Пламя жизни

Каждый день для меня как наказание. Впрочем, так оно и есть. Президент Сноу на славу постарался сделать адом жизнь победителей, которая со стороны кажется такой идеальной. Деньги, почёт, собственный дом в Деревне победителей, а так же и слава, о которой так мечтают многие капитолийцы. Но всё это наивные представления, на самом же деле это настоящий ад на земле. Каждую ночь я вижу арену. На ней предстают трибуты, которые уже никогда не вернутся домой. Каждую ночь разные ситуации, но сюжет примерно один и тот же – меня по очереди убивают: Катон, Цеп, Мирта, Диадема, Лиса, Марвел и самое страшное - Рута. Она яростнее и безжалостнее остальных в моих снах. Рута всегда говорит мне примерно одну и ту же фразу: «Как ты могла! Я была твоей союзницей, верила тебе, а ты не уберегла мою жизнь. А теперь можешь попрощаться со своей!» И с каждым днём во сне она убивает меня всё более изощрённым способом. Иногда всю эту компанию разбавляют Прим, Цинна, Богс и Финник с Мэг. От их присутствия становится больно в каждой клеточке тела и души. Как будто в моё сердце впиваются невидимые иголки, заставляя его ныть и с усилием отбивать свой ритм, а затем разламываться на мельчайшие осколки, режущие тело изнутри. Из-за этого остаётся «послевкусие» в виде слёз, истерик, криков и моего нынешнего состояния больше похожего на затяжную депрессию. После каждого кошмара я просыпаюсь с безумными криками. Они такие громкие, что мне кажется, ими я могу разбудить половину Дистрикта №12. Хотя это вряд ли. Теперь я живу в Деревне победителей, а она расположена довольно далеко от общей массы домов нашего Дистрикта. Максимум кто сможет услышать так это Пит с Хеймитчем. А они как я посмотрю, не особо реагируют на меня. Со своим нынешним положением я могла бы смириться, а точнее продолжать более ли менее "нормально" жить, если жизнью это вообще можно назвать, но жить с мыслью, что из-за тебя погибло столько людей сотни, тысячи просто невыносимо. А больнее всего, что в этой войне из-за меня погибли мои самые дорогие и любимые люди. Рута, милая девочка, моя союзница, она прожила так мало, если бы не я, то она могла бы победить. Эта, хрупкая на первый взгляд, девчушка всё же успела показать свой сильный характер. Она не сломалась под натиском правил Капитолия. Рута дошла бы до конца. Дома её ждали родители и братья с сёстрами. Победа облегчила бы дальнейшую жизнь её изголодавшей семьи. Цинна, человек с золотыми руками и прекрасным чувством стиля. Его одежда как по взмаху волшебной палочки могла превратить любого в ослепительного красавца или прекраснейшую девушку. Он первый человек из Капитолия, который стал мне другом. В голове снова всплывает его фраза: «Мне нельзя делать ставки, но если бы я мог, то поставил бы на тебя». Как мне тебя не хватает. Твоих добрых глаз, твоего взгляда, видящего хорошее в людях, твоего нужного слова или совета. Финник, лучезарный мужчина, один из первых красавцев Панема, но в тоже время умный, очень храбрый и добрый. Каким бы он не казался со стороны, он был именно таким. Капитолий не смог изменить его. Он не сделал Финника бездушным животным, спокойно смотрящим или восторгающимся происходящему на арене Голодных игр. Я даже не представляю, что ему пришлось вытерпеть, будучи марионеткой Капитолия. Финник очень любил свою милую Энни и все эти муки он послушно терпел ради сохранения её жизни и свободы. А я бездушно отняла у него семью. Энни никогда уже не увидит его прекрасные зелёные глаза, а их малыш, который скоро появится на свет, не прикоснётся к отцу. Финник никогда не возьмёт его на руки, не увидит, как он будет делать свои первые неуверенные шажки, не услышит первого слова, вылетевшего из уст малыша, не утешит, не скажет, как он сильно его любит. Прим. От одного этого имени меня охватывает невыносимая боль… Слёзы льются бесконечным потоком, усмирить который я не в состоянии. Прим, моя сестрёнка, мой утёнок, как мне тебя не хватает! Ты была ещё маленькой, но тебе пришлось так рано стать взрослой. С ней я могла говорить о чём угодно, и она прекрасно меня понимала и поддерживала. Прим давала такие умные советы, как будто жила на этом свете тысячи, а то и миллионы лет. Я отняла у неё не только жизнь, но и мечту. Она так хотела стать врачом. Лекарские способности ей передались от матери и Прим умело ими пользовалась. Она умерла, а вместе с ней и смысл моей жизни. Мой список можно продолжать до бесконечности. Я больше не могу этого выносить. Слёз уже не осталось, как напоминание - это