Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. "Герой нашего времени" М.Ю. Лермонтова
***
POV Катерина
Я проснулась от голоса Джареда Лето. Мне было так плохо и так тошнило, поэтому я сначала подумала, что это поет мой плакат на стене, после чего до меня медленно стало доходить, что это треклятый будильник на моем телефоне. Сама не понимаю, зачем я его вчера поставила. А, нет, поняла, у меня же сегодня занятия, да, определенно. Что-то важное и очень серьез... — Черт! Сломя голову я побежала в ванную, из-за дрожащих рук я очень долго провозилась с дверной ручкой, после чего быстро подбежала к унитазу. Меня тут же вывернуло наизнанку. Ненавижу это чувство, ощущение, как будто из тебя все высосали гипер-супер-мега-мощным насосом, после этого еще и привкус во рту хуже некуда, только вот у меня во рту снова был привкус ржавчины. Я понадеялась, что я прикусила язык во сне или что-то в этом роде, но, увидев бурое месиво в унитазе и немного вокруг него, перестала утешать себя. Мне это не нравилось, совсем не нравилось. Может, такое происходит с каждым мутантом? Правда, об этом никто и никогда не говорил, но, мне кажется, это не та вещь, о которой принято распространяться. Я бы спросила у кого-то, но если такое только у меня, тут же начнутся анализы, уколы, белые халаты, койки. Нет, ни в коем случае никому не расскажу, буду молчать в тряпочку. Мне становилось лучше, но меня почему-то шатало, в глазах не плыло, но они жутко болели. Видимо, у меня переутомление или еще какая-то дрянь. Высплюсь, и все будет окей. Подойдя к небольшому умывальнику, включив холодную воду, я набрала ее в ладоши и плеснула себе в лицо. Стало легче, но ненамного. Взяв в правую руку зубную щетку, а в левую тюбик, я выдавила немного пасты, от которой приятно потянуло мятой, и принялась чистить зубы. Я их драила минут пятнадцать, и мне уже казалось, что я скоро сойду с ума, но ощущение того, что от меня кровью несет за версту, заставляло продолжать. Я бы потратила на это и час, и два, но моя рука дернулась и щетка упала, когда за стенкой послышался сонный мат Эрика на его собственный будильник. Быстро подняв щетку и вытерев с плитки следы пасты, я ополоснула рот и снова посмотрела в зеркало. Отражение было немного бледнее, чем обычно, но не думаю, что это кто-то заметит, как меня саму собственно. Кожа почти сливалась с белоснежными волосами. Очень хотелось вернуть прежний цвет, я любила свои шоколадные. Сильно зажмурившись — как будто это могло хоть как-то помочь — и снова посмотрев в зеркало, я разочарованно вздохнула. Ничего не изменилось, только глаза слипались все сильнее. — Ты не одна здесь, давай быстрее! — Это моя комната, моя ванна, и черта с два я выйду отсюда раньше, чем захочу! — Чисто из вредности я еще около семи минут смотрела на дверь, облокотившись на ванную. Босыми ногами я протопала по полу, что доставляло. О да, кайф. Медленно дернув дверь ручки я вышла из ванной, толкнув парня плечом, из-за чего он немного пошатнулся и уже хотел снова закатить истерику, но увидел за моей спиной часы, которые показывали ну очень нехорошее время. Мы опаздывали, до звонка около пяти минут, а я еще даже не одета, да и ему бы не помешало сменить это мятое нечто на что-то свежее. Он, громко хлопнув дверью, скрылся в ванной. Истеричка, ей Богу. Открыв свой шкаф и еле сфокусировав свой взгляд, я вытащила оттуда бесформенную футболку и короткие шорты. Здесь не было никакой формы, за что я премного благодарна директору и прочим, прочим, прочим. Переодевшись, я посмотрелась в зеркало. Белые волосы почти сливались с футболкой, да и кожа бледная, я была просто как мертвец, хоть бери и в гроб клади. По привычке накрасив ресницы тушью, я принялась за расчесывание своих волос. Это жутко утомительно, хочу вам сказать, да и ко всему прочему они у меня быстро путались из-за того, что очень сильно вились. Я