Пантомима.

      Обычно, когда люди вспоминают свое детство, они улыбаются. Чаще всего запоминаются только самые теплые воспоминания и яркие события. Так и хочется снова вернуться в то время, побыть немного тем самым озорным ребенком, плачущим от царапин на коленках. У Катерины такого не было и не будет. От нее отказались в ту же секунду, когда мать взяла ее на руки.       Была зима. Из-за жуткой непогоды муж никак не мог довести свою рожающую супругу до роддома, что его сильно нервировало. Стоя в пробке, он бил пальцами по рулю, иногда оглядываясь на свою жену и злобно рыча. Он не любил ее, ему не нравилась ее внешность, она не умела готовить. Она просто забеременела от него после небольшой пьянки, а он никак не смог выкрутиться. Единственное, что его радовало — у него будет дочь. Столько счастья в его глазах не было уже около восьми месяцев. Он не мог дождаться того самого момента, когда сможет взять на руки свое сокровище. Машины неспешно двинулись, и мужчина с силой надавил на педаль.       Роды были тяжелые, несколько раз женщина была на грани жизни и смерти, но она выкарабкалась. Не вытерпевши перед умоляющим взглядом матери, акушерка дала ей ребенка, придерживая его тоже. Женщина чуть не выронила ребенка из рук, громко запищав и разжав пальцы. Акушерка в ужасе забрала девочку из рук "сумасшедшей" мамаши, и стала проводить привычные процедуры, в то время, как молоденькая девушка, пришедшая на практику и заставшая роды, пыталась успокоить нервную женщину, продолжающую всхлипывать, поглаживая ее по голове и шепча слова утешения.       — Это не мой ребенок... не мой... она, — женщина в ужасе закрыла лицо руками, после чего тут же отняла их, они были в крови. Она стала задыхаться от рыданий, повторяя, как заведенная, что девочка не ее.       — Но что, что не так? — перепуганная интерн не знала, что делать и куда себя девать, поэтому просто участливо озвучила волновавший ее вопрос.       — Дитя дьявола, дьявола! Нет глаз, их нет! Там огонь, — лепетала женщина, схватившись за халат интерна. — Жарко, мои руки горят. — Словно в доказательство она разжала пальцы и помахала рукам у лица бедной девушки. — Но... они горели! Горели! Ребенок не мой... не мой... не мой!

***

POV Катерина

      Я никогда не пила. Все, что я могла себе позволить - бокал шампанского на Рождество в последние два года, проведенные в этом пансионе для мутантов. Однако мне казалось, что даже после длительной безостановочной попойки человек чувствует себя куда лучше, чем я сейчас. Казалось, все мое тело горит. Мои глаза были открыты, но видели они с большей насыщенностью, чем обычно. Я медленно подняла правую руку и увидела, что в нее воткнута игла, к которой ведет трубка, соединенная с капельницей. Я немедленно выдернула ее и ощутила, что мне стало только хуже. О, это же мое чудесное везение очнулось! Нет, что вы, ни капли сарказма!       Я попыталась сосредоточиться, но в мозгу все плыло, жутко хотелось завалиться спать. Усталость вперемешку с желанием заблевать весь ковер, который был кстати очень мягким и бежевого цвета. Кое-как оглядевшись я поняла, что нахожусь в одном из мед. кабинетов. Все, кроме ковра, сверкало белизной. Даже стол доктора был идеально белым. Никого кроме меня в комнате не было, и я не знаю: хорошо это или плохо. Я попыталась встать, но тут же упала на пол. Там, где мои пальцы и ноги соприкоснулись с ковром, все почернело, завоняло паленым. Испуганно я оторвала руки от ковра и поднесла их поближе к лицу. Кожа как будто стала прозрачной. Я видела вены, кости, хрящи, и поверьте мне это зрелище не из приятных. В ужасе я не заметила, как мой крик разнесся по комнате. Эхом он разнесся по коридору, и я думаю, что меня кто-то услышал. Что происходит? Мне... страшно? Мне никогда не было страшно, но сейчас мои руки дрожали, и к горлу подступал неприятный комок.       