет пять-десять, и они будут приводить всех в восторг или в ужас! А то и всё вместе. Смотря какое дело выберут. — Если не Дозор и не пираты, то что же ты выбираешь, сынок? Скажешь: мирную жизнь? Но я тебя знаю. И себя. Не по нам это. — Голос его прозвучал утомлённо, и Драгону на мгновение стало стыдно. Гарп сел на поваленное в драке дерево. Конечно же, он не устал всерьёз, ведь он был силён, как сотня горных медведей. И это значило одно: они подошли к той части разговора, где они действительно говорят. Редкий случай. Драгон вздохнул и сел напротив, на истоптанную ими же густую траву. — Я придумаю что-нибудь новенькое, па. — И мне это не понравится, — Гарп даже не спрашивал, утверждал. Драгон выдал свою лучшую ухмылку. Во всяком случае, так о ней отзывался Ива, а он в таком разбирался. — Так, ладно, скажи мне что-нибудь, что успокоит моё отцовское сердце. И совесть, чтобы я не затащил тебя в тюрьму прямо сегодня. — За драку с дозорным? Гарп махнул рукой: — Проехали. Чудо, что за тебя до сих пор листовку не дали. Позор на мои седины. — Да какие седины, па. Хочешь дать мне доброе напутствие? Отцовский совет? — Самое доброе от любящего отца, — хмыкнул Гарп. — Я хочу знать, что это не подростковые бунты, а твой выбор. — А то что? — Придурь я выбью, а выбор — приму, — философски ответил Гарп и пожал плечами. — Даже если этот выбор приведёт тебя на плаху. Драгон помолчал. Да, он был молод и он хотел всего: то, чего хочет всякий настоящий дозорный и то, что имеет любой путный пират. Гарп его убьёт. — Справедливость и свобода, — Драгон прямо посмотрел Гарпу в глаза. — Для всех в этом грёбаном мире. Гарп нервно хохотнул и похлопал по бревну, на котором сидел. — Достойная мечта. Которая, тем не менее, приведёт тебя на плаху. И твоих людей — в ад. — Прямо на его глазах Гарп, кажется, состарился лет на десять, но почему-то широко улыбался. — Иди сюда, обниму, глупый ты ребёнок. Драгон осторожно улыбнулся в ответ краешком губ. — Не будешь отговаривать? — Он поднялся с травы и уселся рядом. Объятие, подумать только. — Это невозможно. А вот о чём думать не хотелось, так о том, что это последняя мирная встреча с отцом на долгие годы вперёд. Ведь Гарп совершенно прав, в розыск его подадут совсем скоро. А какая награда будет — дело наживное. — Но клянусь, из твоих внуков я ещё сделаю настоящих дозорных! — Какие внуки, па! Я слишком молод! Объятие превратилось в захват. — Зато я старею, дубина! Вот кого мне воспитывать теперь? Драгон легко рассмеялся. Его наконец отпустило. И он проживёт свою жизнь без сожалений. ЧАСТЬ 2 Дай им лет пять-десять, и они будут приводить всех в восторг или в ужас! А то и всё вместе. Смотря какое дело выберут. Хватило примерно года, чтобы мир принялся жадно следить за новой группой — Революционной Армией. Трёх лет сражений на море и островах — чтобы дозорные и пираты больше не сомневались: они опасная сила. Трёх-пяти лет дурной славы — чтобы правительства начали бояться их всерьёз. Что же до восторга или ужаса, Драгон оказался прав: всё вместе, а ещё их обожала пресса. Эти люди выбрали Драгона, а он — их. Как это произошло, он вообще-то не помнил, но принял выбор всем сердцем. “Этот мир заслуживает нас, птенчики!”, вдохновляющий с кудряшек до каблуков Ива, блики костра на весёлых разномастных лицах, смачный отпечаток красно-фиолетовой помады на чьей-то светлой шее, неужели у Кумы. “Примите себя, следуйте зову своего сердца!”, без сомнений снова Ива, шумит прибой и что-то в голове, кажется, тогда произносили тосты, кажется, тогда Драгон — мир перед ним кружился красками ночи, в одно мешались уверенные взгляды людей, его будущих людей… — в общем, Драгон встал, оперся о плечи сидящих рядом друзей, и сказал свою речь. Сказал что-то. Выбор, свобода, революция. “Из самого сердца, — это точно голос счастливого рыдающего Ивы, — из самых глубин, и я последую…” Последователей на утро оказалось с целую команду. Революционная Армия Ди Драгона. Сам так ночью назвал. Он, его друзья, их друзья и приятели с этой попойки. Да, они собирались обсуждать дело, но это быстро скатилось в хаос, веселье, алкоголь, и вот чем, оказывается, обернулось. Ива был в восторге, но антипохмельное ему не дал. “Походи с этой угрюмой вдохновляющей рожей хоть часик! Вот что я называю: вечеринка удалась!” Затея тоже удалась, как стало выясняться с годами. В общем-то, Драгона не интересовали название, форма — это могла бы быть и не Революционная Армия (или только она и могла быть) — важной оставалась только суть, и действия. Его мечта, их мечты, одно дело. Люди, которым они помогали и которых освобождали. Они сами, разные настолько, что вскоре Драгон разучился удивляться, он просто принимал их. Разрасталась и “Армия”, и сеть внедряемых шпионов в каждое островное королевство, в каждую межправительственную службу, имеющую влияние. Они будут в каждом уголке мира. Что же не имело значения — с кем им предстояло бороться. Тенрьюбито, бесчестные дозорные, коррумпированные чиновники, пираты-захватчики. Так же, как и с его собственными людьми, не имело значения, кто они, только то, как действовали. Чем руководствовался их дух и сердце. Драгон готов был дать ответ на любой вызов. Драгон знал: то что он делает — важно. Но он не считал это чем-то необычным и выдающимся, ведь только так и могло быть, он следовал своему пути. Прошло время, у него родился сын, революционеры уже стали силой, с которой считались. Ничего не изменилось: Драгон всё ещё не делал ничего особенного, только нужное. С другой стороны, изменилось всё: у него родился сын, и, если судить по розыскным листовкам, он сам, глава Революционной Армии, был самым опасным человеком в мире и врагом №1 для Мирового Правительства. Пока Луффи лучше вырасти не сыном Драгона, а внуком Гарпа. А потом его сын, как и он когда-то, сделает собственный выбор, найдёт свою мечту. Если же забежать вперёд, то, как это ни странно, ещё через много лет Драгон снова научился удивляться, а самые близкие друзья начали шутить, что главный его вклад в дело революции — собственный сын Мугивара Луффи. Также печально известный как: “Я тот, кто станет Королём Пиратов” и как: “Мне не важно, кто ты, я надеру тебе задницу, потому что хочу”, а ещё как: “Попроси о помощи, и я помогу”. — Главный вклад — всегда любовь, — звонко хохотал Ива, приобнимая Драгона за плечи после очередных газетных новостей о приключениях его сына. Впрочем, он так говорил и до рождения Луффи, и до зарождения Ревармии, так что Драгон, в общем-то, с этим всем давно смирился, кивал и молча продолжал идти за своей мечтой. За миром более свободным, справедливым и счастливым. Конечно, может, это и была утопия, но коррупция, рабство, поставки наркотиков и оружия, захваты власти, ненависть к различиям, потерянное столетие и беззащитность перед абсолютной властью тенрьюбито — были реальностью, и потому у Драгона всегда находилась работа. И, возможно, немного любви, ведь в конечном счёте было важно не против кого он был, а за чьи права, за кого он боролся. Важными оставались люди.