застыла. Застыла в своем развитии, не зная, как и куда идти дальше. Что делать, как себя вести и какие принимать решения. Как сдерживать способности, как стать прежней, как вернуться к ненависти? Я не буду вам врать, если скажу, что только благодаря ненависти я и жила. Человеку всегда нужна какая-то цель, чтобы существовать, моей целью было вырасти в глазах людей, так ненавистных мне. Но почему-то только сейчас я поняла, что в их глазах я только и делала, что падала. Я бы легко смогла доказать им то, что они не правы еще четыре месяца назад, а сейчас я просто не знаю, что мне делать. Начать жить заново, будто ничего до этого не было? Глупости. Я та, кто я есть, но именно сейчас у меня появились сомнения, что это мое "Я" прогнило насквозь. Я хочу быть самой собой, но я потеряла себя. Господи, это так страшно. Это очень страшно — потерять себя. Как иголку в стоге сена — не найти. — Ты чего застыла? Давай, шагай, еще ко мне зайти нужно. — О-о-о, давай хотя бы не будем на людях показываться вместе, мне тебя вчера в столовой хватило сполна. — Да, чтобы ты кого-нибудь поджарила случайно? Тем более мы в одном классе учимся. Все, пошли. — Никого я не поджарю, — сквозь зубы про шипела я, оставаясь на месте и мрачно глядя на Эрика. Если честно, то я еле стояла на ногах, что уж думать о разговорах. — Иди сам, и не подходи ко мне на виду у других. — Репутация из нас двоих пострадает только у меня, так что тебе не о чем волноваться. — Я. Не. Буду. С. Тобой. Ходить! — Слушай, ты уже злишься. Что по-твоему будет, когда я уйду? — Я успокоюсь, потому что ты раздражаешь меня! — Боже, да свали ты уже из этой комнаты, меня сейчас либо стошнит, либо я просто упаду на пол. Чертовски плохо, нужно в душ. — Пошли, у нас первый урок у директора, он убьет меня, если узнает, что я не таскаюсь за тобой везде, — он с силой схватил меня за руку и потащил в сторону двери. Черт возьми, как же плохо. Я тихо всхлипнула и, выдернув руку, быстро забежала в ванную, склонившись над унитазом. — Если ты думаешь, что ты сможешь там закрыться, то... — видимо, он понял, что дверь не закрыта и вошел. Согласна, вид ужасный: белые волосы запачкались каплями крови, пальцы побелели от того, как я ухватилась за края унитаза, на губах тоже кровь. При этом всем чувство усталости заставляло не моргать, а прикрывать глаза и кое-как открывать. — Блять, что с тобой? — Уйди, пожалуйста. Каких же сил мне стоило подняться на ноги и дойти до умывальника. Стальной хваткой ухватившись за щетку, выдавила на нее пасты и снова стала драить свои зубы. Стало даже больно от того, с каким усердием я это делала, но рука не останавливалась, а я терла все быстрее и быстрее. С негромким стуком щетка оказалась на полу, а я посмотрелась в зеркало. В отражении я видела шокированного Эрика, не знающего, что делать и куда бежать. Прополоскав быстро рот, я залезла в одежде в ванную и включила ледяную воду. Как же хорошо-то стало. Тушь по щекам пошла темными разводами, одежда прилипла к телу, а волосы к одежде. Я должна была бы замерзнуть, но мне стало лишь немного легче, тело продолжало гореть, правда, пока еще не в буквальном смысле, но все могло произойти, нужно лишь немного разозлиться, или немного расслабиться. Впервые в жизни я так хотела ощутить холод. Раньше он казался мне омерзительным, очень неприятно было ощущать его, а сейчас я бы все отдала, лишь бы по моей коже побежали мурашки. Это, возможно глупо, но от одной мысли о то, что я больше никогда не смогу ощутить холод, становилось не по себе. Вода перестала литься из душа, после чего я ощутила в своих руках полотенце, еле-еле теплое. Наверное, для остальных оно было бы очень холодным. — Обернись в него, — это сказал Эрик, который стоял возле меня и протягивал мне руку, чтобы помочь мне вылезти из ванной. Со скептицизмом поглядев на его ладонь, я без его помощи оказалась на кафельном