Добровольцы (Держись крепче)

В детстве Джеймс Роудс мечтал быть космонавтом и первым ступать на другие планеты. Но идти по Вормиру ему не нравится. — В других обстоятельствах, — говорит Клинт, — я даже сказал бы, что здесь красиво. Но это нечеловеческая, враждебная красота, неприязненно думает Роуди. Небула с Гаморой остались на корабле. Судя по всему, им будет о чем там поговорить. Наташа с Клинтом шагают впереди, обходя эти странные озерца, которыми тут все усеяно. В воде пылает лиловым огнем отраженное небо. Закат на Вормире похож на долгую агонию. Из-за гор встает огромный, острый и злой серп местной луны. Прямо перед ними вонзается в небеса ледяной пик. Роуди думает, не двинуть ли туда по воздуху, но не хочет оставлять Наташу и Клинта без огневой поддержки. Мало ли. Непонятно, чего ждать от этой злобной планеты. Подъем дается с трудом всем троим. Роуди поневоле чувствует себя виноватым: ему хотя бы тепло в закрытой броне. Он видит, как Наташа прикрывает ладонью лицо — ветер швыряет ей прямо в глаза жесткую ледяную крупу. Клинт упрямо наклоняет голову, поджимая губы — есть у него такая привычка. Снег путается в их волосах и вдруг кажется Роуди сединой. Он открывает лицевой щиток шлема, чтобы почувствовать лицом холодный воздух. *** Он слишком долго на них смотрел. — Наташа, дочь Ивана… Клинт и Наташа перетекают в боевую стойку синхронно, с одинаковой пугающей плавностью. Миг — и в руках Клинта уже хищно поблескивает катана, а Наташа глядит на краснолицее страшилище поверх пистолетного дула. Роуди реагирует чуть медленнее, но и его пушки уже взяли на прицел Стража Вершины. А толку? Это же натуральный призрак. Там, под лохмотьями, нету живого тела. От осознания этого по коже пробегают мурашки. — Камень Души перед вами, — говорит Красный Череп. — Но один из вас останется здесь. Получить камень, можно только утратив того, кто тебе дороже всего в мире. Это равноценный обмен. Камень — на душу. Джеймс слишком долго на них смотрел. И потому сейчас видит то, чего они сами не замечают. Это незаметное, неосознанное, крохотное — даже движение, а намек на него. Попытка посмотреть друг на друга, которую они оба обрывают так рано, что замечает ее один Роудс. Агентов ЩИТ учат владеть эмоциями и лицом — но Джеймса-то не учили. В солнечном сплетении как будто взрывается вакуумная граната самого настоящего ужаса. — Н-нет! Он наверняка врет. Что за… Он давится воздухом, когда Наташа устало качает головой. — Танос пришел сюда с дочерью. А вернулся без нее, но с камнем Души. Не думаю, что он врет, Джеймс. На ее побелевшую скулу садится огромная снежинка. Клинт медленно поднимает руку — и смахивает ее. — Мы ведь оба с тобой понимаем, что это значит, Наташа… — мягко говорит он. Она кивает. Их руки будто живут своей жизнью: слепо, на ощупь, неуверенно находят друг друга. — И оба знаем, кто это должен быть, — продолжает Клинт. Роуди не узнает его голос: в нем столько горечи и нежности. — Я шла к этому все пять лет, — шепчет Наташа. — Так что… — Учитывая, кем я… был эти пять лет. В кого я… превратился. Все верно, Нат. Все правильно. Это должен быть я. Жесткий рот Клинта вдруг будто ломается, и Роуди понимает: Бартон избегал всех на базе, потому что ненавидел и продолжает ненавидеть только одного человека — себя самого. — Я не сужу людей по их худшим ошибкам, — качает головой Наташа. — Ты же меня не судил. — Нат, — голос у Клинта срывается. Они отчаянно вцепляются друг в друга — Роуди видит, как побелевшие пальцы Наташи сминают жесткую кожу наруча. — Нат, до сих пор? После всего? — Всегда, — шепчет она, утыкаясь лбом в его лоб. — Всегда. Клинт закрывает глаза, как от яркого света или сильной боли. Через полсекунды так же делает Наташа. Странно, вроде