мои очень раскрасневшиеся и опухшие от постоянных рыданий глаза. Что бы хоть как-то отвлечься от этих душевных терзаний нехотя бреду в ванную. Проходя мимо зеркала, останавливаюсь и ужасаюсь, глядя на своё отражение. Выгляжу я, мягко говоря, не очень: лицо осунулось, кожа нездорового цвета из-за моей теперешней худобы, волосы растрёпаны и торчат в разные стороны, ужасно красные и опухшие глаза, под которыми громадные сине-фиолетовые круги, кожа на лице в некоторых местах поцарапана, следы моей борьбы во сне,а завершают весь образ потресканные и бледные губы. Теперь мне точно нужно в душ. Вода немного успокаивает. Струи бегут и нежно ласкают израненную играми, войной и ночными кошмарами кожу. Выйдя из душа, надеваю первое, что попадается под руку, кажется, это какая-то пижама с причудливым узором. Захожу в свою «холодную» и «неживую» комнату. После моего возвращения, она претерпела легкие изменения: я заколотила все окна досками, поэтому дневной свет практически не попадает в неё. В этой тьме я остаюсь наедине со своими мыслями, со своей невыносимой болью. Внезапно мой поток мыслей прерывает стук в дверь, кто-то пытается её открыть, но безуспешно. Ещё пару месяцев назад я подперла дверь большим деревянным стулом так, чтобы с обратной стороны её никто не смог открыть. Я сама отодвигала его только лишь, чтобы спуститься вниз и поесть. Теперь еда не доставляла мне абсолютно никакого удовольствия. Я ем как птичка, перехватив совсем чуть-чуть содержимого тарелки. Готовит мне Сальная Сей. Эта женщина из любых продуктов может сделать чуть ли не шедевральный обед. Я благодарна ей за все, что она для меня делает. Её любовь и забота иногда на короткое время согревают холод и заполняют пустоту в израненном сердце. Стук в дверь становится настойчивее, но я не спешу как-то реагировать на происходящее. Пусть хоть дверь выламывают, я останусь здесь! - Солнышко, ты не можешь сидеть там вечность! Открывай, - ласково произносит Хеймитч. Это не очень похоже на него. Неужели он всё ещё трезв? По голосу похоже на то. Хеймитч, как и я, не сильно умеет говорить задушевные речи. Чаще всего я слышала от него либо мудрые советы, либо хамские порой переходящие все дозволенные границы шуточки. Он вообще редко выставляет на показ свои истинные чувства. Хеймитч не частый гость в моём доме. Хотя откуда я могу быть в этом уверена, сидя постоянно в своей комнате. После приезда из Капитолия я видела его всего раз. Мои окна были ещё не заколочены, и я смогла увидеть его через окно. В тот день он был в стельку пьян. Постоянно что-то бубнил, до меня долетала только брань, слетающая с его уст, так как он её чуть ли не кричал, разговаривая похоже с самим собой. Когда Хеймитч начинал двигаться, ноги его не слушались и через каждые 10-20 метров он падал, а после еле как поднимался и продолжал свой путь. С моей стороны снова молчание. Не хочу ни с кем говорить. Я понимаю, что он хочет мне помочь, но я не готова просто так взять и всё отпустить. Может правда говорят время лечит? Я на это очень рассчитываю. - Я понимаю как тебе больно, но ты не можешь просидеть в своей комнате всю жизнь! Ты должна выйти, хотя бы не ради себя, а ради других,-он говорит уже более уверенно, слегка переходя на едва заметные отголоски крика. В его голосе слышится боль, отчаяние и тревога. Он уже переходит границы. Я не выдерживаю и отвечаю: - Никому я ничего не должна! Оставьте меня в покое!- возможно, это грубо, немного нагло, но я не хочу, чтобы на меня давили. - Пойми же ты, наконец, своими действиями ты становишься … становишься похожа на свою мать,- его голос дрожит, но делается всё настойчивее и громче,- Вспомни, что творилось в душе, видя её состояние после смерти твоего отца. У неё были вы с Прим. А у тебя есть я, Сей и… Пит,- на последнем имени его голос снова дрогнул, и моё сердце пропустило несколько ударов. Пит, мальчик с хлебом, со светлыми, словно солнце волосами, глазами в которых можно с лёгкостью утонуть, с милой и притягивающей улыбкой. Для меня он долгое время был олицетворением чистоты, вселенской любви, которую он излучал на всех, а в особенности на меня, он был источником тепла, распространяющегося, кажется даже в радиусе километра от него. А сейчас я точно не знаю, кем он является. Он стал игрушкой. А Капитолий - ребёнком. Получив её, он играет с ней, а потом когда она ломается, без сожаления выбрасывает в мусорку. Там она оказывается рядом с такими же изуродованными и искалеченными игрушками. Единственное отличие, если