полу. — Сейчас не лучший момент для того, чтобы показывать свой характер и отказываться от моей помощи, — в его голосе явно слышался укор, на который мне было плевать с высокой колокольни. Он подтолкнул меня в сторону выхода из ванной, после чего, держа за кончики пальцев правой руки, подвел к моей кровати. — Ложись. — Ненавижу, когда мне указывают. — Слушай, ты тут подохнешь сейчас и еще умудряешься что-то говорить? Легла и заткнулась! — С-с-су-ука, — но в кровать я-таки легла, не укрываясь, так как мне было дико жарко. Теплое полотенце медленно превращалось в горячее. Рик прилег рядом, от чего я, если мягко, то очешуела. Даже не обращая внимания на мои попытки, отодвинуться в самый край, а его выпихнуть ногами с чертового (очень узкого, прошу заметить) спального места, он притянул меня к себе. По телу прошли волны мурашек, от него исходил приятный и так необходимый мне сейчас холод. Запах мяты, наверное, навсегда останется на моих волосах. Так получилось, что я уткнулась носом ему в шею. Хорошо, что он не успел с утра побрызгаться духами, а не то я бы погибла от такого резкого запаха, а сейчас от него пахло свежестью. Чем-то таким свободным, и если бы запах я превратила в место, то оно, непременно, было бы очень красивым и впечатляющим. Вот почему в нем идеально все? Это так и притягивает, если бы не моя ненависть, не знаю, что было бы. Да ладно, прекрасно знаю, он бы покорил меня, как и остальных, и я бы не заметила в нем всей этой грязи. Только вот такие как я, созданы не для любви и не для симпатий, а для просто существования. Быть фоном для окружающих и быть для них пустым местом. Моя проблема в том, что я вижу души насквозь, люди не любят правду. Его душа гнилая, но распростертая, она открыта для всех. Поэтому и загнивает, он пускает туда каждого прохожего и разочаровывается в людях. Добро в нем умерло, а во мне и не рождалось. — Зачем ты это делаешь? — Меня просили за тобой присмотреть, не хочу, чтобы мне прилетело, — он мне не врет, это хорошо. Только иногда так хочется услышать ложь. — Об этом никто не должен узнать. — Поверь, никто и не узнает. — Отлично, — посчитав, что и об этом тоже никто ничего не узнает, я сильнее прижалась к нему и втянула носом воздух. Такое ощущение, что зима стала ощущаться, как и раньше. Легкий мороз на кончиках пальцев, румянец на щеках от холода, а еще, скорее всего, мои ресницы покрылись инеем. Сравнение с Каем как-то само пришло в голову, и тут уж не поспоришь: в сказках все иначе. Мальчик Кай действительно оказался холодным и чужим.***
Здесь холодно, одиноко и мне постоянно страшно. Моя любимая зима стала моим собственным кошмаром. Я не чувствую ног еще с четверга, или то была суббота. Я не знаю, какой сегодня день недели, так что не могу точно сказать. На мне всего лишь тонкий джемпер и не греющие джинсы. Обуви на мне почему-то нет, а на тонких-тонких руках кровь, которая ничем не отмывается. Это чудо, что я еще не замерзла и не сошла с ума. Хотя первое - да, а вот второе - я не уверена. Честно говоря, хочется уже поскорее умереть. Я не знаю сколько прошло дней, я ничего не ем, и только "пью" снег. Еще ни одно живое существо не встретилось мне на пути. Я больше не могу говорить, челюсть постоянно стучит от холода. Все, что у меня осталось - способность мыслить. И все мои мысли сводятся к тому, что я устала. Устала бессмысленно бродить, ища отсюда выход. Да я даже не понимаю откуда ищу выход! Все вокруг похоже на какой-то лес, беспроглядный и чужой. Он как будто нависает надо мной, сверху всегда я вижу лишь туман. Солнечные лучи не видела с того самого момента, как здесь очутилась. Мне кажется, что я не проживу еще и секунды. Это чувство преследует меня давно, не хочет отпускать и терзает даже в коротких снах. Я засыпаю ненадолго, что меня очень радует, ведь засни я на чуть длительное время, больше не проснусь. Иногда