где-то должен быть воздух, но его нет. Джеймс не может вдохнуть, глядя как эти двое дышат в унисон — как левое и правое легкое. Как у Наташи бьется на шее напряженная жилка, как в одно дыхание ходят вверх и вниз их плечи под черной броней. Они где-то там, в ледяной высоте стратосферы, где воздуха нет ни для кого, кроме них. И ему туда нельзя, да может, и не надо вообще. Но его вдруг прожигает насквозь термитным снарядом из ревности и обиды. Наташа — его Жанна дАрк, а в святых и в знаменах не сомневаются. И коснуться их не удастся. За ним просто идут. Но почему она всегда выбирала Клинта, и только его?! За что? — Хорошо, — Клинт улыбается какой-то незнакомо молодой, спокойной и светлой улыбкой, за которую Джеймс в эту секунду еще сильнее ненавидел бы его, если бы только мог. — Твоя взяла. Он делает подсечку и швыряет Наташу с размаху лопатками на ледяные камни. Крик застревает у Роуди в горле. Он рвется вперед, помешать этому подонку! Так и знал! Она ошиблась! Она всю жизнь любила отморозка, но Роуди не даст ему убить ее — вот так, здесь… Джеймс не может двинуться с места. Под броню сочится гнилой могильный холод, сковывает движения. — Камень возьмет их души, — шепчет голос Красного Черепа у Роуди в голове. — А я заберу себе твое тело. Джеймса как будто предают собственные руки и ноги: правая половина тела уже ему не принадлежит. Могильный холод — чужая воля — рвется к сердцу. — Передай семье, что я их любил, — говорит Клинт. Он небрежно отбрасывает в сторону свой лук — больше не нужен. В коротком разбеге он сам похож на стрелу, стремящуюся к цели. Отчаянно борясь за контроль над своим телом, Роуди видит сквозь багровую пелену перед глазами: Клинт взвивается в воздух над краем площадки — стремительный промельк в черном кевларе. И в верхней точке прыжка его настигает второй такой же гибкий и сильный силуэт — черная броня, рыжие волосы на ветру, как флаг. Они рушатся вниз вдвоем. Роуди с криком ярости дергается как эпилептик, делает шаг левой ногой, теряет равновесие и падает. Скрипя зубами, он вцепляется бронированной перчаткой левой руки в камень и медленно подтягивает себя к краю. — Ты все равно проиграешь, — шепчет Красный Череп в его голове. — Я везде, где есть ненависть. Она открывает мне двери. — Роуди, вытащи ее! — кричит Клинт. — Роудс! Не сметь! В голосе Наташи — командная сталь. Голос — знамя, перед которым только вытянуться в струнку. Рыцарь не может ослушаться генерала. Перед глазами Роуди все пляшет: прилепившийся к камню чуть ниже края силовой захват, какие-то острые кромки и грани еще ниже, веревка, повисший на ней Клинт, белая рука Наташи, пальцы Клинта, сомкнувшиеся у нее на запястье. Ее лицо. Его лицо. Наташа не держится за руку Клинта. Даже не пытается. От этого Джеймс Роудс как будто сам летит в пропасть. Он бьется на краю выброшенной на берег рыбой — между приказом, чужой злой волей и… — Роуди!!! Спаси ее! В лицо Клинту страшно смотреть, его сминает нечеловеческое напряжение. Над воротником брони тяжело набухает синяя жила — он изо всех сил пытается подтянуть Наташу выше, но сил не хватает. Клинт кричит от боли, когда она, изогнувшись, отталкивается носком от стены. Это движение могло бы показаться изящным, почти балетным, если бы не было таким страшно сильным и целенаправленным. Запястье у него изгибается под каким-то ненормальным углом, но он не отпускает. Они оба, словно выдохшись, на секунду замирают. Роуди чувствует, как во рту крошатся зубы, левую половину лица, которая все еще ему принадлежит, что-то обжигает. Он не сразу понимает, что это слезы. Джеймс скребет стену пальцами левой руки, пытаясь подтянуться еще чуть дальше за край, перегнуться, добраться до чертовой веревки. И одновременно — оттеснить могильный