обычный ребёнок, отправив на свалку свою игрушку, может забыть о ней, то Капитолий такого себе не позволяет. Он будет добивать и без того разбитых и сломанных. В Капитолии его мучали и пытали. Как следствие теперь его второе я мечтает посильнее сомкнуть руки на мой шее и задушить. После возвращения мы виделись с ним всего раз, когда он высаживал примулы перед моим домом. Его поступок был очень трогательным и запоминающимся, ведь он тоже не забыл о Прим и почтил её память. Думаю, она тоже ему была очень дорога. На меня нахлынули былые отпечатки прошлого. Я вспоминаю нашу с Питом «любовь», с его стороны она, конечно, была настоящей, а насчёт себя я не знаю. Я запуталась, что было игрой на публику, а что реальностью. Наши ночи в поезде перед Квартальной бойней и день, проведённый на крыше Тренировочного центра, наверное, были единственными моментами, когда мои чувства были настоящими. Мне было тепло и уютно рядом с ним, а когда ночью он находился вместе со мной, кошмары отходили на второй план. Я подловила себя на том, что уголки моих губ совсем легко, почти незаметно приподнялись вверх. Те моменты в поезде стали, наверное, одними из самых счастливых в моей жизни. Можно было сильно не задумываться насчёт того что будет завтра, а просто наслаждаться сложившейся ситуацией. До сих пор не могу понять, что происходило со мной, когда на арене Квартальной бойни я подумала, что Пит умер. Было ли это просто сожалением о том, что умирал человек, который так много для меня сделал, или же это было просто понимание того, что я уже никогда не смогу отдать ему все свои долги перед ним, или же это было иное, лишь чуть-чуть уловимое чувство. - Позволь нам помочь тебе.- из моего потока мыслей меня снова вызволил Хеймитч. Его голос снова стал мягким и таким взывающим к вниманию и пониманию. Это было так не похоже на него. А может, я просто не знаю настоящего Хеймитча? Я всегда видела, что он мастерски скрывает свои чувства ото всех, но никогда сильно не задумывалась над тем, что действительно творилось в его мыслях и душе. Наверняка за маской бездушного и заядлого пьяницы скрывался мудрый и отзывчивый человек. Если это действительно так, то выдержке и мастерству ментора стоит только позавидовать. Раньше я не акцентировала внимание на том, что Хеймитч не раз спасал меня из самых странных и страшных ситуаций. И неважно была ли эта помощь, словом или делом. Сколько раз его мудрые советы спасали мою шкуру от глупых поступков и слов, которые вмиг сделали бы меня либо врагом нации, либо врагом правительства, а может и того хуже. А ведь Хеймитч прав, я стала как моя мать. Я помню те времена, когда она переживала потерю отца. Она ходила, словно призрак, вела себя как марионетка, как будто если потянешь за ниточки, то она сядет, или начнёт есть, или снова ляжет в свою постель. Я была тем самым кукловодом. Я заставляла делать всё это для поддержания её жизни. Мне, конечно, помогала Прим, но она была младше и на неё ложился меньший груз ответственности за мать. Мой утёнок… По щекам скатились две слезы, вновь появившиеся в распухших глазах. Я вытерла их тыльной стороной ладошки. Всё хватит на сегодня слёз! Не хочу быть как моя мать! Хеймитч прав! Я должна жить, а не существовать! Я и не заметила, как долго длились мои размышления, но ни стука, ни голоса из-за двери уже не раздавалось. Я подошла и впервые за долгое время убрала стул и открыла дверь. В глаза сразу ударил яркий свет, после моей комнатной темноты он казался, настолько ярким, будто мог прожечь глаза. Я уже начала привыкать к световой обстановке и заметила, что в моём доме ничего не изменилось за время моего «отсутствия». В отличие от моей комнаты, где была тишина, дававшая волю разбушеваться мыслям и воспоминаниям, в коридоре, который вел к лестнице, отдавались еле слышные голоса, доносившиеся с первого этажа. Тихо, чтобы расслышать и разобрать до мельчайших подробностей сам звук и его источник я мягко переступала с одной ноги на другую. Я остановилась у края стены, которая отделяла коридор от комнаты. - Ты всё правильно сделал. Ни Сей, ни меня она бы не послушала, а вы с ней так похожи, может хоть твой разговор подтолкнёт её к необходимым действиям. Нужно было разбудить её воспоминания о матери, что бы до сознания Китнисс наконец дошло, что она становится копией миссис Эвердин, в те тяжёлые времена после смерти мужа. Если её так гложут воспоминания о погибших, то я думаю, им могут противостоять только моменты с ныне живущими. Мне кажется, она прислушается