мне кажется, что именно сейчас я и сплю, только не могу проснуться. Так хочется ощутить тепло, хочется вернуться в уют, но я даже не помню, что значит это слово. Просто, мне кажется, тогда будет очень хорошо и тепло. И на душе будет спокойно. Я иду дальше, дальше, дальше. Устала бороться за свою жизнь. Я даже не знаю, зачем борюсь за эту жизнь. Мне холодно, мне голодно, мне одиноко и мне осточертело! Хочется умереть, но такое ощущение, будто я что-то забыла, или кого-то. Будто я для чего-то нужна, и если я этого не сделаю всем наступит конец. Но... кому это - всем? Если я одна, в холодном лесу, где нет даже животных? Таких как я называют людьми, но как всех можно назвать людьми, если их нет рядом? Я запуталась. В голове какие-то голоса и все они оскорбляют меня, наперебой, громко, давясь слюной и смехом. Им весело из-за того, что мне хреново. Им весело из-за того, что я другая. Но я не помню ни одного лица, я даже не помню, как сама выгляжу. Мне кажется, что если я проснусь будет больно, больнее чем сейчас от сводящего зубы холода; в тысячи раз больнее, но я хочу ощутить эту боль. Я хочу что-то доказать, но кому? И что доказать? Что меня не уничтожить? Черт возьми, как же хочется спать. \ В тот день, когда я проснулась выпало очень много снега. Я запомнила это потому, что после этого в моей жизни начались сплошные тренировки, стрессы и недовольства. Мне было безумно жарко. Как будто я, нагая, в центре пустыни лежу на раскаленном песке и не могу подняться. После дикого холода такая жара казалась еще большим наказанием. Распахнув глаза я ужаснулась. Вокруг меня огонь, руки в языках пламени. Какая-то больничная койка горела, но не сгорала. Что-то громко пищало с боку, и если предположить, что это медицинский кабинет, то логично, что это какая-то важная штуковина, говорящая, что я либо слишком мертва, либо слишком жива. Глаза болели, кости ломило, и это было худшее сочетание боли в моей жизни. Присмотревшись сквозь огонь я увидела Эрика, стоявшего за спиной нашего директора. Директор, как всегда, был в своем любимом костюме, которому больше пятнадцати лет. На его лице была улыбка, но в глазах было беспокойство, что меня смутило, но тут же заставило разозлиться. Никому не было дела до меня, а тут угроза уничтожения всей школы — все тут же вспомнили про Катерину, всем тут же захотелось помочь, спасти и уберечь от самой себя. Я знала, что от моей злости станет только хуже, но не могла контролировать свои эмоции. — Не смотрите на меня так, Джордж! — Не знаю почему, но наш директор всегда просил называть его только по имени. Может, он чувствовал себя из-за этого моложе, а может, так ему было проще откликаться,но сейчас его передернуло. Да и меня тоже, я сама не узнала своего голоса: хриплого, громкого и устрашающего. Самой захотелось зажаться в угол и подождать пока все закончится. — Давайте я помогу, она же сейчас всю школу спалит! — похоже, Эрик только и делает, что беспокоится об этой ужасной школе, из которой я с самого прихода хочу сбежать. — Нет, — такой строгости и лаконичности можно позавидовать. — Она должна сама. Мужчина и парень, которые до этого смотрели друг на друга, тут же посмотрели на меня. — Но это безумие, она не умеет ничего! — в этот момент особенно сильным было желание выколоть Эрику глаза и вырвать язык, но, увы, вокруг меня плясало пламя, которое, почему-то мне не вредило, но начинало плавить кровать, простыня уже превратилась в черный пепел. Неприятно. Захотелось доказать, что я могу, что я умею, но я действительно не знаю, как это делать. "Успокойся, все будет хорошо, стоит лишь..." — Не лезьте ко мне в голову! — У нашего директора была просто изумительная способность: читать мысли и не стареть. Не понимаю, как это связано, но выглядит он лет на тридцать максимум, подтянутый, с очень добрым лицом и темной шевелюрой. Вся его доброжелательность меня