холод от сердца, хоть на миллиметр. Он сильный. Он тяжелый и надежный. Ему хватит. Он вытянет. И с ужасом видит, что натянутую веревку медленно режет особенно острый уступ прямо под ним. Три взгляда встречаются в одной точке. Там, где сверхпрочный трос волокно за волокном поддается острой кромке. Клинт и Наташа одновременно поднимают на Джеймса похожие взгляды. В них — спокойное чудовищное понимание и беспощадность хирургической стали. Зеленые глаза и серые — одинаково видят его насквозь. Включая и то, что он пытался спрятать от самого себя. — Нат, — тихо говорит Клинт, и его лицо разглаживает, озаряет нежная, совсем незнакомая Роуди улыбка. — Закрой глаза и держись за меня крепче. — Джеймс, забери камень, — говорят два голоса в унисон, и трос обрывается. В ту же секунду что-то обрывается в голове у Роуди. Лопается. Расцветает огненным цветком сверхновой. Катится жаром от сердца к кончикам пальцев, выбрасывая могильный холод прочь. Чужая воля, холодная и склизкая, как медуза, с истошным визгом испаряется. Остается только он, полковник Джеймс Роудс. Он вглядывается в пропасть, но за густым снегом ничего не разглядеть. С неба обрушивается на вершину сноп синих молний. А потом мир тонет в темноте. *** Сначала из тишины рождается звук. Он звонкий, тяжелый и долгожданный, как первая капля весеннего дождя, которая падает на воду. От нее разбегаются круги. И в этой зеркальной ряби Джеймс Роудс вдруг видит свое отражение. Черная фигура в тяжелой броне, устало сидящая на камне над водой. Над головой умирает лиловый закат, но он не отражается в темной воде. Видимо, его личный ад будет таким — вечность сидеть над этой водой. Согласен, отстраненно думает Роуди и склоняет голову. Что это? Джеймс щурится. Нет, ему не показалось. В толще воды медленно разгорается золотая искра. Сияние растет, поднимается все ближе, как будто из этого круглого озерка вот-вот встанет солнце. Сияет уже так, что нестерпимо смотреть, и он зажмуривается. Свет, который виден даже сквозь сомкнутые веки, медленно тускнеет, но не пропадает совсем. Джеймс открывает глаза и видит Клинта и Наташу. Они лежат в воде, плечом к плечу, рука в руке, окруженные светом. Раскрытая ладонь Наташи — на руке Клинта. И в ладони у нее сияет, как рассвет, маленький золотой камень. Джеймсу очень страшно. Ему кажется, стоит коснуться воды — и они расплывутся рябью, исчезнут навсегда. Но камень Души горит и зовет его. Он осторожно опускается на колено, сбрасывает стальную перчатку и накрывает ладонью их сомкнутые руки. Джеймс боится, что сейчас они водой пройдут сквозь его пальцы. Но он чувствует тепло. Их руки горячие и живые. Наташа открывает глаза первой. Она медленно садится. Смотрит на Клинта. На Роуди. На камень на ладони у Джеймса. Глаза у нее по-детски округляются от удивления. Роуди никогда не видел ее такой юной и растерянной. Она прижимает ладонь к губам, как будто хочет сдержать крик. Склоняется над Клинтом и нежно гладит его по лицу. — Просыпайся, — шепчет она. — Рассвело. — Он… все-таки соврал? В светлых глазах у Клинта пляшут золотые искры, когда он садится в воде и прижимает к себе Наташу, позволяя ей уткнуться ему в плечо, закованное в мокрый кевлар. — Скорее, недоговорил, — бормочет она. У нее по лицу бежит прозрачная вода, и тяжелые капли падают с волос в золотое озеро. — Проблемы с разведданными, — хмыкает Клинт. — Ты на это надеялась? — Я — нет. — Я тоже. — Получается, нам всем просто подарили еще одну жизнь, — сдавленно говорит Роуди. — А теперь давайте, двинули отсюда, пока Камень — или кто там еще — не передумал. Надоела мне эта уличная магия, Дэвид Блейн. Клинт долго смотрит на него непроницаемым блестящим взглядом, а потом очень серьезно говорит. — Спасибо, Джеймс.