Дверь распахнулась, и в кабинет зашли несколько докторов и какие-то ученики. Лица поплыли перед глазами, я услышала какой-то писк. Его явно издал кто-то из вошедших женского пола. Это немного отрезвило меня, и я сфокусировала взгляд на вошедших. Я узнала всех ребят, и единственную нормальную докторшу в этом здании. Миссис Кингсли смотрела на меня с опаской, держась правой рукой за сердце и читая молитву. Маленькая Лили, которая иногда подсаживалась ко мне в свободное время и просила ей что-то почитать (не люблю детей именно за их надоедливость), а я ей грубо отказывала, на что она никогда не обижалась, почему-то схватилась за ногу доктора и с ужасом на меня смотрела. Когда мы встретились с ней взглядами, она зажмурилась и сильнее прижалась к миссис Кингсли. Джаред, мой единственный друг между прочим, уставился на меня, как не знаю на что, и не мог произнести ни слова. Была там и Сьюзи, первая красавица и модница сего места, которая, кажется, испытывала ко мне еще большее отвращение, чем раньше. Ну, и, как же без него. Эрик собственной персоной стоял ближе всех ко мне и смотрел мне прямо в глаза. Не знаю, о чем он думал; без понятия, что он увидел во мне такого, что его заставило ухмыльнуться, но меня это взбесило. Они смотрят на меня, как на дикого зверя в клетке, вот-вот попробуют хлебом покормить, но не подходят. Мне больно, страшно, и мне впервые в жизни нужна чья-то поддержка, а они стоят в стороне и смотрят на меня.       Повинуясь каким-то смешанным чувствам, я оперлась левой рукой о пол, оставив еще один пепельно-черный след, а правую протянула к ним навстречу, сказав одними губами: "Помогите". Это выглядело жалко, и я бы сама себе не помогла, но эта боль как будто сжигает изнутри. Я снова прошептала мольбу о помощи. Все в ужасе отшатнулись. Все, кроме Эрика. Он смотрел на меня со странным и непонятным никому из присутствующих интересом. Не в силах терпеть эту боль, я рыкнула и с ужасом заметила, что на правой руке, начиная от запястья и заканчивая локтем, красовались языки пламени. Стало еще более жутко. Лили закричала и выбежала, но я не обратила на это внимания, плохо соображая.       — Снотворное, успокоительное, — пробормотала миссис Кингсли и, пытаясь не смотреть на меня, подбежала к шкафчику с лекарствами.       — Нет, только не уколы! — не ожидала от себя такого громкого крика. Доктор от неожиданности подпрыгнула на месте и разбила несколько ампул. В ее глазах застыл ужас. — Пожалуйста, только не уколы.       Громко хмыкнув, Эрик подошел ко мне и опустился на корточки, чтобы его лицо было примерно на моем уровне, хотя я все равно была похоже на маленького ребенка рядом с ним. Кажется, я даже выпятила губу от обиды, боли и подступавших слез. Он смотрел на меня все так же заинтересованно, но без страха.       — Интересненько, — сказал он и, улыбнувшись, взял мои руки в свои. Я уже хотела выпутать их, как увидела, что на его руках заблестел иней и он медленно стал перебираться ко мне на руки. Огонь погас, мне стало легче и прохладней. Боль стала утихать, но усталость, казалось, только увеличивалась. Он отпустил мою левую руку и своей правой прикоснулся к моему виску. Глаза заболели, но тут я поняла, что возвращается мое прежнее зрение — картинка перестала быть насыщенной. Ощущение легкости охватило меня всего лишь на секунду, после чего я бессовестно рухнула в объятья этого противного мне человека под его же смех. Смешным это все находил лишь он один.       Кретин — все, что я успела подумать перед тем, как кануть в Лету.