просто взбесила, и лишь потом я поняла всю глупость своих слов и действий. В который раз я была в его глазах ребенком, и в который раз из-за своего характера. Схватившись за голову я тихо всхлипнула. Черт возьми, такое ощущение, что под кожу въедаются иголки, и опять боль в лопатках. Только не это, они же не знают о том, что у меня не одна способность! Хотя я сама еще в этом сомневаюсь, может, эта боль мне приснилась? Огонь стал медленно исчезать с поверхности кровати, но на моих руках все еще полыхали маленькие искорки. Секундное облегчение, скользнувшее по лицу директора сменилось открытым удивлением. Я согнулась в пополам от боли в спине и тихо заскулила. Сейчас еще больнее, хочется кричать, но нельзя. Нельзя. Нельзя! Мне ничего нельзя из того, что я сейчас делаю, черт возьми. Никаких слабостей, только холодное равнодушие и спокойствие. Спокойствие. — Черт! — получилось, наверное, громче, чем мне хотелось, потому что медсестра, которую я только-только заметила, еще сильнее съежилась в самом углу помещения. Все уставились мне за спину, что неимоверно раздражало. Собрав все силы и всю волю в кулак, я повернула свою голову влево и увидела часть большого белого крыла. Они тяжелые, они неудобные, и они не должны сейчас быть на моей спине. Мне снова страшно. Я ненавижу это чувство, но теперь оно посещает меня с заядлым постоянством. Как и в прошлый раз я осторожно коснулась крыла пальцами, и оба белых отростка тут же полыхнули пламенем, превратившись в горстку пепла. Наверное, медсестре уже надоело то, как часто я оставляю ей здесь признаки курящих людей. Я, кажется все же заплакала из-за боли, которая все еще не угасала и распространялась по всему телу волнами. Огонь больше не искрился на моих руках, но мне все еще было страшно. Я дрожала, как облезлая кошка под дождем, и, как тяжело это признавать, но в моих глазах было то, что еще пару секунд назад я смешивала с гневом и кричала, там была мольба о помощи... ...и никто не хотел помогать. Они стояли шокированные и запуганные(сейчас я имею ввиду ту медсестру, которую раньше я принимала почти за единственного нормального человека в этом месте). Никто не двигался с места, а я дрожала сама не знаю от чего, а по щекам продолжали литься слезы. Ненавижу выглядеть жалко, я сама себе противна. Так и хочется содрать кожу, которая горит огнем, но уже в переносном значении. Боль медленно стала отступать, но в ту же очередь все тело сковала усталость. Хотелось спать, или прилечь где-нибудь в ромашковом поле, где нет ничего, кроме шума ветра, неба и меня. Свободы больше всего хочется, когда ты в плену, а на свободе хочется плена. Что-то меня совсем разморило, раз я без чая думаю о чем-то важном, да и... — Эрик, отнеси ее в вашу комнату, — мне очень не понравилось, как он выделил слово "вашу", но сил сопротивляться не было: язык прилип к небу. — Может, будет разумнее оставить ее здесь? — Не думаю, — мужчина говорящим взглядом уставился на медсестру, которая наблюдала за всем этим со стороны, вжавшись в стену. Ее руки дрожали, зрачки расширились и она побледнела примерно до цвета моей кожи. Директор наклонился к уху Эрика и что-то тихо сказал, чего я не услышала. Парень кивнул и подошел ко мне. Его лицо мне показалось странным: он был слишком серьезным, а мне так хотелось, чтобы рядом кто-то был не опечален этим всем, чтобы кто-то не беспокоился об этом всем, как Джа раньше. Он мог рассмешить меня в самой трудной ситуации и помочь советом. Эрик легко поднял меня на руки, мне пришлось схватиться за его бомбер ярко-синего цвета, который был расстегнут. Не хотелось, чтобы руки просто болтались, но я так ослабла, что даже легко сжимать его кофту было сложно и очень утомительно. Я собиралась расспросить Эрика обо всем, как только мы доберемся в комнату, поэтому всеми силами заставляла себя не засыпать. И как это обычно бывает, заснула.