к тебе,- этот голос был таким родным, таким тёплым, полным сочувствия и уверенности в сказанном. - Пойми ей сейчас ох как нелегко. Мне кажется, мы торопим события. Дай ей время всё обдумать и хоть чуть-чуть смириться с гложущими её мыслями и воспоминаниями. Она выглядит как сломанная кукла, а ты не хуже меня знаешь, как играет Капитолий. Мне кажется, что пока слишком рано, дай ей ещё время. - Я всё понимаю,… но я не могу смотреть на то, как она себя убивает. Это ранит меня без ножа. Я ведь её отлично понимаю. Моей семьи тоже нет. Вот я и подумал, что если мы сможем её «растолкать» и будем находиться всё время рядом она, наконец, оживёт,- в эти слова он вкладывает большой смысл, даже не смотря на него это можно с лёгкостью уловить. Меня пробирает мелкая дрожь, ведь он всё ещё чувствует ко мне что-то. Конечно, возможно это всего лишь дружба или соседская отзывчивость, но, по крайней мере, не ненависть. После этих слов я в этом на 99% уверена. Это не стопроцентное утверждение, т.к. внутри Пита всё ещё живет дух Капитолия, который мучает мальчика с хлебом и чуть не убил меня тогда в Тринадцатом. Повисает пауза в их разговоре, и я решаю показаться им на глаза. Немного громче обычного переступаю с ноги на ногу, чтоб уж точно услышали. Когда я переместилась на пару ступенек лестницы вниз, две пары глаз устремляют свои взгляды на меня. - Солнышко, неужели ты послушала старого пьяницу и соизволила спуститься вниз? - снова узнаю своего ментора. Его ехидство, сарказм, наглость… всё как всегда. Ну что же ответим: - А я смотрю, ты трезв! Что закончились запасы выпивки, и ты решил посмотреть, не завалялась ли где у меня бутылочка? - в тон ему произношу я. - Может вы не будете пока ругаться! Пожалуйста,- последнее слова Пит немного протягивает. Воспользовавшись несколькими секундами нашего с Хеймитчем молчания, он добавляет. - Китнисс, ты, наверное, жутко голодная! Я принёс твои любимые сырные булочки. Он достаёт из пакета, стоявшего рядом с ним, свёрток. Осторожно развернув его, Пит раскладывает на тарелку горкой содержимое. До меня долетает такой знакомый, ароматный и до боли приятный запах любимого лакомства. Про боль можно сказать в прямом смысле, потому как, учуяв этот соблазнительный аромат, мой желудок заурчал, и всё внутри сжалось в предвкушении обеденной трапезы. Я не помню, когда в последний раз ела, кажется, вчера днём. А сейчас стрелки настенных часов показывают 11 утра. Пора бы уже перекусить, иначе окончательно превращусь в ходячий скелет, обтянутый кожей. К тому же, как можно устоять перед сырными булочками, которые готовит Пит. То-то и оно, никак! - Солнышко, да у тебя зверский аппетит я посмотрю! - восклицает Хеймитч, смотря, как я уплетаю, наверное, уже десятую булочку. А Пит в это время сидит на диване и внимательно наблюдает за моей трапезой. Плотно наевшись, чувствую себя просто огромной. Медленно иду до дивана и сажусь рядом с Питом. Хеймитч усаживается на кресло напротив нас. Вот чёрт! Только сейчас замечаю насколько Пит рядом. Сдвигаюсь к противоположному от него краю дивана. Так-то лучше. Я пока не готова быть настолько рядом с ним. - Что изменилось в Дистрикте за время моих посиделок на втором этаже? - спрашиваю я. Надо же с чего-нибудь начинать разговор. - Вовсю идут восстановительные работы. Теперь у нас будет новая современная больница и планируется строительство фабрики по производству медикаментов. Дома тоже потихоньку отстраивают, люди понемногу возвращаются. Даже капитолийцы решили посетить наши края, - проговаривает Пит, а после широко зевает. Похоже, его тоже мучают кошмары, и он не высыпается. - Капитолийцы? Вот это уже новость. Похоже, я долго проторчала наверху,- мой голос оживляется и в нём отчётливо слышится интерес. - Да, через пару недель к нам ненадолго приедет Эффи. Эта женщина, как всегда неугомонна. Она передавала вам привет. Сказала, что вы её забудете, если она в скором времени не появится здесь,- вступает в разговор Хеймитч. Эффи просто невозможно забыть. Эта женщина с безумными прическами и таким же макияжем, является олицетворением стиля Капитолия. Интересно как она выглядит без всего этого? Вряд ли мне доведётся это узнать, потому, как Эффи никогда не появляется без своего "боевого" раскраса. Я оперлась на мягкую диванную подушку, так гораздо удобнее. Хеймитч с Питом оживлённо болтают о чём-то. А я тем временем сладко зеваю и чувствую, как мои веки начинают слипаться. Из-за стольких бессонных ночей я не могу сопротивляться настигающему меня сну.