***

      Люди бояться неизвестности. Так было всегда, и так будет. Честно? Я всегда боялась неизвестности; боялась будущего и последствий моих поступков. Я очень часто ошибалась и продолжаю ошибаться. Ничто не может меня вразумить, никто не может меня вразумить. Я не слушаю чужих советов, делаю все наперекор и пытаюсь держаться как можно дальше ото всех. Может, именно в этот возраст у подростков все бурлит и им хочется свободы, но я хотела ее всегда. У меня за всю жизнь было две тюрьмы: детдом и это пристанище мутантов. Вы, наверное, даже не представляете каково это: стоять на улице в тени деревьев, смотреть на солнце, высоко задрав голову, и понимать, что ты взаперти. Шаг влево, шаг вправо за забор, и тебя уже все ищут. Я знаю, что тут замечательные люди, наш директор замечательный, добрый и очень отзывчивый человек, преподаватели не хамят и смотрят на нас, как на равных, но. Мы взаперти.       В этот раз я очнулась с небывалом приливом сил. Боли не было, только легкое гудение в голове, но я уверена, что это скоро пройдет. Неужели я могу вернуться к своей обычно жизни? Опять буду сидеть подальше ото всех. Делать уроки, сидя на стадионе для регби, смотреть тайно на звезды теплыми ночами, смогу послушать любимую музыку, не обращая ни на кого внимания. Как хочется забыть о том ужасном моменте слабости. Сейчас я встану, надену что-нибудь из любимого и отправлюсь в столовую, уж очень хочется есть.       Распахнув глаза, я увидела прямо на потолке, над кроватью, мой любимый плакат. Я была бы вовсе не прочь повесить туда Джареда Лето,но он весел справа от меня, а на потолке красовалось изображение ночного неба и множества звезд. Они как будто сияли только для меня, и обычно это заставляло меня улыбаться. Комната была небольшая, потому что я в первый же день не поладила с тем доктором. Честно говоря, даже не помню, как его зовут, но лицо я его запомнила надолго. Комнатку я обустроила под себя, насколько это вообще возможно. Небольшой ноутбук, который есть у всех учащихся, как и сотовые телефоны, плееры, магнитофоны, стоял на дубовом бежевом столе. Мне очень хотелось прикоснуться ногами к моему мягкому ковру, который я смогла-таки выпросить у директора.       Я чуть не запищала от ужаса, когда повернула свою голову влево, но вспомнив, что Он будет еще суток шесть смеяться над таким моим поведением, зажала рот рукой. Свободной рукой. Мою левую руку сжимал сам Эрик Смит, и, кажется, он спал, сидя в моем мягком удобном кресле. Моем кресле! Ну, это уже ни в какие ворота не лезет. Может, у него отшибло память, и он забыл, как поливал меня грязью, а я в ответ. Точнее, все было наоборот, я все начала, но это большой роли не играет.       — Какого хрена?! — заорала я и, вскочив со своей твердой и неудобной койки, воззрилась на парня, который пытался очухаться ото сна. Подождав пару секунд, пока его взгляд сфокусируется на мне, я повторила вопрос.       — Дорогая, чего ты так кричишь, у тебя ПМС?       — Что, прости? — мне показалось, или он только что назвал меня дорогая. Для меня это прозвучало, как личностное оскорбление, поэтому я тут же кинула в него подушкой, за которую схватилась во время своего раннего подъема.       — Точно ПМС! Больше не кидайся подушками, ладно?       — Что ты тут, черт тебя побери, делаешь? — о, мне кажется, я даже более-менее спокойно это сказала.       — Выполняю задание.       — Что еще за задание?       — У тебя точно не ПМС, то вдруг набросишься?       — Да что ты привязался ко мне, или тебе так нравится произносить это слово?! — я слишком разозлилась. Поняла я это уже тогда, когда в глазах защипало, картинка стала более насыщенной, и на концах пальцев стало покалывать.       — Милые глазки.       — Что? — меня это не особо, в принципе интересовало, я смотрела на свои кисти, да и руки в общем. Они снова становились прозрачными, я снова видела вены и кости. Вот-вот должно было появиться пламя, но тут я почувствовала холод. Эрик схватил меня за правую руку, иней тут же пробежался по коже, стекая водой. Кожа стала прежней. После чего он приподнял мой подбородок, чтобы я посмотрела на него. По шее прошелся холодок, после чего вода скатилась куда-то под майку. Черт возьми, придется переодеваться! Он долго смотрел мне в глаза, а я наслаждалась холодом его рук. Если бы это не было мне так приятно, как есть на самом деле, я бы никогда этого не признала. Жаль, что рядом со мной стоит именно этот человек, именно с этим характером, именно с этим именем и именно с этими манерами. Он мне ненавистен, я его ненавижу, но, кажется, только он может мне помочь.       Я очнулась от таких ненужных сейчас размышлений, когда он обхватил мою голову руками и большими пальцами провел по вискам. Сначала неприятно защипало, а после вернулось нормальное человеческое зрение, даже гудение, которое было спросонья прекратилось.       — Лучше? — Боже, он спросил это так, как в рекламе сникерса. Хорошо хоть не сказал: "Катерин, что за балет?". Я не чувствовала себя ему обязанной, да и гордость не позволяла ему ответить что-то хорошее, поэтому сжав челюсть, чтобы не выплюнуть ругательство вместо благодарности, как это часто со мной бывает, я опустила голову. Он хмыкнул и отошел.       — Проваливай.       — Одна проблемка, мне сказали быть рядом с тобой, потому что ты...       — Потому что я очень опасная, да? Бояться, что я спалю этот пансион для ненормальных?       — Потому что ты вспыльчивая, черт возьми! У тебя уже руки дрожат! — Он был прав. Он был совершенно прав, но я тот человек, который будет спорить, даже будучи неправым. Я не позволю ему командовать мной, не позволю кричать на меня, не позволю!       — Выйди.       — Чтобы ты тут все превратила в кучку пепла? В кабинете мед. сестры до сих пор не поменяли ковер, так там такое ощущение, что умирал заядлый курильщик и пепел бросал исключительно на пол!       — Кто здесь еще истеричка, — пробормотала я и подошла к шкафу. Я все еще была голодная. Мне ничто не сбивает аппетит, поэтому даже после этих криков я жутко хочу кушать. Достав с верхней полки шорты покороче, а если быть точной, то самые короткие из всех и широкую свободную футболку, я повернулась лицом к кретину.       — Выйди, я переоденусь.       — Не-а, если ты что-то учинишь буду виноват я.       — Сам понял, какой бред сказал? — он продолжал смотреть на меня с каменным выражением лица, но в его глазах плясали бесенята, они у него там всегда. — Ладно уж, отвернись.       Да, как же, он меня послушал! Рамки приличия? Нет, не слышал. Шумно выдохнув, попытавшись успокоится, чтобы ему снова не пришлось прикасаться ко мне, я сама повернулась к нему спиной и стянула с себя майку и джинсы. Мне было жутко жарко, просто невыносимо. Кинув мокрые, благодаря Эрику, вещи в пыльный угол, я надела шорты и заправила в них футболку. Подошла к своему столу, достав из одного из ящичков расческу и стала расчесывать свои волосы, как тут же запищала.       — А ты еще не заметила? — его голос был таким будничным, будто мы говорили о номере газеты!       — И... и... и давно они такие?       — С того дня, как ты была на крыше, — я и не думала услышать точную дату, но ответил он как-то уклончиво, смотря в глаза и пытаясь изобразить в своих честность, но я видела, что он лгал, как бы подразумевая, что я еще сама все узнаю. Проблема была не такой уж и масштабной, но неожиданной. Мои волосы теперь доставали до пупка и были белого цвета. Белого, черт возьми! Кое-как справившись с шоком, я расчесала свои волосы и оставила распущенными. Я всегда хотела, чтобы они так отрасли, но на это нужно достаточно времени, им оставалось всего несколько сантиметров до такой длины, когда я... Сколько же я была без сознания?       — Пошли, — Эрик открыл передо мной дверь, пропустил меня и вышел следом.       — Я в столовую, — и я быстро свернула влево, стараясь побыстрее отвязаться от него.       — Ты, видимо, не поняла, я должен ходить за тобой везде, — он стал идти рядом со мной. А потом он сказал совсем несуразную вещь: "Да уж, по погодке ты оделась". Тут-то я и заметила, что на нем надеты темно-синие джинсы без всяких потертостей, но зауженные к низу и бежевый свитер, рукава которого он закатал по локти.       — Просто мне жарко, — недовольно буркнула я. Отлично, я возвращаюсь к своему привычному состоянию: ненавидеть весь мир.       — А так? — он взял мою руку в свою. Ощущение, как будто меня ударило слабым разрядом тока, и по телу побежали мурашки. Я сейчас не злилась, поэтому его прикосновения просто охладили меня. Неужели для всех сейчас именно такая температура воздуха, но ведь еще начало осени, совсем тепло и... Я быстро подбежала к первому окну во всем коридоре и онемела. За окном был снег.       — Какое сегодня число?       — Двадцатое декабря.       — Не может быть.       — Да, ты пролежала в коме около трех месяцев. Мы думали ты уже можешь и не проснуться, но... — Я его не слушала больше, а завороженно смотрела в окно. Я обожаю зиму, это мое любимое время года, и мне абсолютно плевать, что я была в этой коме так долго, но это как попасть в сказку. Заснуть утром и проснуться в заснеженной стране, полной волшебства. Одернув себя, я направилась в столовую. Эрик поспешил следом.       Наша столовая — обычная столовая американских школ-пансионов и просто школ. Большое помещение с высоким потолком и светлыми, бледно-лимонными, стенами. Евро-окна были прикрыты красивыми ажурными занавесками. Ярко-красные столы и стулья выделялись на этом празднике милости, но вписывались очень даже гармонично. Видимо, я многое пропустила, потому как учеников стало раз в семь больше, и я не преувеличиваю, может, приуменьшаю. Было шумно: смех, крики, обзывательства, шутки - все это можно было услышать с разных столиков. Большинство учащихся было моего возраста, чему я очень удивилась. Я бы еще очень долго оглядывалась, если бы Эрик не схватил меня за руку и не потащил к еде.       — Если ты не хочешь, чтобы я взял тебе колу с хлоркой, то пошли уже. Не думаю, что мне показалось. Нет, все действительно уставились на нас. Столько потрясений, что я и забыла, что здесь я местный изгой, и с такими, как я, никто не общается. Поверьте, люди, я бы с удовольствием забилась в самый дальний угол и не смотрела бы даже на вас! Эрик даже не обратил внимания на то, что все взгляды обращены на нас. Он привык к этим взглядам, да и мне не было неуютно. Это же то, чего я так хотела, все смотрят на меня, но в их глазах нет восхищения, в них лишь отвращение. Ну, они просто не знают, что так же противны мне. Не все, конечно, но исключений из этого правила очень мало. Я стала вертеться, как юла, чтобы найти взглядом Джареда, но не нашла его. Мое настроение упало еще на несколько делений вниз.       Схватив картонный стакан с колой, в которую Эрик не успел подсыпать хлорки — по крайней мере я на это надеюсь — и уже, было, отправилась к своему любимому шатающемуся столику с кучей царапин, но парень опять же потащил меня куда-то. Я поздно сообразила, что к чему, поэтому онемела, когда он привел меня к столу элиты, частью которой он сам и являлся. Все улыбнулись ему, но тут же уставились на меня. Ей Богу, как на экспонат в музее. Громко хмыкнув, да так, чтобы услышали все — а услышали все, потому что в столовой стало жутко тихо — я уселась на стул и громко положила поднос с едой на стол.       — Представление окончено, можете прекратить так пялиться сюда, — громко сказала я и принялась за пищу. Эрик сел не рядом, а напротив. К нему тут же подвинулась Сьюзи. Ее темные волосы были, как всегда, завиты в локоны; на лице идеальный, но не совсем естественный, макияж, это ее, в общем-то, совсем не портило, а лишь больше делало похожей на модель с глянцевой обложки; вкус в одежде у нее был неплохой, но мне такое не нравилось. Она одевалась в платья, юбки, не всегда короткие, но стремилась к женственности насколько это вообще возможно. Я уверена,что сейчас на ее ножках сапожки на высоком каблуке.       — Что она здесь делает? — Она указала на меня и, откинув одну из прядей за плечо, вопрошающе посмотрела на брюнета.       — Она со мной.       — А спросить у нас ты не подумал? Я боюсь, что моя репутация пострадает, если меня увидят рядом с ней, — она снова взглянула на меня, яд в ее голосе был слышен явно. Жаль, милая девушка, с ее внешностью она могла бы многого добиться, если бы не этот тоненький голосок и противный характер.       — Не переживай ты так, Сьюзи, все, что можно было подпортить ты подпортила себе сама, а вместе нас уже видели, или ты намекаешь на интим? — некоторые сидящие за столом прыснули от смеха, а кто-то дружески похлопал меня по плечу, сказав "Молодчина". Девушка, рыкнув, вскочила и умчалась из столовой. Взглядом ее проводило человек сто, не меньше.       — Никогда не говори так с моими девушками, — ой, я разозлила Эрика. Это так мило.       — Ты так печешься о своей подружке? Не уж-то она тебе действительно нравится, а не одна из списка? Ой, прости, нравилась, она ведь больше не популярна!       — Да что ты понимаешь!       — Слушай, для тебя прошло три месяца, а я разговор отчетливо помню, и могу тебе сказать, что моя точка зрения на счет тебя не поменялась. Ты бабник, который самоутверждается за счет длинного списка девушек, так что поздравляю, я увеличила твой список. Завтра там будет на одну девушку больше, — приблизившись к его лицу,я сказала довольно-таки тихо, но все сидящие за столиком слышали, — можешь не благодарить.       Еда стала еще вкуснее после этого разговора. Эрик стал мрачнее тучи, что меня не могло не радовать. Может, теперь он отцепится от меня?       Я тут же познакомилась со всеми сидящими за столом, это были трое парней и две девчонки, а именно: Джеймс, Курт, Джейсон, Лесли и Милли. Парни, как я и думала, играли вместе с Эриком в американский футбол и баскетбол, а девушки были черлидершами. Они пригласили и меня на одну из своих тренировок, но я лишь ответила, что подумаю. Не люблю я это все.       — Ребят, я хочу выбраться отсюда на денек в город, скучно здесь, — сказал Джеймс, обнимая Лесли. Она в его объятиях так и плавилась, если у них не любовь, то чувства очень приближены к этой планке. Хотя, если честно, я в этом совершенно не разбираюсь.       — Да-а-а, — протянули все остальные, кроме нас с Эриком.       — Простите, но я не могу. Меня назначили нянькой, — пробормотал Эрик и уставился на меня, как на самого ужасного человека в мире.       — Ой, ну, знаешь ли, я не напрашивалась, так что засунь этот взгляд себе в задницу!       — Спокойнее, дорогая, а то опять может случится что-то очень плохое.       — Не называй меня "дорогая", — прошипела я сквозь зубы, поднимаясь.       — Хорошо, дорогая.       Я взяла стаканчик с недопитой колой, сняла крышку и поставила стакан дном вверх Эрику на голову. На него полилась содовая, пузырясь, вся столовая засмеялась. У нас это, в принципе, не было чем-то странным. Обычно, если кто-то ссорился этим все и заканчивалось, но раньше я считала это глупым, ох, как же я ошибалась! Быстро развернувшись, я выбежала из столовой, направившись в сторону выхода из помещения. Руки снова стали бледнеть. Мне снова стало страшно.       На улице я села в снег, намочив всю одежду разом, но и охладившись при этом. Решив, что терять мне нечего, я легла на спину и стала делать ангелочка. Небо почти почернело, такая глубокая синева. Все же, мой плакат над кроватью - жалкая пародия на настоящее небо. Я так успокаивалась. Луна светила очень ярко, я не могла оторвать от нее взгляда. Сейчас хотелось забыться. Такое ощущение, что все это происходит не со мной. Да, я очень долго ждала того, как мои способности проснуться, но это стало таким неожиданным событием в череде моих скучных дней, что мне действительно страшно. И рядом никого. Я помню, лет в семь мне приснилось, что какая-то женщина в странной одежде говорит мне, что я избранная, что я особенная. Она дала мне ту ложную надежду, сделала меня самоуверенной, можно сказать, отогнала от общества. Сейчас опять хотелось поверить в то, что я самая обычная девочка. Хочется побыть где-то на свободе.       Решено. Как только я научусь управлять своими способностями, я сбегу, и меня никто никогда не найдет. Никто и никогда.